Карт-Бланш для Синей Бороды

Граф вскинул голову, не понимая.

– Что вы так уставились на меня? — королева скупо улыбнулась. — Они пройдут испытание, мы выясним, кто из них — самая добродетельная, и вы получите жену. Согласны?

Ален медлил, и королева тут же высмеяла его колебания:

– Или вы сомневаетесь в добродетели леди Бланш? Которой верите больше чем себе?

– Вы неправильно поняли мое замешательство, — возразил Ален спокойно. — Я не могу согласиться на это, не зная, что предстоит пройти Бланш. Я не хочу ей рисковать.

– Ей ничего не грозит, де Конмор, — подперев подбородок, королева смотрела на него прямо и насмешливо. — Она останется жива, здорова и невредима. Даю вам в этом слово. Или вы настолько не доверяете своей королеве? Разве я хоть раз вела себя глупо и необдуманно, чтобы вы могли меня в этом упрекнуть?

– Нет, ваше величество, — ответил Ален. — Вы всегда проявляли недюжинную мудрость.

– Так будет и в этот раз. Вы согласны?

Ален медленно оглянулся, посмотрев на меня. Лицо его смягчилось, он еле заметно улыбнулся мне и кивнул, давая понять, чтобы я не боялась.

– Я согласен, — сказал он громко. — Я уверен, что моя жена — Бланш де Конмор, добродетельнейшая из женщин.

Сердце мое оборвалось куда-то в пятки, и я даже не могла дышать. Добродетельная? Я?! Та, которая из-за денег согласилась вступить в брак, который на самом деле не был браком? Которая желала чужого мужчину так, что готова была отдаться ему при первой же возможности? Которая обманывала мужа, обещая принять на себя проклятие, которого не существовало? Лоб мой покрылся испариной, и я отерла его рукавом, позабыв о платке. Наверное, я крикнула бы, что не желаю этого испытания, но взгляд Алена остановил меня. Его взгляд удерживал, успокаивал, безмолвно убеждал, что все будет хорошо. Может, и вправду — будет?

– Я тоже согласна, — подтвердила Милисент. — О моем позоре известно уже всем, но я готова поклясться, что ни один мужчина, кроме милорда Конмора не держал меня в объятиях.

– Леди Бланш тоже согласна? — поинтересовалась королева.

Мне пришлось приложить усилие, чтобы кивнуть.

Король заерзал в кресле и спросил:

– Вы что задумали, моя дорогая? Это будет уместно при таком скоплении народа?

– Думаю, вам предстоит забавное зрелище, — ответила королева загадочно и поманила одну из своих фрейлин.

Прошептав что-то ей на ухо, королева улыбнулась с таким торжеством, как мог бы улыбаться Господь Бог, свершив последний суд на этой грешной земле.

От страха ноги совсем не держали меня, и я села на лавку. Что касается Милисент, она, наоборот, выпрямилась — златокудрая, похожая на фею, ничем не выказывающая боязни.

— Солома прелая, порой. Казаться может розой…

Надтреснутый голос, прозвучавший под сводами Конмора, поразил меня точно так же, как если бы эту песенку пропела моя покойная бабушка, вдруг объявившись перед королевской четой.

Вильямина!

Нищенка, гадалка, сумасшедшая — именно такой ее все считали, но сейчас даже королева благосклонно приняла ее появление. Вильямина несла длинный ларец из черного дерева и с поклоном преподнесла его королеве. Она поставила ларец на колени, положила ладони на крышку и сказала:

– Когда я собиралась сюда, то знала, что установить истину будет непросто. Поэтому мне пришлось обратиться… к мудрой женщине. И она подсказала мне выход. Вот в этом ларце находится верное средство. Оно долгое время хранилось от всех втайне, но пора вить его миру.

Она сделала эффектную паузу, наслаждаясь общим изумлением.

– Не томи, что там? — не вытерпел король.

84

– Это нечто, поистине, драгоценное, удивительное, божественное, — королева медленно подняла крышку, и все мы подались вперед, ожидая увидеть нечто волшебное — средство из страны фей, или ангельский эликсир правды, или еще что-то столь же чудесное.

Но ее величество достала… простую полотняную рубашку.

Фрейлина убрала ларец с колен королевы, и та развернула тонкую ткань — рубашка была некрашеной, белой, слежавшейся от долгого хранения, с заломами на сгибах. Глядя, с каким благоговением королева разворачивала ее, я готова была поверить, что это не простая рубашка, но выглядела она совсем не по-волшебному.

– Каждая из вас наденет эту рубашку на голове тело, — сказала ее величество нам с Милисент. — И мы сразу увидим, кто из вас добродетельней.

– Как прикажете, крестная, — сказала Милисент, кланяясь, а я невольно обхватила себя за плечи.

Неужели мне придется обнажаться перед всеми?! Нет, нет, невозможно!

– Моя жена не станет раздеваться, — сказал Ален угрюмо.

– Но другого выхода нет, — королева сделала знак своим фрейлинам: — встаньте вокруг, чтобы поберечь стыдливость наших леди. Кто готов первым?

– Я готова, крестная, — Милисент опять поклонилась, а у меня язык присох к нёбу.

Фрейлины пестрым ручейком перетекли из-за кресла королевы к нам и встали вокруг леди Милисент, полностью скрыв ее от сторонних глаз. Королева передала главной фрейлине рубашку, и чудесное одеяние было отнесено Милисент осторожно и со всем почтением.

Раздевалась Милисент достаточно долго, и вот по рукам фрейлин поплыла белая рубашка.

– Готово? Теперь разойдитесь, — приказала королева.

Благородные дамы расступились, и Милисент предстала перед собранием в одной лишь тонкой рубашке, льющейся от плеч до самого пола. Милисент улыбалась, поворачиваясь из стороны в сторону, показывая, что чудесная рубашка не приносит ей вреда.

– И в чем тут секрет, дорогая Ригунта? — спросил король.

Королева положила руку ему на плечо, призывая к терпению.

Все смотрели на леди Милисент, и только я посмотрела на Алена, а он на меня. И опять его взгляд ободрил и согрел меня. Все будет хорошо, потому что небеса не могут быть так жестоки…

Истошный визг старшей фрейлины заставил меня отшатнуться, а следом за ним раздался всеобщий возглас удивления, а потом воцарилась тишина, которую нарушали лишь сдавленные смешки.

– Совушки-воробушки! Вы и вправду поразили всех, моя королева! — рассмеялся король и три раза хлопнул в ладоши. — Леди Милисент! Похоже, рубашечка-то не считает вас слишком добродетельной!

Я посмотрела на Милисент, и рот мой раскрылся сам собой — златокудрая фея стояла красная, и тщетно пыталась натянуть на оголившиеся груди рубашку, которая вдруг растянулась в вороте до пояса и никак не желала возвращаться обратно.

После нескольких безуспешных попыток, Милисент догадалась отвернуться, перебросив на грудь золотистые кудри, но в ту же секунду в зале раздался мужской хохот — рубашка разошлась по спинке, словно разрезанная бритвой, явив собранию спину и ягодицы благородной леди, клявшейся в своей добродетели.