Карт-Бланш для Синей Бороды

— Как вы любите шокировать людей, милорд…

— Шокировать? Это мой дом, я делаю здесь все, что захочу.

— О да, — согласилась я. — Только вы везде чувствуете себя, как дома.

— Язвочка Бланш! — сказал он, схватил меня левой рукой поперек талии и закружил вокруг себя.

Когда он поставил меня на ноги, я могла только смеяться — так захватило дух. Зато зрители, сначала с удивлением и даже с неодобрением наблюдавшие за нами, оттаяли и захлопали в ладоши.

— Теперь вы довольны? — спросила я у мужа, когда музыка смолкла, и мы остановились посреди зала. — Сейчас только и будет разговоров о том, как мы с вами отплясывали с молодежью.

— Нет, об этом быстро позабудут, — сказал граф, все еще удерживая меня.

— Сейчас заиграют джигу, — предупредила я его. — Если не хотите скакать тут, как ягненок, лучше уйти.

— У меня сердце скачет, когда смотрю на тебя, — сказал он и вдруг поцеловал меня прямо в губы, ничуть не стесняясь гостей, а когда поцелуй закончился, добавил: — Вот об этом точно будут говорить.

Он проводил меня к матушке, а я шла, как во сне, и даже лица гостей казались мне картинками, сменявшими друг друга — вот Анна смотрит на меня с веселым изумлением, вот леди Чендлей приоткрыла от удивления рот, а лицо Аларии дергается, словно от зубной боли.

— Твой супруг умеет удивлять, — только и сказала матушка.

— Да, ты права, — подтвердила я, с трудом возвращаясь с небес к обязанностям хозяйки большого праздника. — Этого у него не отнять.

65

Те гости, кто по каким-то причинам не смогли или не захотели покидать Конмор до завтрашней охоты, были расселены по комнатам замка и устроены со всевозможными удобствами. Нам пришлось потесниться — в моей спальне расположились сестры и матушка, а еще я забрала к себе Гюнебрет, уступив ее комнату леди Симиле с сопровождающими.

Когда все были размещены, пели уже вторые петухи, а я мечтала лишь о том, чтобы упасть в постель и забыться сном. У меня не было даже сил, чтобы вспомнить прошедшее торжество, порадоваться успехам Гюнебрет, которая ничуть не сплоховала и протанцевала целый вечер, или погордиться эффектом, произведенным Моховым тортом.

Как и ожидалось — матушка не спала. Прикрыв свечу ширмочкой, она сидела за столом, задумчиво глядя перед собой. Едва я вошла, матушка поднялась мне навстречу, приняла у меня из рук подсвечник, поставила его на стол и принялась помогать расшнуровывать платье.

— Устала? — спросила она заботливо.

— Что по сравнению с этим — лавка господина Маффино? — ответила я. — Детская забава, да и только.

— Надо было поручить все слугам.

— Хочешь сделать хорошо — сделай все сам, — повторила я ее же любимую поговорку.

Мы шептались, чтобы не разбудить Гюнебрет и сестер, а потом загасили свечи и улеглись рядом. Я прижалась к матушке, как когда-то в детстве, когда прибегала в ее постель, когда снился кошмар. Глаза у меня так и слипались, но вопрос матушки мгновенно прогнал сон:

— Ответь мне честно, Бланш. Случилось что-то, о чем я не знаю?

Я затаилась, а потом пробормотала:

— Ох, я так хочу спать… Поговорим завтра…

Но матушка не желала спать:

— Бланш, то, что мы все сегодня видели… Я в замешательстве. А как же ваш договор? Граф передумал разводиться?

— О чем ты, мама! — испуганно зашептала я. — Все условия в силе!

— В силе? — она помолчала. — Но сегодня я видела двух влюбленных, настоящих молодоженов, а вовсе не супругов по договоренности. Ты краснела от каждого его прикосновения, а он так и светился. И все время, пока он не был рядом, он следил за тобой, не отрываясь.

Сердце у меня так и заныло после этих слов, но я сказала, как можно равнодушнее:

— Тебе показалось.

— Нет, твоей матери совсем не показалось, — произнесла матушка чуть обижено. — Бланш, ответь мне честно… Это очень важно… Вы с графом… поженились по настоящему?

— Нет! — воскликнула я, и мы тут же притворились спящими, потому что Констанца зашевелилась и что-то недовольно забормотала.

Когда снова воцарилась сонная тишина, я поспешила опровергнуть матушкины подозрения:

— Ты все не так поняла, между мной и милордом только дружба…

— Очень странная дружба, если он поцеловал тебя при всех.

Я застонала, прикрывая лицо руками.

— Он… настаивает на исполнении супружеских обязанностей? — продолжала расспрашивать меня матушка.

— Нет, — признала я. — Мы оба понимаем, что это невозможно.

— Почему невозможно?

— Мама, он должен жениться на леди Милисент!

— Должен? Чем это он так ей задолжал?

— Я… не знаю…

Матушка задумалась, а я боялась пошевелиться, чувствуя себя провинившимся ребенком.

— Все это мне очень не нравится, — призналась, наконец, матушка. — Какая-то суеверная невеста, какие-то обязательства на год — и сам граф как будто стремиться их нарушить. Он будто тебя провоцирует.

Я промолчала, вспомнив о том, как Ален разыскивал кровать по всему замку, и только невольное вмешательство его величества остановило нас от безумства.

— Но он тебе нравится, Бланш? Я думала, это Реджинальд разбудит твое сердце…

— Ах, мама, — я обняла ее, устраиваясь голова к голове. — При чем тут Реджи?

— Конечно, граф куда более впечатляющ, — согласилась матушка. — Но будь осторожна, Бланш. Любовь — это опасная игра, не заиграйся.

Матушка замолчала, и я тоже. И несмотря на усталость, сон все никак не шел ко мне. «Любовь — игра опасная… не заиграйся», — звучало в моей голове, словно колокол бил похоронным звоном.

66

Едва солнце поднялось достаточно высоко, охотники уже высыпали во двор. Ален звал меня ехать с ними, но я отказалась и теперь вышла, чтобы проводить гостей. Гюнебрет гордо восседала в дамском седле — такая милая в серебристо-сером платье и серой шубке, отороченной беличьим мехом. Она поигрывала новеньким арбалетом, а вокруг нее так и вились благородные юноши, пытаясь развлечь разговором. Были еще девицы, пожелавшие ехать в седле, но ни одна не могла похвалиться такой королевской осанкой, как дочь графа, и такой не девичьей силой, когда она удерживала лошадь, рвущуюся в поля. Казалось, она была рождена, чтобы восседать на лошади.

Остальным дамам подали сани, и все шумно и со смехом рассаживались по местам.

— Не передумала? — Ален наклонился ко мне, сдерживая горячего мышастого жеребца.

— Нет, милорд, — покачала я головой. — Мне надо все подготовить к вашему возвращению. Но не рано ли вы уселись в седло? Ваша рука…

— Я прекрасно могу править одной левой, — усмехнулся он, ущипнул меня за подбородок и умчался во главу колонны, откуда уже доносилось нетерпеливое тявканье собак и мужской смех.

Проводив охотников, я занялась беседкой. День обещал быть ясным и безветренным, и я решила устроить пикник с дичью в заснеженном саду, в беседке, которая была приведена в божеский вид. Туда перенесли жаровни, чтобы нагреть помещение, натаскали дров, чтобы жарить добычу на открытом огне, а у входа стояли статуи изо льда. Ледяная горка тоже сияла во всем своем великолепии. Если господам и дамам захочется вспомнить радости детства — они вполне могут прокатиться до самого пруда.