Капкан

– А ну-ка, Серый, потревожь его бабу, может, тогда он сговорчивей будет.

Андрей хотел сказать, чтоб ребята при женщине не хамили, но вспомнил, что им известны его отношения с Кирой, и смолчал, а Квадратный, он же Серый, вразвалочку подошёл к Людмиле и одним движением опрокинул её на диван, задирая лёгонький сарафанчик. Люда охнула и неловко выставила вперёд обе руки:

– Не надо!

– А кто говорит, что надо? – отступил парень. – И я о том же, а мужик твой – против. Молчит, скотина.

– Ты молчишь, паскуда! – И Серый ударил Андрея неожиданно сильно в нос. Из глаз брызнули искры, кровь потекла по подбородку. Люда пронзительно вскрикнула и тут же смолкла. Левашовский охранник ей врезал тыльной стороной ладони и молниеносно закрутил подол у горла.

– Заткнись! Где бумаги спрятали?

– М-м-м… – Ветлицкий пытался что-то сказать, но лишь мычал.

– Зря ты, Серый, поэта бьёшь. У него конституция нервная. Он и сам всё выложит. Где бумаги?

– Рукопись в портфеле.

– На хрена нам стихи, документы где, что Орёл передал спрятать?

– Только рукопись – «Дождь вдвоём».

– Издеваешься? Серый, начинай! – И Андрей с ужасом увидел, как тот самый парень, который держал Люду с закрученным у горла подолом халата, одним движением, только чуть пригнувшись, сорвал с неё плавочки. – Где бумаги?

И тогда Ветлицкий бросился, но не на низкорослого садиста, а на главного бандюгана, правильно рассчитав, что Серый отпустит Людмилу и поспешит старшому на выручку. Откинувшись назад и спружинив телом от диванной спинки, Андрей изо всех сил толкнул Радика. Тот лишь руками успел взмахнуть и боднул угол русской печки. Боднул и стал валиться на пол. Ни секунды не медля, хозяин квартиры с левой двинул Серого по загривку, но промахнулся, задев кулаком перекрестье рамы. Стекло зазвенело, посыпались осколки, и тут снова закричала Люда. Парень, карауливший дверь, заметался, а со двора заскочил четвёртый, что стоял на стрёме.

– Вы, суки, весь посёлок поднимете! У них соседи за стенкой не спят!

– А, чёрт, уходим! – И Квадратный ударил Андрея в грудь чем-то острым. Дальше сознание испуганного и почти убитого поэта отказалось что-либо воспринимать, чуть позднее, правда, до него донеслось, как один из налётчиков произнёс:

– Радику конец, на хрена нам труп? Зажигай! И бумаги сгорят со всеми.

И ещё Ветлицкий успел подумать, что никто, кроме Сунцовой и Рамзина, из знакомых не знал, что он был у Орлова, но и об этих двоих вспомнилось безо всякой злости, да о рукописи пожалел, теряясь в тягучем небытии.

Часть 2. Формула одиночества

1

То, как сознание возвращалось к Андрею, чем-то напоминало появление солнца: в сплошной черноте неба сначала чуть-чуть забрезжило, потом бесплотное пятно с того края, откуда положено ждать восхода, потеплело, наполняясь живым, розоватым светом, прошло какое-то время – и вот уже тьма окончательно отступила под напором грядущего дня. Он приоткрыл глаза!

– Ах, как славно, давно пора. Итак, молодой человек, мы смотрим, мы видим, зрачок реагирует на свет.

Белый потолок палаты, чуть в стороне никелированный шток со склянкой, опрокинутой горлышком вниз, а от неё, как венозная жилка, голубоватая трубка. «Значит, я жив, – соображал Ветлицкий, – верней, в порядке только зрение и сознание, да ещё слух».

– М-м-м…

– Спокойно, больной, вам нельзя разговаривать. У вас всё в норме: руки, ноги и даже внутренности.

«Брр-р… Говорит, как мясник: “…целы внутренности”».

– Он, наверное, пить хочет?

– Ну, посмотрим, посмотрим…

2

Ресторан «Золотой сон» открывался без лишней помпезности. Его затянутые узорчатыми решётками окна смотрели прямо на редакцию «Енисея».

– Кто из наших туда идёт? – спросила Сунцова заглянувшего к ней Старцева.

– Ресторан – это бытовуха, по части Куксовой, только, может, Солодовников самолично изволит засвидетельствовать своё почтение.

– Вряд ли. Да зачем ему теперь пресмыкаться перед денежными мешками, если зампред сегодня сказал, что берёт «Енисей» под крылышко правительства.

– Опять шеф усидел в кресле?

– Ещё не ясно, но скорей всего – да! Он к Рамзину на приём ходил, а через день выяснилось, что совминовский вестник сливают с нашей газетой и, конечно, под началом Ивана Петровича.

– Ты всегда в курсе, Магда.

– Должность обязывает, сам понимаешь.

– Понимаю. Смотри, какие буквы привинчивают. – Герман выглянул в окно. В это время в кабинет зашла Куксова.

– Привет заговорщикам, что вы там высматриваете?

– Да вот гадаем, как ресторан называться будет, – ответила Сунцова.

– С первым словом сомнения нет – «Золотой…» или «Золотая…» – чуть не пальцем на стекле вывел Старцев. – У новых русских всё золотое.

– Можете расслабиться, – засмеялась Светлана, – «Золотой сон».

– Почти как у Апулея «Золотой осёл», – закуривая, процедила сквозь зубы Магдалена.

– Думаешь, они Апулея читали?

– Не все же на одну колодку деланы. Вот взять хотя бы нашу Кирочку, той ни в уме, ни в начитанности не откажешь, – не спеша выпуская струйку дыма из язвительно поджатых тонких губ, всё в той же манере возразила опытная журналистка.

– Кире не откажу, но… – Герман поднял палец.

– Хочешь сказать – таких единицы, а я по своему выпуску сужу – набрали нас на спецкурс целую группу. Одних языков иностранных – целых три учили, вроде бы на Кубу готовили, и не только Сервантесом в подлиннике стращали, но и Санчесом Кастро мозги запудривали.

– Наверное, этот Санчес родственник Фиделю Кастро? – предположил Герман.

– Если и так, то, скорей всего, очень далёкий, – усмехнулась Сунцова, – не в этом дело. Учили нас хорошо, и дух вольности был не чужд, хотя выпустили мы однажды стенную газетку, где усомнились в том, что визит Никиты Сергеевича на берега Волги помог выиграть Сталинградскую битву. Нагрянула комиссия, и троих отчислили, а остальные нашли-таки себе место под солнцем.

– Насколько я понимаю, ты в их ряды не попала? – простодушно заметила Куксова.

– Я из тех, которую выгнали, пришлось потом заочно доучиваться на педфаке. – Скорей всего, несостоявшаяся новая русская продолжила бы свою лекцию, если бы не Светлана, которая ткнула пальцем в окно:

– Магда, смотри!

У крыльца ещё не открывшегося ресторана молодой человек в чёрной куртке и надвинутой на глаза лыжной вязаной шапочке выцеливал пистолетом мечущегося между автомашинами мужчину. Наконец раздались выстрелы и последний упал, а киллер побежал в сторону городского сквера.