Кармелита. Наследники: игры на вылет

Аза знала к кому она может пойти с такой деликатной проблемой – к Эмилю. Он хоть и выглядел совсем пацаном, не знающим суеты и самотерзаний, но в глубине его прятался бесконечный романтик. Он любил предаваться размышлениям, будучи наедине с собой. Он редко сидел дома – настоящий цыган любил волю. Ветер в лицо, крики птиц, плеск ручья и костер. В любую погоду. Его можно было найти неподалеку от реки. Аза запомнила туда дорогу не потому что любила купаться, а потому что её туда никогда не пускали. Сейчас цыганка хотела просто вырваться из тех пут, которыми её словно намертво приковали к этому месту. К Тобару. Эмиль и Тобар терпеть не могли друг друга. В детстве они часто дрались. Мало кто знал, что Эмиль колотил его не просто так – Зубов претендовал на руку и сердце его сестры и возлюбленной. Как так случилось? Эмиль не мог бы однозначно ответить. Сестра рано выросла и была потрясающе хороша. Сын Рамира не находил должного внимания со стороны девчонок. Он был слишком одинок. Пусть со всеми, но он всегда оставался отстраненным настолько, что многие его сторонились. Он мог быть искренним только с теми, от кого не таился. Аза входила в этот круг. И была рада. Цыганку успокаивал тот факт, что у неё есть единомышленник. Эмиль был уверен в том, что настоящее заслуживает жертв. Любовь заслуживает ожидания и терзаний. Одиночество – лишь отрезок, который нужно выдержать.

Зарецкая неслась по лужам, практически не разбирая дороги – она должна была с кем-то поговорить. Эмиль, знающий о жизни и о любви, мог бы утешить её. Но знала ли Аза, что он не может который год утешить себя?

Берега-берега, берег этот и тот,

Между ними – река моей жизни...

Между ними река моей жизни течет,

От рожденья течет и до тризны…

Там, за быстрой рекой, что течет по судьбе,

Свое сердце навек я оставил.

Свое сердце навек я оставил тебе,

Там, куда не найти переправы…

А на том берегу – незабудки цветут,

А на том берегу – звезд весенний салют,

А на том берегу мой костер не погас,

А на том берегу было все в первый раз:

В первый раз я любил, и от счастья был глуп,

В первый раз пригубил дикий мед твоих губ,

А на том берегу, там, на том берегу

Было то, что забыть никогда не смогу!

Эмиль увидел Азу и кивнул ей. Он сидел на пеньке в руках с гитарой. Она спасала многих, когда казалось, что можно смело вешаться. Цыганка прислонилась к ближайшему дереву, заслушавшись. Романсы в его исполнении были чем-то божественным.

Там, за быстрой рекой,

Где черемухи дым,

Там я в мае с тобой –

Здесь я маюсь…

Там я в мае с тобой –

Здесь я в мае один,

И другую найти не пытаюсь…

А на том берегу – незабудки цветут,

А на том берегу – звезд весенний салют,

А на том берегу мой костер не погас,

А на том берегу было все в первый раз:

В первый раз я любил, и от счастья был глуп,

В первый раз пригубил дикий мед твоих губ,

А на том берегу, там, на том берегу

Было то, что забыть никогда не смогу!**

Табор Рамира всегда отличался сплоченностью. В самые трудные времена, в паршивые времена и в голодные годы, каждый цыган знал, что нужно протянуть руку помощи ближнему. Зарецкий, наученный своими родителями, пытался донести до всех ту толику смысла братской, дружеской и прочей помощи. У Миро это не получалось. Милехин старался подражать Рамиру, но всякий раз выставлял себя на посмешище. Не без помощи сына. Жаль, что никто и сам Миро, в частности, этого не знал. Скольких же ошибок мог избежать вожак, прежде чем совершить роковую? Как там говорил Пушкин?

Но счастья нет и между вами,

Природы бедные сыны!..

И под издранными шатрами

Живут мучительные сны,

И ваши сени кочевые

В пустынях не спаслись от бед,

И всюду страсти роковые,

И от судеб защиты нет.***

Сколько себя помнил Миро – он никогда не делал ничего, что могло бы повредить другим. Но на деле выходило наоборот. Допрос Джуры ни к чему не привел. Кроме побоев. Мужикам пришлось попотеть, прежде чем удалось оттащить Милехина. Банго удалось скрыться. Николай вел себя не лучше – он в открытую заявил, что отец просто идиот.

– Ты уволен! – Миро с силой захлопнул трудовую книжку сына. – Как хочешь – так выпутывайся! Мне надоело за тебя краснеть!

Николай стоял молча, сложив руки на груди, он испепелял отца убийственным взглядом.

– Проще обвинить кого-то, чем посмотреть правде в глаза? – ехидно начал отпрыск.

– Что?!

– А то! – Коля плюхнулся в офисное кресло. – Кто у нас самый умный?! Конечно, ты! А что в итоге?!

– Ты о чем? – Миро держался из последних сил.

– Всего лишь о том, что именно ты подписал предпоследний контракт с Бероевым! Ты первый ему предложил сотрудничество на беспроцентных условиях! Разве нет? Вот он и воспользовался ситуацией! А я пытался нас спасти!!!

Миро на секунду понял – сын прав. Но он был бы не Миро, если бы так сразу признал себя виноватым.

– Каким же образом?!

– Тебе по порядку? – Николай выразительно двинул бровью. – Только знаешь, я не уверен, что до тебя дойдет…

– Пошел вон!!! – цыган сорвался. – Сопляк! Слышал?!

– Я так и знал…

– Вон!!!

– С радостью, только знай: без меня вы в калошу сядете! – парень покинул конюшню, расшугав кошек и опрокинув добрую половину мешков с кормом.

Он постарался напустить на себя безразличный вид, но внутри цыган просто готов был взорваться. Это случилось уже не в первый раз – Николай знал, что попал не в самую идеальную ситуацию по своей же глупости! Он вынужден был выдать себя, и теперь весь план может вскрыться. А кто виноват?!

Кружка! Чертов алкаш! И почему его в детстве со скалы не сбросили, как в Риме? Будь проклят тот миг, когда он на секунду подумал, что Сашке можно доверять!!! Николай выругался на всю улицу. Удивленные прохожие кидали в его сторону всё больше взглядов. Милехин понял, что нужно уединиться, спрятаться от всех этих тупых зевак. Только где?

Все свои жизненно важные проблемы Коля предпочитал решать в большом и просторном кабинете главного кардиолога местной больницы – у Волковой. Хоть и нельзя много трепаться с любовницами, но Вероника вызывала уважение. Он доверял ей. Он даже подумывал над тем, что пора начать серьезные отношения.

– Ему всегда всё не нравится, он думает, что всё знает! Пиздец! – жаловался на отца Николай. – А я? Да я же мог всё исправить! А он меня в запас?!

– Пути родительской логики до сих пор не изучены, – усмехнулась Волкова. – Пару лет назад мне казалось, что я нуждаюсь в поддержке близких, но теперь я поняла – чем больше ждешь, тем меньше проживешь!

– Значит, у тебя вообще нет родни? – Коля впервые заинтересованно спросил об этом.

– Почему нет, – Вероника налила себе и гостю кофе. – Есть сводный брат.

– И что же он не хочет общаться?

– Какое тебе дело? – удивилась кардиолог. – По-моему, ты не за этим пришел…

– Слушай, я тут подумал, – Николай замялся. – Мы давно знакомы и вроде нормально ладим… давай, что ли, съедемся?

Вероника не поверила тому, что услышала. С чего это вдруг?! Она была скорее огорчена, чем обрадована.

– Милехин, ты не заболел? Хочешь жить со мной? С той, у которой нет ни минуты свободного времени?

– На меня есть, – самодовольно улыбнулся цыган. – Всегда. Заметь.