Карусель
Шрифт:
Он отошел и встал посреди комнаты спиной к Дэну. Плечи его тряслись, и Дэн понял, что Йен плачет. Потом он услышал, как Йен заговорил, скорее, даже сам с собой:
— Болезнь, уродливая болезнь, даже священники… они должны сами себя ненавидеть… такое отвращение… — Круто развернулся. — Никто не должен знать! Пусть его имя останется чистым. Ради всего добра, что он совершил, пусть у него останется хоть чистое имя. Я знаю, тебе это все равно…
— Да, мне это действительно все равно. Скажи мне, почему ты хранил молчание, хотя все время знал, что это Салли?
—
— Он… попросил?
— Да, он умирал, когда я его обнаружил, рана в груди, изо рта текла кровь. Он меня узнал и сказал… хотя он едва шевелил губами, но проговорил вполне четко… «Никто не виноват, ты слышишь?» И даже повторил: «Слышишь?» И я сказал: «Да, обещаю. Никто не виноват. Я тебя слышу». И потом он умер.
— Иисусе!.. — выговорил Дэн. — Ты уверен, что расслышал правильно?
— Вряд ли я когда-нибудь забуду эту сцену.
— А Хэппи слышала?
— Нет, она вызывала по телефону помощь.
— Значит, ты сдержал обещание, — констатировал Дэн. — Но вчера нарушил его. Почему?
Йен посмотрел ему прямо в глаза.
— Если честно, я был в ярости, что ты пошел на попятную. И мне пришло в голову, что если я расскажу тебе о Салли, ты отплатишь мне, сделав то, что нужно мне, что ты будешь благодарен мне за мое молчание.
— Да, — с горькой улыбкой согласился Дэн, — услуга за услугу.
— Примерно так.
— А если бы я все же не захотел отблагодарить тебя, ты бы рассказал полиции?
— Нет. Никогда. Клянусь, я бы не рассказал! Чего бы я достиг, отправив Салли в тюрьму? Разбив жизнь твоим детям, я бы не вернул отца. — Он поразмыслил. — Даже если это и не был несчастный случай.
— Это был несчастный случай, Йен.
— Хорошо, я тебе верю. Я также знаю, что очень многие люди сказали бы, что он это заслужил, по случайности или нет. Вы, наверное, куда-нибудь увезете Тину, чтобы она поправилась?
— Да, и мы были бы признательны, если бы ты никому ни о чем не проговорился. Мы не хотим, чтобы Тину публично называли жертвой насилия.
— Мог бы этого и не говорить, Дэн. Ты считаешь, я смог бы обидеть твоего ребенка? Мы же вместе выросли. Я, конечно, не ангел, но и у меня есть какие-то понятия о чести.
Это было невыносимо. Дэн обвел взглядом комнату, в которой трудились три поколения Греев. Взгляд остановился на вазочке с нарциссами, говорившими о том, что дни стали длиннее, а угрюмое небо за окном снова будет голубым. Весна. «Но для нас, — спросил себя Дэн, — что для нас весна?»
— Она хочет пойти в полицию, — сказал он.
— Она не должна этого делать. Это бессмысленно.
— Она говорит, что не может жить с собой в мире.
— Позволь мне с ней поговорить.
— Думаю, не стоит.
— Дэн…
— Да?
— Внезапно это стало таким несущественным, но… мы должны дать этим людям ответ.
— О продаже? — Он был сейчас настолько далек от леса и его продажи, что пришлось усилием воли включить мозг. Он поднял руки, как бы сдаваясь, и сказал: — Мне это безразлично, просто я пообещал Клайву.
— Чисто академическая проблема. Он недолго еще пробудет с нами,
бедняга, как я уже сказал.— Я про это ничего не знаю, но если и так, вот тебе и ответ, верно?
— Хорошо. Тогда мы подождем. Все равно они приедут только через месяц.
— Неужели ты до сих пор так жаждешь этих денег? — полюбопытствовал Дэн.
— Двадцать восемь миллионов, брат. Половину отдаем на налоги, затем делим оставшуюся половину между собой и…
Удивительно, как человек может показать такую широту души и ума, как только что Йен, и в то же время быть таким алчным! Наверное, это какой-то ген, как талант к музыке или аллергия на креветок.
Он закончил предложение Йена:
— …и у тебя все равно будет целое состояние, больше, чем тебе нужно.
— Мне неприятно это говорить, Дэн, но если Салли выкинет какую-нибудь глупость, тебе понадобится каждый цент на адвокатов.
Дэн попытался сглотнуть, но комок в горле только вырос.
— Я не могу сегодня работать, — сказал Дэн. — Мне надо вернуться. Я должен быть с ней.
— Конечно, конечно. Поезжай.
Йен крепко пожал руку, которую протянул ему Дэн, и проводил его до двери кабинета.
Глава 19
Март 1991 года
В тихом доме Салли бродила из комнаты в комнату, и грузный терпеливый ньюфаундленд ходил за ней по пятам. Надо было бы самой отвести детей к соседям на день рождения, но просто не было сил, поэтому их повела няня. В последнее время у нее больше ни на что не было сил.
Салли останавливалась у каждого зеркала, без всякой причины надеясь, что следующее отразит менее страшный образ. Дело было не в тщеславии, вещи такого рода остались в другой жизни, в той жизни, куда она никогда больше не вернется.
Вот так она будет выглядеть в тюрьме или даже хуже. С той декабрьской ночи она уже потеряла двадцать фунтов и, без сомнения, потеряет еще. «Этюд в черно-серых тонах, — думала Салли, — серая кожа и черные волосы».
Несмотря на толстую твидовую юбку и два свитера, ее била дрожь. Ветер, гнувший голые деревья, которые раскачивались так, будто молили о помощи, проникал в каждую щель их дома. «Или, может, мне холодно просто потому, что я так похудела», — отстраненно думала Салли.
В кухне, кажется, было потеплее. Поставив чайник, Салли присела в ожидании, пока вскипит вода. Кухни такие домашние, их стены словно смыкаются вокруг тебя, и кажется, что здесь ничто не сможет причинить человеку вреда, здесь, где поет чайник, гроздь бананов красуется в старой синей вазе, а собака так уютно спит под столом.
Горячая кружка приятно согрела ладони, но холод не исчез. Это был холод страха. И Салли абсолютно честно призналась себе, что боится она не за себя, хотя и это присутствует, нет, в основном она терзается из-за детей и Дэна, из-за своих родителей, которые до сих пор живут представлением о ее ничем не замутненном счастье. «Если бы я страдала одна, я бы выдержала, как противостоит раку, который рано или поздно убьет его, Клайв».