Картограф
Шрифт:
Старинов сощурился и спросил:
– Уровень моря по футштоку?
Что такое футшток, я не знал, но на всякий случай согласился. С оговоркой:
– Ну, типа того. Так вот, чем выше поверхность над уровнем моря, тем больше горизонталей… – мне показалось, что я чего-то не того сморозил, но тут же нашёл выход: – тем больше горизонталей её окружает. Сейчас покажу.
Я взял верхний блин и положил его на тарелку перед собой. Лёха тут же схватил другой. Пришлось дать ему по рукам, чтобы не переводил наглядные пособия. Он насупился, но ничего не сказал. Я взял второй блин, слегка оборвал
Блины были тонкие, и горка нарастала медленно. А что делать? Кому сейчас легко? Как говорится: у кого супчик жидкий, а у кого жемчуг мелкий. У меня вот блины худосочные, но, поскольку, других всё равно под руками нет, то используем то, что на данный момент имеется.
Оборванные края блинов я складывал на вторую пустую тарелку. Глянув на подпоручика, я решил одним ударом убить обоих зайцев: и Алёшеньку мучным лакомством побаловать, и от «отходов производства» избавиться. С этой целью я жестом указал ему на вторую тарелку, мол, бери если хочешь. В ответ он недоверчиво посмотрел на меня.
– Лёш, это больше не понадобится. Так что, если имеешь желание, то можешь со спокойной совестью макать их в сметану… ну, или не макать… Короче, ешь, если хочешь, а не хочешь, так я и сам их потом неплохо съем.
Доверять мне такое, подпоручик не решился, и все «отходы» утилизировал сам, предварительно макая в сметану.
– Э! Э! Мне-то оставь! – возмутился Старинов. – А то сидит он тут, трескает.
Я как раз собрался продемонстрировать, как может выглядеть на карте ущелье, и отщипнул от очередного блина, уже оборванного по периметру, небольшой кусочек.
– На, возьми, – протянул я его Елизарычу.
Беда в том, что этот кусочек был несопоставимо мал по сравнению с теми, которые поглощал Раков. Роман посмотрел на меня, натурально, как на врага народа, и с возмущением произнёс:
– Эт чё? И всё? Командиру больше не полагается, что ли? Сам эти крошки ешь!
Я тут же его схомячил. Правда, «обрывки» следующего блина с рук на руки передал поручику, а то мало ли, вдруг возьмёт, да и обидится.
– А я, кажется, понял! – воскликнул Алексейка. – Ты гору из блинов мастеришь. А зачем она?
– Терпение, мой друг, и ваша щетина превратится в золото, – методично выкладывая пирамиду из блинов, ответствовал я.
– Какая щетина? Где щетина? – не понял Лёха. – Золото – это, конечно, неплохо бы, но что за щетина?
Честно говоря, я и сам не помнил, какая именно щетина должна была превратиться в золото. Не помнил я и почему она должна была в него превратиться, и что за друг такой, который всё это должен был терпеть. Помнил только саму фразу, а откуда она, напрочь забыл. Да и ладно.
– Это, Лёша, просто присказка такая. Комбат наш любил говорить. Вот и запомнилась. А что там, да почему, это я и не знал никогда. Вот и ты не вникай.
– Комбат – это кто такой? – поинтересовался Старинов.
– Сокращение от командир батальона, – не прерывая своего занятия пояснил я.
– А это ложбинка
такая будет, да? – с чавкая блинами, пробубнил подпоручик.– Ага, – согласился я, продолжая возведение хлебобулочного макета горной местности, а сам подумал, что, наверное, тоже иногда так делаю, говорю с набитым ртом, но мне-то можно, я – прапорщик, хотя и старший, а он всё-таки офицер, хотя и заурядный.
Поручик, прожевав очередную порцию «отходов» блинного строительства, сказал:
– Ну, понятно уже. Ты нам тут гору показать собрался. Только блины-то зачем? И к чему такие премудрости? Из каши куда как сподручнее бы получилось. Вон у нас сколько её, каши-то. Лепи, не хочу! А ты канитель такую развёл.
– Нет, рома, из каши, как раз нельзя. Из каши будет быстро, но не понятно…
– А тут как будто понятно?! Так вообще ничего не ясно! Алёшка, ты чего-нибудь понял? Или это я один такой дурак?
– Я тоже что-то никак в толк не возьму, пошто блины переводит? Ну, гора и гора. Ложбинка на ней, и чего? Делал бы и вправду из каши. А то вон и блины-то из-за этого не на молоке, а на воде, да и без масла… Добро хоть сметану не отнял.
Из-за того, что блины сделаны на воде, они слишком тонкие, и данное обстоятельство затягивало процесс создания макета, но вот от масла я отказался, чтобы они не были ещё и жирными, а это сильно бы затруднило и без того непростую работу.
Решив, что уже достаточно, я перестал измываться над этими подобиями лаваша и произнёс:
– Значит, так. Сейчас я буду рассказывать, для чего всё это было нужно. Вы. Руками ничего не трогаете, меня не перебиваете. Я понятно объясняю?
Офицеры вяло согласились.
– Итак, гора. С ложбиной. Похоже? – офицеры покивали. – Но она не сплошная, а слоями такими идёт. Слои видно? – в этот раз кивки сопровождались угуканьем. – Блины нужны как раз для того, чтобы вы сейчас эти слои могли видеть. Из каши так бы не получилось. Ясно вам?
– Ну, ясно, ясно. Дальше-то чего? – поторопил меня Роман.
– А дальше, Рома, наступает самое интересное. Посмотри на всё это сверху. Прямо вот привстань и наклонись, чтобы вертикально вниз на это смотреть. Отвесно так посмотреть.
Поручик нехотя встал и посмотрел на горку из блинов сверху вниз.
– Ну, смотрю. И что я должен увидеть?
– Увидеть ты, Рома, должен вот что. У каждого блина свой неповторимый контур. Контур знаешь, что такое?
– Андрей! Да ты нас совсем уж за тёмных лапотных крестьян не принимай! – возмутился поручик. – Мы, как никак, навигацкую школу кончали! Наукам обучены! Может, эти твои тидалиты да горизонтали и не понимаем, а уж что такое контур, нам доподлинно известно!
Я выдержал паузу секунд на пять и совершенно спокойным голосом уточнил:
– То есть контуры каждого слоя ты видишь?
– Вижу. И что с того?
– А вот что. Когда на плоской карте… а карты, заметь, бывают ещё и рельефные… так вот на плоской карте, чтобы изобразить гору или какую-нибудь другую неровность местности, используют метод горизонталей. То есть берут и рисуют вот такие же контуры слоёв, как ты сейчас видишь. Понятно.
Старинов молча смотрел на макет из блинов сверху и ничего не отвечал.