Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Осада Понтуаза
С армией численностью от 5.000 до 10.000 человек, что было немалым достижением, Карл VII предпринял осаду Понтуаза — по словам Мишле, новую осаду Трои (хотя она длилась всего три месяца, а не десять лет!). Архивные документы и, прежде всего, обширные повествования хронистов позволяют нам проследить, как проходила осада, которая 19 сентября 1441 года закончилась штурмом. По всей видимости, важную роль в этом успехе сыграла пороховая артиллерия, включая ручные кулеврины. Деньги, необходимые для содержания войск, были каким-то образом собраны, что стало еще одним достижением. То, что коннетабль Ришмон, маршалы Франции, Дофин, граф дю Мэн, Сентрай и Ла Ир руководили войсками, не было удивительным, но примечательно то, что Луи де Люксембург, граф де Сен-Поль и де Линьи, и граф Водемон, бывший соперник Рене Анжуйского, прибыли в королевскую армию с отрядом из 800 человек. Турне и Компьень предоставили королю свои контингенты (арбалетчиков, мостовиков, землекопов, плотников и каменщиков) [410] . В тот или иной момент во время осады вражеские командиры, герцог Йорк, "генерал-лейтенант и губернатор Франции и Нормандии" (с 1435 по 1447 год, за исключением короткого перерыва в 1440 году), прибывший из Англии с мощными экспедиционным корпусом, и неутомимый Толбот, пытались навязать королю генеральное сражение
410
Marsy 1894, 23–30.
411
Chartier 1858, II, 14.
Изучение хода осады показывает, что ее исход изначально вовсе не был очевиден: все могло обернуться очень плохо, в том числе и для самого Карла VII, который не раз оказывался под прямой угрозой и был вынужден на какое-то время отъезжать в аббатства Мобюиссон и Пуасси. В какой-то момент осаждающие почти отчаялись. Короче говоря, английская армия все еще существовала и была сильна, и Карл VII не мог не учитывать этого обстоятельства. Одной из проблем, для обеих сторон, было снабжение, настолько опустошенной была местность в этом районе. Приближалась зима, войска были измотаны, поэтому, не могло быть и речи о том, чтобы в ближайшее время приступить к отвоеванию Нормандии. Как и четырьмя годами ранее при осаде Монтеро, Карл VII, несмотря на свою заслуженную репутацию человека, не любившего лично воевать, проявил определенное мужество. Согласно Мартинианской хроники, король, в компании с Ла Иром, Сентраем и Шабанном, время от времени посещал траншеи, окружавшие город. "Однажды некоторым показалось, что англичане собираются устроить вылазку и капитаны окружавшие короля предложили ему удалиться в лагерь, но он отказался, сказав, что там враги могут застать его врасплох, а здесь он находится начеку" [412] .
412
Cronique martiniane 1907, 50.
Можно было подумать, что отвоевание Нормандии станет главной задачей 1442 года, тем более что город Эврё был взят штурмом за четыре дня до падения Понтуаза, что было отличным предзнаменованием. Однако планы резко поменялись и на рубеже 1441 и 1442 годов Карл VII принял неожиданное решение прийти на помощь сеньору д'Альбре. Последний, с 31 августа 1441 года, осажденный в Тарта (Гасконь), договорился с командующим англо-гасконской армией, графом Хантингдоном, о сдаче этой крепости, если "король Франции или его люди не прибудут к городу до праздника Святого Иоанна Крестителя", то есть 23 июня 1442 года. Поэтому королю было важно оказать помощь своему вассалу. До этого момента в течение нескольких лет ситуация в Гиени была более или менее стабильной и активных боевых действий там не велось, за исключением мелких стычек, засад, набегов и тому подобного, в которых участвовали только местные сеньоры.
Ассамблея Невера
Хотя Карл VII официально этого не запрещал, в Невере, владении графа Карла, ближнего кузена Филиппа Доброго, состоялась ассамблея принцев, в которой приняли участие герцоги Бургундский, Бурбонский и Алансонский, графы д'Э, Вандомский и Монфор (последний представлял своего отца Иоанна V, герцога Бретонского, который, несмотря на свои метания между Францией и Англией, по крайней мере с 1425 года всегда считал Карла VII королем), а также несколько принцесс. Во время ассамблеи были высказаны претензии и недовольства, которые привели к появлению своего рода меморандума, окончательно оформленного 9 марта 1442 года. На следующий день принцы снова поклялись соблюдать Аррасский договор, заключенный семь лет назад, как будто опасались, что король от него отречется. Посольству направленному к королю поручалось вручить ему этот документ, что и произошло через несколько дней в Лиможе. В королевском Совете состоялось обсуждение, в результате которого был подготовлен письменный ответ, который зачитал епископ Клермонский Мартин Гуж де Шарпень, бывший канцлер Франции.
Ответ короля
Этот ответ с его четко сформулированными терминами имел такое значение, что Ангерран де Монстреле счел нужным воспроизвести его в развернутом виде, посвятив этому целую главу в своей хронике. Так что на это стоит обратить внимание.
Очевидно, что принцы прибегнув к демагогии заявляли, что король не делает все возможное для переговоров с Англией и достижения столь горячо желаемого мира. Отсюда и уточнение Карла VII: по его словам, все было как раз наоборот, о чем свидетельствует отправка его послов на конгресс в Аррасе (1435); участие в конференции состоявшейся на пути между Кале и Гравелином (лето 1439), посреди вражеской территории, что само по себе было для него большой проблемой; обсуждение в ноябре 1439 года на сессии Генеральных Штатов в Орлеане (которые не были достаточно представительными из-за отсутствия делегатов из Дофине и Лангедока), известной всем хартии составленной совместно герцогом Орлеанским и Изабеллой Португальской и запланированная на февраль 1440 года сессия Штатов в Бурже, которая к сожалению не состоялась из-за "некоторых разногласий". Несмотря на недоброжелательный настрой оппозиции, король предусмотрел новую дипломатическую конференцию, которая должна начаться не ранее 25 октября 1442 года, то есть после возвращения из "путешествия в Тарта". Король хотел, чтобы эта конференция состоялась либо между Понтуазом и Мантом, либо между Шартром и Вернёем или между Сабле и Ле-Маном. Он рассчитывает устроить лагерь неподалеку от выбранного места и собрать вокруг себя принцев крови, которые согласятся приехать, прелатов, знатных людей и представителей "народа Нормандии". Короли Кастилии и Шотландии, его традиционные союзники, будут об всем проинформированы. Но на какой основе будут вестись эти переговоры? Король ясно осознавал, что переговорный процесс зашел в тупик, ведь как заявил кардинал Йоркский в 1435 году, и это было его последнее слово, Англии никогда не допустит, чтобы ее король владел чем-либо посредством оммажа и находящимся под юрисдикцией и суверенитетом любого другого короля или принца. Со своей стороны Карл VII отказывался уступить какую-либо территорию, кроме как в качестве фьефа, с сохранением за собой и юрисдикции и суверенитета. Ибо он ни в коем случае не хотел отчуждать то, что приумножили его предшественники. Но король зашел дальше своих предшественников и приемников поскольку подобные формулировки не применялась во время заключения мира в Кале в 1360 году и не будут применены во время заключения мира в Камбре в 1529 году, который должен был подтвердить отказ Франции от суверенитета над Фландрией
и Артуа. Король полагал, что принцы будут придерживаться одной с ним линии, "учитывая превосходство" короны и Дома Франции, к которому они принадлежали. Это был ответ, который Карл VII приказал занести в реестр Счетной палаты, игравшей, в большей степени, чем Сокровищница хартий, роль хранилища государственных актов.Ассамблея, подобная той, что состоялось в Невере, не была ни разумной, ни целесообразной затеей: ведь королевский план действительно состоял в том, чтобы собрать сильную армию и вторгнуться в Нормандию, чтобы ее отвоевать и получить сильную позицию на переговорах.
В полной мере осознавая несчастья своего народа и разорение, от которого он страдал, Карл VII предпринял все необходимое, чтобы подавить эксцессы живодеров.
Кроме того, существовала проблема налогов, особенно тальи. В своем ответе король указал, что налог взимается как с жителей его домена, так и с тех кто проживает в сеньориях и по его словам, жители последних облагаются налогом в два раза меньшим, чем жители королевского домен, и все же все сеньоры имеют свою долю. Другими словами, для примера, подданные графа Вандомского или герцога Орлеанского действительно платили королевский налог, но по сниженной ставке в 50% (Конечно, в Бретани, во владениях герцога Бургундского или в княжествах Юга королевского налога не было вовсе). Позиция короля по этому вопросу была следующей: в королевстве ни одного налога не должно взиматься без его одобрения (похоже, что он оставлял за собой монополию на право взимания налогов); для взимания налога, предназначенного для свершения его великих дел, ему не нужно согласие Генеральных Штатов, сессии которых в любом случае обходятся недешево.
Требование принцев крови предоставить им возможность принимать более активного участия в управлении королевством, поскольку они должны это делать, в соответствии с традицией и в силу своих прерогатив и происхождения, король одобрил, но осторожно добавил, что они должны так же уважать его прерогативы и власть.
Оставался еще вопрос о королевском Совете: принцы хотели, чтобы он состоял из большого числа знатных, умеренных советников, свободных от прошлых разногласий, и сожалели, что ведение главных дел королевства было доверено всего двум-трем людям. И в этом случае король довольствовался успокаивающим или уклончивым ответом.
Жалобы послов касались и личных амбиций, поскольку, естественно, принцы ожидали или надеялись на доходные места, пенсии и власть. Примечательно, что король был резок в отношении герцога Алансонского, графа Вандомского и сеньора Ла Тремуя, но гораздо более сдержан к Филиппу Доброму, который, в конце концов, имел некоторые основания для жалоб, особенно из-за недавнего вторжения отрядов, действовавших от имени коннетабля Франции, в его герцогство Бургундское. Герцогу Орлеанскому, который по этому случаю лично явился в Лимож со своей женой для примирительной встречи, Карл VII выделил 160.000 франков для оплаты выкупа, плюс ежегодную пенсию в размере 10.000 франков.
Очевидно, что Карл VII был недоволен такими ассамблеями принцев, даже если они, в отличие от Прагерии, были чисто формальными. Тем более, что как ему говорили, принцы и сеньоры, пользуясь этим, пытаются сплотить дворян, Церковь и простой народ, чтобы "добиться от правительства посредством издания ордонансов новых уступок" и привлечь к управлению королевством Генеральные Штаты. Король, конечно, не может поверить в такое посягательство на его суверенитет, но если бы поверил, то действовал бы против этих заговорщиков с той же энергией, что и против своих злейших врагов — англичан [413] .
413
Monstrelet, VI, 27–50.
Путешествие в Тарта
"Путешествие в Тарта", совершенное в компании Дофина, было как политическим, так и военным демаршем в сторону Англии. Оно было отмечено, в частности, торжественным въездом "Его Величества" (как выразился Герольд Берри) в Тулузу [414] . По этому случаю графы де Фуа, д'Арманьяк и де Комменж поклялись верно служить королю в войне против англичан. После личного участия в снятии осады с Тарта, 24 июня, Карл VII, отказавшись от идеи атаковать Байонну, как опасались его противники, успешно приступил к осаде Дакса. Хроника говорит, что король лично командовал захватом этого места, а королевская артиллерия не преминула произвести неизгладимое впечатление на защитников [415] . Далее Карл VII последовательно посетил Ажен, Марманд, Ла-Реоль, где чуть не погиб из-за пожара, вспыхнувшего в его доме, Монтобан и снова Тулузу. После года, проведенного на Юге, в мае 1443 года король вернулся в Пуату. Успех был очевиден. Но Карл VII также убедился, насколько прочными оставались позиции англичан в Гиени, хотя бы благодаря упорной поддержке населения, как дворян, так и недворян, и особенно архиепископа Бордо Пеи Берлана [416] . Еще одним результатом "путешествия в Тарта" стало то, что с этого момента правительство Генриха VI ясно осознавало, что ему нужно защищать не одну, а две территории — Гиень и Нормандию. Но могло ли оно это осуществить или ему пришлось бы сделать нелегкий выбор?
414
Есть миниатюра, на которой изображен Карл VII, в элегантной черной шляпе на голове, въезжающий на коне в Тулузу (2 июня 1442 года) под балдахином, который несут члены городского капитула (AM Toulouse, BB 273, 136), а за ним, также верхом на коне, едет Дофин. На другой миниатюре изображен въезд в город (конец февраля 1443 года) Дофина, едущего на коне по балдахином, который несут члены капитула, и держащего за руку свою мать Марию Анжуйскую (AM Toulouse, BB 273, f. 10).
415
Leseur 1893–1896, I, 9 et suiv.
416
Guillemain 1978.
Французская сторона широко освещала одно по сути второстепенное событие: захват Дофином действовавшим под чутким руководством Жана де Дюнуа (Орлеанского бастарда) английской бастиды, которая в течение нескольких месяцев блокировала Дьепп. Будущий Людовик XI добирался до Дьеппа через находившиеся в бургундском владении Амьен и Абвиль, где был очень хорошо принят горожанами, что, должно быть, насторожило и даже обеспокоило Филиппа Доброго. Взятие бастиды (14 августа 1443 года) сопровождалось казнью четырнадцати так называемых французов-отщепенцев, в том числе восьми латников, четырех лучников и двух канониров. Не исключено, что эта карательная мера ярко показала характер молодого Людовика. Впрочем это не помешало ему воздать благодарность за победу Богородице в базилике Нотр-Дам де Клери [417] .
417
Jarry 1899, 89–91. Согласно отчета военного казначея Антуана Рагье, операция под в Дьеппом обошлись королевской казне в 38.954 ливров 9 су и 3 денье. (BnF, fr. 6965, f. 99vo-100vo).