Карибский кризис

Тем временем Коршунов запрокинул голову, и массажистка возобновила свою работу. Прикрыв глаза, он заговорил, голова его вздрагивала при движениях девушки в белом халате, и со стороны казалось, что его монотонная речь была предназначена мифологическим фигурам, парившим в лазури потолка.

Следя за его мыслью, я устремил свой взгляд туда же, к аллегорическим фигурам на потолке.

— …Андрей не наш… Он не жил этой жизнью… Я видел его на твоей свадьбе. На день рождения к тебе он также приходил с женой, с ребенком. Тебе с ним просто интересно, он нравится тебе, как человек. Не потому, что он такой хороший. Всё потому, что он умеет нравиться, он управляет твоими эмоциями. Он уступил, но он не должен был этого делать. «Мы сэкономили, бросили кость»… Это ерунда! Вы должны были сделать так, как мы договаривались. Вы должны были разложить всё по мастям этому мусору. Нет, Ренат, это не то, что ты думаешь. Не думай найти в нём что-то настоящее. Ты понимаешь, о чём я говорю. Человек человеку — волк. В жизни ты никому не нужен, кроме самых близких родственников. Жены предают, дети предают… Что взять с остальных?.. Я знаю, ты со мной не ради денег. Это большая редкость. Это меня радует, я ценю…

Массажистки меж тем уложили Коршунова на кушетку и принялись работать над задней поверхностью его тела. Мысль его продолжала работать, и он говорил:

— …Он тебя использует, вот увидишь.

Приподняв голову, он неожиданно сказал мне:

— Не вздумай выходить на меня напрямую! Все контакты — только через Рената!

Я воспринял это спокойно — я и не собирался искать встречи с Хозяином, минуя своего брата. Опустив голову на кушетку, Коршунов продолжал говорить:

— …И не вздумай трындеть по городу, что работаешь со мной. Таких клоунов уже полгорода, все мною прикрываются, как хотят. Конечно, я в ответе, за всех, кого приручил, но не надо хаметь! Вот охранники… Что там Винц c Богданом?!

Ренат засмеялся:

— Вы же знаете про них всё…

— …Знаю… А что поделаешь… Помнишь, как мы ехали вслед за ними по Обводному каналу, они на моём Субурбане, и я звоню Богданчику на сотовый и спрашиваю: «Ты где, хохломордый?». Он мне: «В офисе, шеф». Я ему: «Богдан, где Субурбан?» Он отвечает: «В гараже, где ж ему быть?» Мы тормозим этот сарай — они в Субурбан загрузили, наверное, всех шлюх со Староневского. Все работающее женское население собрали. Весь раздвигающий ноги профсоюз.

При этих словах Коршунов громко расхохотался и продолжил сочным голосом сытно пообедавшего человека:

— …Ну и что?! Они меня пытались обмануть, но я никого не прогнал, все на месте. Держу их всех, человек двадцать. Не нужно столько, оставить половину — и то много. На сэкономленные деньги можно было бы взять девочку, сводить к доктору… чтоб всё чисто было… подшаманить, как ту звезду… ладно, не будем… и вперёд — куда больше удовольствия, чем смотреть на эти деревенские рожи. Почему я делаю так, как делаю — потому что чувствую ответственность!

Таковы были мысли, гармонично группировавшиеся под лоснящимся черепом Хозяина. Шумно выдохнув после того, как массажистка двумя руками надавила ему на позвоночник, он спросил:

— …А сейчас — что вам от меня нужно? Почему я должен тратить на вас свою энергию?!

Ренат с готовностью ответил:

— Владислав Семёнович, всю арифметику по предстоящему тендеру мы сможем дать примерно через месяц. Сам тендер состоится не раньше мая. А на всё это время нам нужна поддержка. Мы просто хотели подтвердить — наш уговор по Давиденко остается в силе?

— Разумеется, — ответил Коршунов, — моё слово — закон. Только не надо больше самодеятельности. Что там ещё у вас?

Ренат подошел к изголовью кушетки, присел, и вполголоса принялся излагать основную цель визита. Не дослушав, Коршунов ответил, что у Юрия — охранника, дежурившего в холле, находится портфель, в котором лежит 45 тысяч долларов — чуть меньше требуемой суммы.

— …Скажешь, чтобы выдал тебе. Оставь мне пятьсот баксов на ужин.

С этими словами, окончательно устав, по-видимому, от умственного усилия, затраченного на общение с людьми, «не жившими этой жизнью», Коршунов закрыл глаза и широким зевком дал понять, что аудиенция закончена.

Ободренные, мы с Ренатом улыбнулись друг другу.

* * *

Насколько я уразумел сказанное Коршуновым, формат общения со старым седым полковником должен был выглядеть таким образом: жесткий пресс, выставление условий, которые были бы выгодны только мне, урезание ежемесячных платежей. Словом, нужно было сделать так, чтобы святой Иосиф летал бы у меня через хуй. Но к сожалению, у меня не было возможностей дрессировать его, собственно, не было даже поводов к нему обращаться — так получилось, что вопросы по всем текущим тендерам решались без него. В горздравотделе намечались серьезные изменения, у Кармана забирали финансирование, и всё указывало на то, что он не сможет больше командовать департаментом муниципального заказа и проталкивать своих поставщиков. Теоретически существовала вероятность, что на этих новых людей, которые будут рулить деньгами горздравотдела, можно наехать через святого Иосифа, но мне было совершенно недосуг заниматься этим.

В итоге, моё воздействие на него ограничилось тем, что я проигнорировал его требование погасить задолженность по зарплате уволенным бунтовщикам и не заплатил ему самому, посчитав, что это они мне должны, а не я им. В редких телефонных разговорах с ним я изображал сострадание к горемыкам из ЮМС, жаловался на собственную нестабильную ситуацию, и всячески крутил динамо.

Шло время, и было подозрительно тихо — ни наездов ОБЭП, ни арестов счетов, ни писем из налоговой инспекции. Очевидно, у святого Иосифа нашлись более серьёзные дела, и он на время забыл про меня.

Глава 84, О чрезвычайном происшествии, которое уже само по себе могло похоронить весь мой бизнес

Ирина Кондукова ушла, что называется, для того, чтобы вернуться. Втайне от меня она захаживала к главврачу кардиоцентра Халанскому, который при каждом удобном случае просил меня, чтобы я её вернул для подготовки к предстоящим тендерам. В этом было рациональное зерно — после ухода Лены Николовой Ирина замкнула на себе вопросы поставок кардиоцентру, и кроме неё, никто не разбирался в этой сложной продукции — а это сотни позиций. И теперь, в свете того, что условия госзакупок менялись — что-то будет отдано на открытый конкурс, что-то будет закупаться по-старинке, по котировочным заявкам, что-то по письму губернатора без конкурса — в свете всего этого нужно было принять решение, как распределить все позиции по этим трем пунктам, чтобы обеспечить нам гарантированную победу на конкурсах. Халанский позволил нам самим установить нужные нам правила, и наше решение он в свою очередь представит в облздравотделе как своё.

Помимо кардиоцентра, Ирина держала другие важные нити — ростовские, краснодарские и ставропольские клиенты, которых она приобрела благодаря знакомству с сотрудниками компании «Джонсон и Джонсон». Я не имел доступа к этим клиентам. Можно было, конечно, познакомиться через руководство Джонсона, которое слушалось меня, а не моих уволенных сотрудников, но на это ушло бы не меньше месяца — объехать всех (а это три города), сходить с ними в ресторан, провести переговоры на нужном уровне. Времени у меня не было.

Ну и, наконец, Азимов, главврач больницы № 6 г. Казани. Он конкретно запал на Ирину и неоднократно в шутливой форме угрожал мне, что если она ему не даст, он прекратит сотрудничество с Совинкомом.

И она начала меня шантажировать своим влиянием на этих людей.

«Эта Звезда меня с ума сведет», — печально думал я, сбрасывая её звонки. Она наяривала Максиму, Ренату, Марине, Павлу и даже моим родителям, с одной-единственной фразой: «Андрей в опасности, я хочу ему помочь!» Потом она приехала в офис и, запугивая Павла угрозой разорения фирмы, требовала допустить её к делам, иначе, говорила она, «все тендеры пойдут по пизде».