Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
В политическом плане экспедиция была неудачной, но Людовик сделал упор на то, что его поход избавил королевство от всех тех капитанов, рутьеров и других мародеров, которые распространились по королевству, угрожая "полным уничтожением" земель Карла VII и его бедных подданных [432] . Если бы по какой-то случайности поведение этих людей было иным, можно ли было добиться политических успехов? Матье Томассен в своем труде Регистры Дофине (Registre delphinal), написанном десять лет спустя, говорит о том, что если бы "войска монсеньора Дофина были хорошо управляемы и не совершали тех великих бесчинств, которые они творили, то монсеньор привел бы в повиновение большинство земель алеманнов, вплоть до того, что мог стать императором". Но к этому высказыванию следует относиться скептически.
432
Charavay 1883, 22.
В своих письмах от 9 января 1445 года Карл VII также выдвинул требование об изгнании живодеров и приказал для этого собрать с областей Лангедойля по обе стороны Луары 300.000 франков в качестве субсидии, первый срок выплаты которой был назначен на 1 апреля, а второй — на 1 сентября.
Примечательно уже то, что французская королевская власть отправила наследника короны за пределы королевства, действовать на свой страх и риск, в экспедицию, политические цели которой были довольно неясными.
433
Fray 1986.
В конце августа 1444 года представители города Эпиналь и его жителей, формально подданных епископа Меца, были вызваны к Пьеру де Брезе и под угрозами должны были признать, что они "добрые, верные и истинно преданные подданные короля, как его собственный народ и добрые города". Таким образом, подчинение было полным, даже если это означало, что Карл VII, остановившийся в Эпинале в середине сентября, немедленно подтвердил все привилегии горожан. Правда, он утверждал, что лишь устранил несколько несправедливых начинаний, осуществленных во вред королевству и короне Франции, а также "восстановил и привел к [своей] светлости и доброму повиновению" города и общины, которые в силу разных обстоятельств неоправданно от него ускользнули.
Крупнейшим из таких городов был Мец, который представители Карла VII и люди короля Рене друг у друга оспаривали, и в окрестности которого они вторглись, применяя тактику давления, сопровождавшуюся грабежами и разрушениями, чтобы склонить жителей к подчинению. Сохранилась копия "вызова", адресованная главному эшевену, семерым военным советникам и тридцати советникам юстиции города Мец, подписанная маршалом Франции Андре де Лавалем-Монморанси, сеньором де Лоеак, камергером короля и сенешалем Пуату Пьером де Брезе, сеньором де Ла-Варенн, камергером короля и Великим магистром артиллерии Жан Бюро, королем Рене и его братом Карлом, графом дю Мэн, де Мортен и де Жьен. Это был военный аспект конфликта, наименее значимый из всех. Но существовала и политическая подоплека. Во время аудиенции в Нанси представителю Карла VII, президенту Парламента Жану Рабато [434] , было поручено довести до послов города Мец, что король обязан со всей строгостью и при необходимости силой оружия заставить их подчиниться и признать власть короны Франции, под страхом уголовного и гражданского преследования (что было очень близко к обвинению в "оскорблении величества"). В ответ красноречивый представитель жителей Меца, мэтр Николя Лув, напомнил, что город является "одним из четырех вольных городов Священной Римской империи". После этой словесной дуэли Карл VII, как обычно, перешел на более учтивый тон и приказал хорошо обращаться с послами из Меца. Но военные действия продолжались до тех пор, пока не были заключены два договора. Первый (28 февраля 1445 года) с королем Франции, который по просьбе принцев крови, согласился на "добрый мир и согласие" с городом Мецем и на время откладывал устранение причин конфликта. Другой (3 марта) с королем Рене, который, если говорить кратко, списывал долги последнего городу Мецу и его жителям. Этот второй договор, названный "окончательным соглашением о мире", намеренно подчеркивал решающую роль в этом деле Карла VII, который "по своей милости и благословению, ради достижения мира" вмешался, чтобы устранить конфликт между королем Сицилии и городом Мец.
434
Согласно судебного протокола от 1446 года, Жан Рабато пытался стать канцлером, предложив большую взятку какому-то из влиятельных при королевском дворе лиц (возможно, Брезе).
Таким образом, в этом документе король Франции был представлен как миротворец. Надо сказать, что, по ходу переговоров, в отношении города Мец, он значительно снизил свои требования. Поначалу он хотел, чтобы жители Меца оказали ему "послушание и верность", как подданные своему государю и ежегодно выплачивали 10.000 флоринов, плюс 200.000 флоринов за возвращение захваченных крепостей и освобождение пленных. Но в результате вместо подданства согласился на тесный союз [435] .
435
Zeller 1926, 44–57. Marot 1941. Contamine 2005a.
Результатом давления на Верден стало королевское письмо от 23 июня 1445 года, согласно которому город, в обмен на денежные выплаты и обещание военной службы, перешел под защиту короля Франции. Еще более сильное давление на Туль, привело к тому, что в мае 1445 года, несмотря на "нахождение в Империи за пределами королевства", город в свою очередь заплатил и признал, хоть и очень неохотно, королевскую защиту.
Длительное пребывание Карла VII в Нанси также стало возможностью продемонстрировать, что существует не только высококультурный бургундский двор, и что французский двор, вновь обретший блеск и влияние, может с ним соперничать, посредством проведения рыцарских турниров, роскошных пиров и балов.
В соответствии с решением, принятым в Сомюре два года назад, были изданы налоговые ордонансы, цель которых заключалась в следующем: во-первых, предоставить королю полное право самому распоряжаться расходами и определять их статьи, которые впоследствии должны были исполняться генеральными приемщиками. Без подписи короля все счета, при проверке Счетной палатой, не должны были приниматься во внимание. Во-вторых, напомнить подданным, что все они, "включая купцов, ремесленников, крестьян, юристов, должностных лиц, клерков и нотариусов", "для защиты королевства и подданных" должны были платить эды, талью и габель (так называемые чрезвычайные налоги). Однако, для отдельных категорий подданных были предусмотрены исключения: а именно студентов, посещавших университеты Парижа, Орлеана, Анжера и Пуатье с целью получения "степеней и постижения наук"; "дворян, несущих военную службу" или тех, кто уже не мог этого делать в силу своего возраста; "офицеров" короля (государственных чиновников и служащих его двора) и просто "бедных и несчастных людей". Простое и полезное напоминание о традиционной фискальной политике королевской власти. Наконец то, были предприняты меры по увеличению доходов государства и улучшению их использования [436] .
436
Jacqueton 1891, 16–52. По словам Жана Жувенеля, в те годы и даже позже доходы королевского домена едва покрывали месячные расходы двора.
Военная реформа и численность вооруженных сил
Но главным вопросом — о котором пишут все хронисты — была военная реформа. Весной 1445 года, после возвращения армии из Эльзаса, тысячи лишенных регулярной платы солдат, вторглись в Лотарингию. Но рано или поздно они должны были вернуться в королевство и продолжить грабежи и разбой.
Поэтому было решено отправить большинство из них по домам в надежде, что они вернутся к мирной жизни. В армии были оставлены только конные, хорошо вооруженные и лучшие по происхождению (дворяне) люди, к тому же те, у кого был покровитель — принц, сеньор или капитан. Так были созданы пятнадцать конных рот, известных как ордонансовые роты, каждая из которых состояла из ста копий и была отдана под командование пятнадцати тщательно отобранных капитанов. Копье являлось тактической единицей, состоявшей из латника, оруженосца-кутилье (coutillier) и пажа, а также двух стрелков, пажа или валета (боевого слуги). То есть, всего шесть всадников, четверо из которых были профессиональными воинами. Предполагалось, что капитан должен был иметь полную власть над своими людьми, так же как и латник над теми, кто входил его копьё. Это означало, что соотношение два латника на одного стрелка, которое было правилом во французской армии еще со времен Азенкура, было изменено на один латник на двух стрелков [437] .437
В английских армиях того времени на одного стрелка приходилось до 6, 7 или 8 лучников: это был прежде всего результат нехватки латников, которые, как известно, были благородного происхождения и имели гораздо более дорогое снаряжение.
Решение должно быть было принято после тщательного обдумывания. Кто же был автором реформы? Оливье де Ла Маршем было выдвинуто, по крайней мере, одно имя, это имя Пьера де Брезе, который, на протяжении 1445 года, действительно играл важную роль, как в дипломатии, так и военной сфере. Возможно, так оно и есть. Однако Гийом Грюэль, биограф Ришмона, приписывает главную роль ему: коннетабль продолжил реорганизацию армии "и оставил тех, кого следовало оставить, и привел в порядок добрых людей, а грешных, снабдив их пропусками на свободный проезд, вместе со всеми пожитками, отправил по домам. И это было, как мне кажется, милостью Божией, потому что никто и никогда из оставленных людей не сказал ему, что это было сделано плохо, а капитанам было приказано, что так будет продолжалось и дальше" [438] . Можно представить себе зрелище, которое, должно быть, длилось несколько дней в разных местах вокруг Нанси. Филипп де Коммин, полагает, что Карл VII реформировал армия по образцу "того, что было Италии" [439] и поучительно добавляет, что сеньоры Франции дали то свое согласие в обмен на "определенные пенсии, которые предполагалось брать из доходов с их земель" [440] .
438
Gruel 1890, 188.
439
Commynes 1924–1925, II, 290.
440
Commynes 1924–1925, II, 289.
Можно было ожидать, что эти 9.000 или около того кавалеристов (если предположить, что пятнадцать ордонансовых рот были созданы сразу), перейдя границу королевства в обратном направлении, осядут в замках и крепостях вокруг Нормандии, присоединившись к уже имеющимся там гарнизонам, в ожидании окончания перемирия и начала боевых действий. Но это не было решением проблемы. Поэтому было решено, что стало великим новшеством, распределить их по большей части королевства и поселить в добрых городах. Сельская местность ("плоская страна", согласно выражению, появившемуся в середине XIV века) должна была избежать постоя войск. Так, согласно королевского акта от 20 мая 1445 года, в обнесенных стенами городах графства Пуату должны были быть размещены 190 копий, во главе с тремя капитанами: Пьером де Брезе, сенешалем Пуату (100 копий), Андре де Лавалем, сеньором де Лоэак (60 копий) и Робертом де Флоке (30 копий). Содержание всех этих людей должно было взять на себя местное население, путем предоставление зерна, вина, мяса, соли, масла, яиц, сыра, овса, сена, соломы и дров. Епископ Пуатье, нотабль того же города, сенешаль Лимузена и выборные представители по ведению финансовые дел отвечали за подбор подходящих для постоя мест и распределение по ним людей. Ни один светский или церковный сеньор, не должен был уклоняться от этих договоренностей. Приведем другой пример: с 1 января 1446 года жители Лаона должны были оплачивать, кормить и содержать 18 латников под командованием их капитана Пьера де Лувена. Известны следующие места размещения войск: Лаон, Брюйер, Крепи, Рибмон и Вервен. На Овернь было наложено содержание 160 копий. После того как местные жители выразили свое недовольство, королевским актом от 5 января 1446 года им был предоставлен выбор между тремя способами оплаты "постояльцев": либо полностью натурой, либо две трети натурой и одну треть наличными, либо полностью наличными, то есть 31 турский ливр на каждое копье в месяц, что представляло собой ежегодную сумму в размере 59.620 турских ливров. Естественно, последнее было выгоднее королевской власти, которая в том же документе указала, сколько должны были платить соответственно Верхняя Овернь, добрые города Нижней Оверни и деревни последней [441] . Таким образом, содержание войск не стало исключительной обязанностью добрых городов. С другой стороны, перед последними стояла задача разместить этих более чем неудобных гостей в частных домах или трактирах. О том, чтобы они заняли замки, даже и речи не шло, хотя в большинстве этих добрых городов они были. Вопрос о месте проживания все еще не был решен. Войска должны были быть рассеяны мелкими группами, среди жителей, которые, как считалось, смогут противостоять возможным эксцессам своей численностью. Церковники, однако, были освобождены от всех платежей, как и дворяне, студенты, офицеры и слуги короля, королевы и Дофина, работники монетных дворов, нищие и даже нормандцы, которые нашли убежище в Оверни и которых королевская власть хотела пощадить из-за их тяжелого материального положения. В другом документе того времени говорится, что каждые три месяца воины должны были менять дом, и, что хозяева не обязаны были предоставлять им ничего, кроме скатертей и постельного белья. Похоже, что все было предусмотрено!
441
Документ от 22 февраля 1449 года свидетельствует о том, что сумма в 4.960 турских ливров, составлявшая месячное жалованье для 160 латников, размещенных в Верхней и Нижней Оверни, была поделена между добрыми городами Нижней Оверни. (BnF, fr. 26078, № 6074).
Эта реформа удалась потому, что Карл VII при поддержке своего сына вернул себе реальную власть, а также потому, что окружавшие короля принцы ее поддержали (они могли рекомендовать своих людей в ту или иную роту). Даже если выдавались письменные помилования за все совершенные преступления и эксцессы, некоторые воины из предосторожности пытались получить для себя личные индульгенции об отпущении грехов. Так, например, уроженец Берри Филипп д'Обиньи, простой оруженосец, в июле 1445 года заявил, что долгое время служил в войнах короля против его "старых врагов и противников англичан", в частности, под командованием Дофина в роте Жана де Бланшфора. Не получая достаточной платы от короля, он жил за счет земли, грабя и требуя выкупы, но то, что он брал, он брал, чтобы жить на службе у короля. "Но теперь он решил отказаться от участия в войне" и намерен жить мирно "занимаясь пахотой и другими делами". И поскольку он опасается судебного преследования, то просит выдать личное письменное помилование. Следует отметить, что в выданном ему документе не упоминаются ни убийства, ни изнасилования ни поджоги, что, надо полагать, было далеко не всегда [442] .
442
Tuetey 1874, II, 391.