Кардонийская рулетка

Со стороны могло показаться, что единого ответа нет, но спросите любого жителя материка, и вы услышите: Хома. Великая река, рассекающая Приоту с севера на юг, мать всего и всего основа. На берегах Хомы возникли первые на Кардонии поселения, по ней люди исследовали свой новый дом, на ней стояли столица Линегарт и главные города внутренней Приоты. Хома и несколько крупных озер наполняли материк жизнью, не позволяя степи высохнуть под жарким солнцем, дарили драгоценную воду, за которую им были благодарны и птицы, и звери, и землеройки, и даже… ушерцы.

— Почистил?

— Да, — отозвался Жибер.

— Включаю!

Снат запустил электрический насос, и вода вновь пошла к фильтрам, один из которых механикам пришлось прочищать несколько минут назад.

— Жибер, доложите!

— Баки будут заполнены через четверть часа, коммандер.

— Хорошо. — Заглянув в гидроотсек, Драмар Накордо вернулся в «салон», постоял пару мгновений, заложив руки в глубокие карманы форменного комбинезона и решив, наконец, что последние пятнадцать минут остановки имеет смысл посвятить отдыху, полез к верхней пулеметной, чтобы выбраться на широкую спину паровинга.

Самолет тихонько покачивался на волнах Копесора — приотского озера, входящего в знаменитую шестерку «великих». На западном берегу Копесора не было ни одного поселения, и именно поэтому ушерские разведчики выбрали его для дозаправки. Заодно надеялись искупаться, но Накордо не позволил: пока Снат и Жибер качали воду, остальные члены экипажа занимались профилактикой и мелким ремонтом и только-только стали выползать на солнышко.

— Сколько у нас времени?

— Четверть часа.

— Сойдет.

Первым Драмар встретил пыхтящего трубкой Усицкого: курить на борту категорически запрещалось, поэтому приземления были единственной для капитана возможностью предаться пагубной привычке.

— Табачку?

— Не хочу.

— Как знаешь. — Усицкий блаженно улыбнулся и «как бы» доложил: — У меня все в порядке.

Главным «оружием» разведчиков была мощная радиостанция, позволяющая связаться даже с Тахасой. Огромное радиохозяйство потребовало создания на борту отдельной службы из трех человек под началом капитана Усицкого. И именно у этой службы, если верить словам ее начальника, «все было хорошо».

— Может, выйдем на связь с базой? — Капитану давно надоело молча слушать ушерцев, хотелось опробовать радио в настоящем деле. — Свистнем, что у нас все хорошо, что сидим на Копесоре…

— Не раньше чем доберемся до первой цели.

— То есть часа через два? — печально вздохнул Усицкий.

— Да, — подтвердил Накордо. — Часа через два.

…Возвращение Валемана позволило разведчикам проложить оптимальный с точки зрения скрытности маршрут. Вылетев из Северного Кадара, они добрались до островов, где их дожидалось вспомогательное судно, под завязку наполнили баки водой, провели дополнительную профилактику и взяли курс на запад, по широкой дуге обойдя зону активного рыболовства. Северная оконечность континента была, можно сказать, безлюдна: неприветливые Хомские горы с беднейшими недрами и полным отсутствием плодородных земель не привлекали приотцев, и именно здесь разведчики вошли на материк, направившись затем строго на юг. Задача перед ними стояла простая: осмотреть три крупные военные базы, расположенные на правом берегу Хомы, и тем же маршрутом вернуться в Ушер. На вопрос: «Что именно вы вкладываете в понятие „осмотреть“?» Накордо получил весьма неопределенный ответ: «Ищите все необычное, странное, подозрительное» — и преисполнился уверенности, что в действительности главной целью операции было испытание нового паровинга в реальных условиях. Дело важное, нужное, но не такое почетное, как разведка.

— Не хочу этим заниматься, — покачал головой Чебер. — Дальние полеты над вражеской территорией, конечно, возбуждают, но мне по душе хорошая драка. Хочу в бой ходить.

— Твое право, — кивнул Накордо, спокойно глядя вперед, на голубое небо, украшенное редкими пятнами облаков.

Была его вахта вести паровинг, а потому руки Драмара лежали на штурвале.

Чебер с удивлением покосился на коммандера и поинтересовался:

— Когда вернемся, подпишешь рапорт о переводе?

— Да.

Второй пилот летал с Драмаром пять лет, расставаться было жаль, но Накордо понимал, что у каждого свое небо и глупо удерживать хорошего летчика там, где ему плохо. Чебер попробовал стать разведчиком, у него не получилось, значит, Чебер должен уйти.

— Не обижаешься?

— Нет.

— Коммандер, подлетаем к точке «Полдень», — доложил астролог.

— Общая тревога! — громко объявил Накордо и услышал топот башмаков: свободные от вахты офицеры бросились к пулеметам. На всякий случай, разумеется, — не принять меры предосторожности коммандер не имел права.

«Осматривать» цели предполагалось издалека. Драмар прекрасно понимал всю глупость подобного подхода, но переубедить начальство не смог: адмирал Даркадо хотел, чтобы первый дальний паровинг обязательно вернулся из своего первого дальнего похода, и распорядился не рисковать. Удаленный облет на максимально возможной для наблюдения высоте — вот что ожидало разведчик ков согласно инструкции. Однако первый же брошенный на базу взгляд вызвал изумленное восклицание:

— Она пустая!

И тут же последовало подтверждение от Чебера:

— База покинута, коммандер. — Пауза. — Это невозможно.

День в разгаре, от военных должно рябить в глазах, но среди построек не видно ни души. Нет машин, нет приписанного к точке «Полдень» импакто, и приотского знамени на флагштоке — тоже нет. Пусто, как в Пустоте.

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Нет, — негромко ответил Драмар и повернул штурвал, уверенно направляя паровинг к базе. — Посмотрим вблизи.

Глава 11

в которой Арбедалочик интересуется и сам становится объектом интереса, Бабарский поражает напором, Бедокур ужасает Мерсу, Хасина теряется, а Дагомаро выслушивает откровения

Самой легкомысленной планетой Ожерелья заслуженно считалась Андана — царство карнавалов, театров и пышных празднеств, которые привлекали тысячи людей со всего Герметикона. Андана диктовала моду на одежду, внешность и даже образ жизни. Андана генерировала тенденции и сама определяла границы вседозволенности. Она служила маяком для всех, кто жаждал жить красиво, и никто не удивлялся тому, что именно на Андане рождались лучшие художники, скульпторы, архитекторы, музыканты, поэты, ювелиры и портные. Необязательно в буквальном смысле, но огранить талант при помощи взыскательных ценителей считалось делом обязательным.

Веселый нрав анданийцев, их дружелюбие и тяга к беззаботной жизни вошли во множество поговорок, и, возможно, именно они помогли спастись общине мриагеров: то ли ортодоксов, твердо следующих заповедям первых олгеменических текстов, то ли еретиков, извративших святое учение до полной неузнаваемости. Как бы там ни было, появившиеся еще при Первых Царях мриагеры подверглись гонениям во всех мирах Ожерелья, были стерты, позабыты и уцелели лишь благодаря покровительству анданийских даров, ценивших странных сектантов за высочайшее ювелирное искусство.