Каштановый прииют
Шрифт:
— Потому что он самый заметный пациент. Знаешь, в каждом отделении есть такие, кто чудит чаще остальных. Ну вот это Дитмар. Он очень шумный, крикливый, чуть что сразу в истерику, вспыльчивый. Особенно он боится оставаться один в палате, его накрывает паника. Поэтому ему приходится постоянно уколы колоть…
— Чудит? У него такой крик был, как будто его заживо режут, — Ликка заправила прядь волос за ухо и отложила косточку на салфетку.
— Ты же знаешь, я не врач. Для меня лично он не такой уж и проблемный. Он сам ходит в туалет, сам принимает душ, чистит зубы, спокойно меняет пижаму, постельное бельё. Ест сам, ходит сам. Да и, чтобы физически навредить, у него сил не хватит, он между приступами вообще заторможенный и еле ноги таскает. Он только зеркал боится, при нём стараемся закрывать или чтобы запотевали,
— Ну, зато теперь ты здесь, — Ликка сжала протянутую Вильямом руку и улыбнулась. Вильям решил, что не стоит так уж настойчиво интересоваться этой темой, чтобы его ни в чём не заподозрили.
— Это, конечно, мне повезло. Хотя, знаешь, такие старинные дома нагоняют на меня… Тревогу. Типа привидения начинают мерещиться. Он по ночам, особенно на заморозки, зачинает щёлкать и поскрипывать, у нас же чердак рядом, стропила крыши знаешь какие звуки издают. Неуютно на ночных дежурствах. Плюс в трубах, если на первом этаже открыли воду, у нас начинает булькать или выть.
— Ну, это уже призраки подсознанья. Ничего с этим не поделаешь. У всех нас есть призраки, которые заставляют нервничать.
— У меня подруга боится темноты. Причём только если она одна.
— Обычно люди боятся не темноты, а того, что, по их мнению, может быть в ней, — Вильям улыбнулся. — Мы всей университетской группой ходили на фильм «Пятница, тринадцатое», и потом нам в каждом кусте и тени мерещился маньяк, — они рассмеялись, и Вильям протянул Ликке ведро из КФС. — Бери ещё.
— Ой, ты меня разбалуешь, я тебе ничего и не оставлю.
— Не переживай, у меня сегодня небольшой праздник, так что ешь и не возражай.
— А что за праздник?
— Я дом старый продал. Залог уже в руках, осталось юристам доработать договор, и всё.
— Здорово. Купишь себе здесь дом, будешь жить как король, — Ликка всё же выцепила из ведра ещё одну ножку. — А я пока не хочу к жилью прилипать. Знаешь, жизнь она такая. Медсестра как ветер, то там, то здесь. Где-то сокращают штат, где-то расширяют. Здесь хоть общежитие предоставляют. И очень хорошее, со своим туалетом. А кое-где приходилось снимать социальное жильё, это какой-то кошмар… Как вспомню эти облёванные вонючие подъезды, так тошнит.
— Не вспоминай, ешь курицу.
Ликка хохотнула и взяла ещё одну ножку.
Через час, приговорив два ведра и четыре бутылки колы, они разошлись. Вильям до этого с Ликкой так не общался, немного держал дистанцию, чтобы не выглядеть навязчивым. Для него это был очень болезненный бзик, от которого избавиться оказалось практически невозможно. Поэтому со стороны он выглядел забитым и нелюдимым, хотя просто боялся выглядеть как-то не так. Боялся, что стоит открыть ему рот, из него польётся то, что никому не понравится. Поэтому он был искренне рад, что Ликка говорила много и особо ничего не спрашивала. А быть участливым и сочувствующим он научился отменно. Зато так Вильям создаёт правильное впечатление милого молчаливого человека, который всегда выслушает и похлопает по плечу. Третье ведро он решил оставить на ужин, выкинул мусор и лёг на пол. В комнате было очень тепло и уютно, за окном дул пронзительный ветер, а здесь было так хорошо. Не глядя Вильям вытащил какую-то пластинку, поставил на неё звукосниматель. Ах да, он вчера слушал Аэросмит, так и оставил сверху стопки.
Он всё глубже обдумывал это экспериментальное отделение и решил сам поискать информацию. Взял подшивку одного из медицинских журналов в библиотеке пансионата и неспешно изучал. Там не было ни слова о том, чтобы здесь располагались базы для исследований. А ведь без специальной аккредитации такие отделения открывать нельзя. Пока он тут был, понял уже, что главврач тут скорее номинальная единица. Всем заправлял попечительский совет. И врачей в нём не было. Несколько сердобольных, даже один церковник, несколько дельцов и всё. И заведующие отделениями грудью стояли за свой персонал и пациентов. Не то, чтобы это было чем-то из ряда вон, но это явно означало, что экспериментальное отделение тут или по знакомству с председателем совета, или на платной основе. В любом случае ему ужасно хотелось
если не работать там, хотя бы познакомиться поближе с концепцией, руководителем, может, найдётся всё же какая-то информация, хоть крошка. Нужно утолить этот информационный голод, однозначно. Он кинул взгляд на настенные часы и решил перелистать журналы, которые вчера отложил как более интересные. Не найдёт ничего про это исследование — хоть просто интересные статьи почитает.Подозрительно тихо, солнечно. Он сидит на земле под каким-то деревом. Жарко, душно, в лицо дует горячий ветер. Рядом два велосипеда, а внизу она. Цветы собирает. Лицо закрыто шляпой. Далеко шумит шоссе. Шелест листьев на ветру.
— Хочешь венок?
Хочет. Плетёт венок, закрывая лицо шляпой. Ромашки, васильки, львиный зев. Пахнет тяжело, горячо и вкусно. Опускает на голову венок и смеётся. Низко, хрипло. Слишком много сигарет.
— Ты сам как одуванчик! Догонялки!
Толкает в плечо, убегает, так же хрипло каркая, и вдруг прыгает, превращается в птицу, большую и чёрную. На небо находят тучи, ветер становится свежим и мягким. Он встаёт, поднимает свой велосипед, как на него кто-то накидывается сзади. Большая, огромная ворона роняет его на землю, заставляет катиться по склону холма. Больно удаляется о какой-то камень, оборачивается. Дерево горит, полыхает адским пламенем, а ворона вырывает перья и кидает в костёр, так же хрипло каркая от восторга. Тихо отползает за какой-то куст, только бы не заметили. Бежать, быстрее бежать, в шоссе, куда угодно. Путается в траве, заплетается в ней, замирает и закрывает глаза.
Ноябрь медленно, но верно подбирался, наступал на пятки. В приюте стало прохладнее, пациентам выдали тёплые пижамы и одеяла. Вильям наконец из рубашки переоделся в шерстяную строгую водолазку и ходил везде с термосом. Он был очень чувствителен к холоду, чуть только, так сразу пальцы мёрзнут и синеют. Хотя в самом приюте так уж холодно не было, наоборот, очень тепло. Но его организм отказывался верить градуснику. А ещё он всё понемногу пытался разведать об экспериментальном отделении. Его непомерное любопытство его определённо погубит, но остановить себя он был не в силах. Там крошка информации, там. Он даже смог познакомиться с несколькими коллегами по стационару, что очень грело душу. Значит, он не настолько асоциален, насколько о себе думал. Но и они ничего толком об отделении не знали, только то, что там всего шестеро пациентов или что-то вроде того. И что там очень строгий режим пропускной, чтобы получилась эдакая больница в больнице.
Очередной рабочий вторник начался стандартно, с термоса чая и пары напутствий отражению в зеркале. На улице прошёл дождь и ударил первый лёгкий заморозок, поэтому от корпуса до больницы добираться можно было на коньках. Но это только веселило, Вильям превратности погоды очень любил. Поэтому он представлял, как вечером будет с разбегу кататься на заледеневших дорожках. Сегодня у него по расписанию перед обедом мистер Престон, а потом часа в три будет новая пациентка. А в этом окне он будет разбирать документацию, чтобы без дела не сидеть.
Оставив куртку в гардеробе и переобувшись в туфли, он поднялся в уже почти ставшее родным отделение. Пропустив двух болтающих пациенток в дверях, он зашёл в ординаторскую, записаться в журнал.
— Вильям, душка, ты мне принёс то, что я просила? — старшая медсестра отделения приспустила модные очки на цепочке с носа, чтобы бросить на него внушительный взгляд.
— Конечно, Марта, я сама обязательность, — Вильям отдал ей лист из кадрового отдела и размашисто подписался в журнале.
— Так, а ещё мне твой автограф нужен здесь, сегодня в шесть в актовом зале будет лекция, распишись, что там будешь. Новые нормы санитарные будут разъяснять, — женщина ткнула накрашенным ярко-синим лаком ногтем в какой-то бланк.
— Хорошо, что я свободен…
— Не говори, опять расписание раскидывают судорожно, кошмарище, — Марта состроила скептическое лицо и поджала губы. — Всё, иди, тебя пациент ждёт. Кабинет знаешь?
— Да.
Но до кабинета он не дошёл, на полпути его перехватила заведующая, ужасно задёрганная и явно не в настроении. Она всунула ему в руки тоненькую новую карточку и потащила за собой за руку, ругаясь на тех, кто приехал с лекцией. В ординаторской она собрала со стола бланки и, сунув их в папку, вышла к Вильяму.