Карамболь

— Развратник? — подумал вслух Юнг. — Она сказала: развратник?

Эва Морено опустилась на стул, обычно предназначавшийся для посетителей:

— Все еще работаешь?

Рейнхарт посмотрел на часы. Уже семь. Ему бы хотелось, чтобы было чуть поменьше.

— Нужно кое-что подытожить. Довольно поздно смог застать фрекен Фрей. А как у вас дела?

— Неважно, — со вздохом ответила Морено. — Честно говоря, это не самая гениальная стратегия…

— Я знаю, — перебил ее Рейнхарт. — Но будь у тебя что-то получше, ты бы сказала об этом прямо с порога. Поправь меня, если я ошибаюсь.

— Да. Вероятно, так. В любом случае, дело продвигается довольно туго. Мы побеседовали в общей сложности с шестнадцатью знакомыми Эриха Ван Вейтерена… согласно приоритетному списку его подруги. Со всеми, кто в городе… мы отправили Боллмерта по другим местам, и, кстати, он вернется в пятницу. Пока ни от кого ни черта путного добиться не удалось, хотя никто, похоже, ничего не скрывает. Во всяком случае, ничего, связанного с нашим делом.

— Алиби? — спросил Рейнхарт.

— Спасибо тебе на добром слове, — сказала Морено. — Когда просишь людей предоставить алиби, особую популярность не заработаешь, хотя добиваться популярности, наверное, не наша задача, как частенько говаривал комиссар. Как бы то ни было, пока все вроде о’кей. Мы, правда, еще не успели проверить их алиби, но ведь этого и не требовалось?

— Нет, пока у нас не появятся подозреваемые, — ответил Рейнхарт. — Настоящие подозреваемые… думаю, среди этих имен имеются кое-какие сомнительные типы?

— Там имеются всякие, — подтвердила Морено. — Некоторые из них наверняка не слишком довольны, что Марлен Фрей с такой легкостью передала адресную книжку врагу. Но мы плюем на все, что не касается нашего дела. Согласно приказу.

— Согласно приказу, — подтвердил Рейнхарт. Он откинулся на спинку кресла и задумался, сцепив руки на затылке.

— Если бы ты согласилась сделать вместо этого еще один заход к Марлен Фрей, я бы не возражал, — сказал он. — Болевые точки в ее жизни — полицейские и мужчины. Ты хотя бы не мужчина.

Морено кивнула и немного помолчала.

— Как ты думаешь, во что Эрих умудрился вляпаться? — спросила она потом.

Рейнхарт зажал в зубах конец трубки и потер виски.

— Не знаю, — ответил он. — Ни малейшего понятия, это и есть самое отвратительное. Обычно имеешь хотя бы какое-то представление, о чем идет речь… так сказать, направление.

— А сейчас у тебя его нет?

— Да, а у тебя?

Морено помотала головой.

— Может, Марлен Фрей что-то знает и скрывает? — спросила она.

Рейнхарт снова задумался. Попытался прокрутить в голове сегодняшний разговор.

— Нет, думаю, что нет. Впрочем, у тебя может сложиться другое впечатление — женщины так загадочны.

— Это мне прекрасно известно, — отозвалась Морено. — Ты больше не разговаривал с комиссаром?

— Со вчерашнего дня — нет, — признался Рейнхарт. — Возможно, позвоню попозже вечером. Копаться в жизни и делах его сына тоже довольно противно. Там ведь далеко не все кристально чисто. Не самое приятное грязное белье, да и ему едва ли легко предаваться горю, сознавая, чем мы тут занимаемся. Черт побери, ну и каша!

— А оно действительно такое уж грязное? — спросила Морено. — Я имею в виду белье.

— Может, и нет, — ответил Рейнхарт, вставая. — Несколько лет назад оно, в любом случае, было намного грязнее. Вполне возможно, что все обстоит так, как говорит фрекен Фрей… что они стали выбираться на твердую почву. Жаль только, что он не продвинулся чуть дальше. Впрочем, людей вообще должно быть жаль, как я слышал. [8]

Он подошел к окну. Раздвинул пальцами две рейки жалюзи и посмотрел в щелочку на город и темное небо.

8

Рейнхарт имеет в виду известную цитату из Стриндберга: «Жаль людей».

— Со сколькими из тех, с кем он встречался за последнюю неделю… с кем, как мы знаем, что он встречался за последнюю неделю, мы уже пообщались?

— С семью, — не колеблясь, ответила Морено. — Столько же ожидает нас завтра, если все пойдет по плану.

— Хорошо, — сказал Рейнхарт, отпуская жалюзи. — Мы ждем хоть маленькой ниточки, за которую можно было бы уцепиться. Рано или поздно мы ее отыщем, требуется только терпение… в этом ведь нет ничего необычного?

— Совершенно ничего необычного, — согласилась Морено. — Правда, я отнюдь не против того, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки побыстрее. Чтобы у нас появилось направление.

— Тщетные надежды, — вздохнул Рейнхарт. — Нет, на сегодня все. Ведь у меня есть семья, если мне не изменяет память. По крайней мере, утром была. А как обстоят твои дела?

— Замужем за профессией.

Рейнхарт посмотрел на нее, удивленно подняв брови.

— Ты должна потребовать развода, — серьезно заявил он. — Неужели ты не понимаешь, что этот супруг тебя просто использует?

В четверг вечером они попытались обобщить результаты расследования. С того момента, как в кустах возле парковки в Диккене обнаружили тело Эриха Ван Вейтерена, прошло пять с половиной суток. И девять с тех пор, как оно там оказалось если расчеты не ошибочны. Следовательно, было уже пора. Даже при том, что узнать пока удалось не слишком много.

Начали с подруги жертвы.

Марлен Фрей несколько раз допрашивали Рейнхарт и Морено — естественно, с соблюдением максимальной деликатности и уважения, — и она, насколько они оба могли судить, делала все, что в ее силах, чтобы оказывать полиции всестороннюю помощь. Жаловаться на неготовность к сотрудничеству не приходилось. Особенно принимая во внимания обстоятельства, с чем, безусловно, считались.

Количество допросов друзей и знакомых покойного выросло до внушительной цифры семьдесят два. Полученные сведения носили довольно пестрый характер, но обладали ярким сходством: никто из опрошенных не представлял себе, кто мог желать Эриху Ван Вейтерену смерти, и никто не имел ни малейшего понятия о том, что за дело было у него в Диккене в тот роковой вторник.

Свидетельские показания из ресторана «Траттория Комедия», судя по докладу инспекторов Юнга и Роота, тоже добавили к делу немногое, хотя здесь постепенно обозначилась одна — именно одна — маленькая зацепка, первая и пока единственная во всем расследовании. Существование мужчины с длинными темными волосами и бородой, которого приметила в баре около шести часов Лизен Берке, нашло свое подтверждение еще у двоих свидетелей: бармена Алоиза Куммера и повара Ларса Нильсена — оба были на сто процентов уверены (вместе — на двести процентов, оптимистично заметил Роот) в том, что такой персонаж действительно чуть-чуть посидел с пивом в баре примерно в указанное время.

Железно, как аминь в церкви и шлюхи на улице Звилле, как обычно говорили в городе.

Его описание тоже казалось вполне удовлетворительным — по крайней мере, единодушным. Темные волосы, темная борода, темная одежда и очки. Повар Нильсен припомнил также, что у мужчины возле стула стоял пакет, но Куммер и Берке на вопрос о пакете только плечами пожали. Не подтвердили, но, в принципе, и не опровергли.

Когда Юнг с Роотом отчитались об этой единственной наметке после пяти дней напряженного расследования, Роот уже загорелся: