Карантин
Шрифт:
Бабочка стала прилетать к нам каждый вечер. Днём она вылетала в открытое окно – на солнышко, погреться. А вечером возвращалась. И спала на стене над Ксюшиной кроватью. Ксюша с нежностью: “Она меня любит!”
Итак, больница. На дворе – бабье лето не кончается, днём тепло, но по ночам очень холодно. У нас разбито окно. Мы заклеили дыру картинкой, но это не спасает. Каждую ночь, на рассвете, я просыпаюсь от того, что всё тело свело от холода. Пальцы на ногах просто ломит. Встаю и делаю небольшую зарядку, чтобы согреться, вспоминая
Папа принёс нам маленький обогреватель. Но наш колодец им не обогреть, тёплый воздух уплывает вверх и обогревает грязный потолок, а не нас.
“Здравствуй, милый мой Гавр!
Сегодня – великомученица Людмила, именины Людмилы Фёдоровны, нашей волшебной крёстной. Поздравляю! А завтра – Вера, Надежда, Любовь и мать их София. Если бы ты сегодня вечером зашёл в Храм и заказал на завтра благодарственный молебен Богородице о наших детках, – я была б тебе очень благодарна. А если б ты ещё и договорился с батюшкой на завтра, чтобы он пришёл и причастил всех нас, – это был бы настоящий праздник.
Телефон опять сломали. Вчера же. Что поделаешь: дети… Вчера все так накинулись на него, что он не выдержал.
Кстати, атмосфера здесь совсем не такая добренькая, как показалось в первые дни. Медсёстры и няньки жутко орут на детей. Дети плачут… До обеда (когда в отделении врачи), мед.тёти ведут себя потише, но вторая половина дня – сплошной крик. Просто в первые дни я была в полной отключке от внешнего мира, ничего, кроме Ксюшиных хрипов, не слышала. Теперь – слышу. Детишек жалко.
Большое тебе, папочка, спасибо от доченьки: “За конфетного клоуна, за слоника в шарике, за бегемотика, за утёнка, за курочку, за утюг, за шарики, за вафельные конфеты, за кексы очень вкусные, за наклейки, за фломастеры. И конечно же за азбуку!”
Азбуку, старенькую, мы сначала, очень недолго, изучали. А теперь, узнав, что ты купил новую, с упоением вырезаем из неё зверушек-симпатюшек. Вот, уже все кнопки опять израсходовали! Целую коробку. Ксюша – великий мастер вырезания. (“И раскрашивания”, – добавляет она). В настоящую минуту она именно этим и занимается.
Да, у нас тут беда: порвался хвост у Льва (бумажного, на стене). Срочно нужен лейкопластырь! Или скотч. Этот Лев – Ксюшин любимец. Когда она засыпает, она смотрит на него…
А уж как дыня Ксюше пришлась по душе! Она её два дня уминала за обе щеки. Спасибо тебе, папочка. За дыню и за всё остальное, что и перечислить невозможно. Мы тебя очень любим. Я думаю, что в воскресение мы всё же устроим твоё пробирание к нам. Кроме белого халата, нужна ещё маска на лицо. У меня тут есть две салфетки, я тебе сошью. Наверное, лучше всего часов в шесть, или в семь, да, лучше в семь – чтобы не нарваться на вечерний обход дежурного врача. Может, вы с Колей к нам заглянете? Он какой-то вездепроходящий. Уж очень мне хочется, чтобы вы с Ксюшей повидались. Нельзя же так долго вам не видеться!
Но они (врачи) очень боятся какого-нибудь дополнительного вируса. И они правы, конечно. Нос у Ксюни всё ещё плохо дышит, и по ночам она подкашливает. На улице похолодало, больше я Ксюню в окошко высовывать не буду. Не дай Бог застудить! Она ведь такая слабенькая сейчас…
Вчера в наше отделение из реанимации перевели девочку. У неё была дифтерия носоглотки, как у Ксюши, но с отёком, и она чуть не умерла. Еле выходили… А нянечка рассказала, что недавно в нашем отделении умер ребёнок, которого не считали очень тяжёлым и не ввели дополнительную дозу сыворотки. И вообще, говорит няня, дети
от этой проклятой дифтерии умирают довольно часто. А ещё чаще – взрослые.Я прямо содрогнулась вся от её рассказа. И, оглянувшись на путь, которым прошли наши дети, понимаю, что и Антоша, и Ксюша прошли по ниточке. По тонкой-тонкой ниточке… По которой мы проходили уже не раз в нашей жизни. Этой ниточкой, как всегда, была молитва. Мы все (мы и наши друзья) отмолили наших детей. Моё спасибо безграничное каждому в отдельности – всем, кто мысленно, молитвенно был с нами в эти дни.
А ещё за наших детей молились Серафим Саровский, Сергий Радонежский, блаженная Ксения, Пантелеймон-целитель, Амвросий Оптинский, Никола Угодник, отец Александр Мень. И, конечно же, Матерь Божия. Я так остро чувствую их поддержку, так благодарна им, так люблю их, молитвенников наших.
Как-то совсем по-другому ощущаешь себя в мире – когда случается ТАКОЕ.
Только что приходила наш лечащий врач, Алина Николаевна. Говорит: все мазки у Ксюши плохие. Она продолжает выделять дифтерийную палочку. С этой палочкой нужно бороться, нужно пить антибиотики (вот почему их давали Антоше в таких огромных дозах). Но я боюсь за Ксюшин желудок и боюсь дополнительной аллергии, ещё и на антибиотики.
От антибиотиков отказались, решили бороться своими силами. Принесите нам ещё святой водички и маслице от преподобного Амвросия.
Хочется ещё музыки. Принеси, пожалуйста, кассету с Аликом Мирзаяном, что-то я по нему соскучилась. И ещё что-нибудь хорошее, какие-нибудь песни “ретро”.
Всё, иду кормить Ксюню. И утешать. Сейчас капали в нос капельки от насморка, и она плачет…
А вот и ты пришёл, покричал мне под окошком… Иду! Надеюсь, что выберемся мы из всех наших проблем. И опять будем вместе. Так хотелось бы!
Не скучай сильно!
29 сентября 1994."
Но я всё-таки должна рассказать и о тягостных эпизодах в нашей больничной жизни. И прежде всего о Ксюшиных странностях, которые здесь, в заточении, я переживаю особенно остро.
Конечно, для меня не новость, что Ксюша не любит, когда её целуют. Поцелуй она воспринимает как покушение на личную свободу и независимость. Хотя никто ей этим не досаждает, но хочется ведь иногда поцеловать любимую дочку! Да и ей это на самом деле нужно, она многого лишает себя, отталкивая нас. Эта Ксюшина странность-особенность стала ярко видна на втором году её жизни, после тяжёлого гриппа. Так совпало, или болезнь это спровоцировала? Никто нам на этот вопрос не ответит. Но из того гриппа Ксюша вышла какой-то другой: раньше была ласкунчиком, а теперь… От поцелуев любимого папы и обожаемого брата Антоши Ксюша всячески уворачивается. Когда же тот или другой настигают её, – она с вызовом стирает поцелуй со щеки! Стирает папины поцелуи, стирает Антошины. Если чмокнуть не в щёку, а в макушку, – ожесточённо трёт макушку. Антон на это хохочет, папа – обижается…
До сих пор не стирались только мои поцелуи. Но так тоже было не всегда. Я долго и терпеливо, без навязчивости, приручала Ксюнечку. Делала то, на что у вечно спешащего папы и чересчур импульсивного Антоши нет ни времени, ни терпения. Здесь главное – почувствовать Ксюшино настроение и уловить момент, когда она расположена к ласке: например, перед сном, когда я её баюкаю на коленях и пою песенку, можно тихонечко поцеловать в щёчку. Или когда сидим в обнимку и читаем, тоже можно незаметно поцеловать в тёплую каштановую макушку… Но только ни в коем случае не фиксировать на этом внимание! А то может дёрнуться и отшатнуться. Ну, такая вот девочка, с такими вот особенностями… Конечно, родственников, особенно бабушек, всё это шокирует и обижает. Ведь она никому, кроме меня, не позволяет поцеловать себя. Ну, такая вот девочка загадочная, необычная, непростая… Да, это не тот ребёнок, которого можно обчмокивать с утра до вечера! И не мечтайте!