Кастро Алвес
Шрифт:
любви и свободы, самые нежные и самые сильные.
При Алваресе де Азеведо Сан-Пауло переживал период романтики, эпоху
галлюцинаций. Его гений создал особую атмосферу в этом городе, где безраздельно
господствовала романтическая литература. Появившийся позднее Фагундес Варела
укрепил эту славу города — студенты в тавернах, студенты, ведущие женщин по
улицам, чтобы уединиться с ними
92
на кладбищах, — таковы типичные картины того времени. Самоубийство в
двадцать лет после осознания
которую поэты создали для Сан-Пауло. Зимний холод города зовет к теплу в тавернах.
Байрон зовет к безрассудству, к самым невероятным безумствам. Окружающий мир
перестает существовать. Студенты и поэты, которые верховодят ими, живут в далекой
от реальности обстановке. У факультета — фантасмагорический вид, это храм новой
религии: байронизма. В мертвые вечера тишину нарушает серенада. Дамам,
прячущимся за жалюзи, читают романтические стихи, молящие о любви. И ночью не
прекращаются жалобы на неблагодарность возлюбленной. Студентов ждут таверны;
дома терпимости страшны, как демонические строфы Байрона. И в тавернах и в домах
терпимости поэты ищут смерть — последнюю и самую желанную из возлюбленных.
Если один город Сан-Пауло, буржуазный и спокойный, засыпает, когда колокол
прозвонит девять часов, другой Сан-Пауло, сатанинский и юный, впрочем
постаревший от литературных разочарований, с хохотом и драками беснуется на
улицах *. Но вот внезапно наступает тишина, подруга, и над всей этой грязью, над всем
этим пороком поднимается голос. Он декламирует:
Когда, влекомый неизвестной далью, Впервые край родной я покидал, В твоих
глазах, исполненных печалью, Я жемчуг слез, подруга, увидал.
Этот голос смывает грязь с улиц, очищает души, увязшие в болоте.
А порой слышится другой голос, подруга, он поет для бедняжки, молоденькой
девушки, которую нужда заставила торговать своим телом.
О девочка! Цветком благоуханным Тебя создал небесный садовод. Зачем судьбы
решеньем злым и странным Ты жить обречена на дне болот?
92
Таковы, моя негритянка, все эти студенты с сердч цами, полными печали,
которую они почерпну
93
ли у Байрона, с головою, полной блестящих образов.
Это романтическое поколение, которое почти не соприкасалось с
действительностью и которое жило в мире грез, — это поколение превратило
факультет права в Сан-Пауло на известный период в самую знаменитую в стране
башню из слоновой кости. Башню поразительной красоты, но не от мира сего! С ее
высоты поэты не видели повседневной, зачастую трагической жизни. И опьяненный
созерцанием своих поэтов, усыпленный их голосами самоубийц, Сан-Пауло почти не
слышал того, другого голоса, который, возможно, был тише, но уже указывал новые
пути, — голоса Педро Луиса *. Этот поэт
хотел, чтобы в его поэзии звучали мотивы небесплодные и бесполезные для счастья людей. Но его голос не был достаточно
мощным, чтобы заглушить благозвучную симфонию романтических голосов Алвареса
и Фа-гундеса. И Сан-Пауло не проснулся, он продолжал убаюкивать себя
проникнутыми отчаянием стихами, и они были трагической колыбельной песнью для
этого сонного гиганта. В его огромном сердце было много места для самых высоких
чувств, его могучие руки обладали силой, способной разорвать и самые крепкие цепи
рабства. Но нужно было, чтобы его разбудил чей-то голос, подсказал ему, что в мире
много страдания и что миссия Сан-Пауло — принести людям радость.
Кастро Алвес поет в Сан-Пауло свою пробуждающую песню. И гимн его, в котором
говорится о пробивающемся рассвете, о заре свободы, о надежде на будущее,
преображает Сан-Пауло. Его присутствие и его деятельность вызывают в большом
городе юга интерес к социальным и политическим проблемам. После Кастро Алвеса
факультеты права в Ресифе и Сан-Пауло уже ничем не отличаются друг от друга. В них
одинаково свободно дышится, в них воздух пропитан идеями, в них студенты
смешиваются с толпой и лучшие представители студенчества способствуют развитию
наиболее благородных социальных движений. В Кастро Алвесе Сан-Пауло най
93
дет человека, стремящегося к разрешению самых насущных политических проблем,
уходящего от грез, которые приводят только к господству исступленного воображения.
В тепле симпатии, которой окружит его Сан-Пауло, Кастро Алвес напишет лучшие из
своих аболиционистских и республиканских стихов. Если в мире возможно подлинное
взаимопонимание, то таким примером были Кастро Алвес и Сан-Пауло.
Этот город, подруга, ему не пришлось завоевывать. Поэт не прошел неизвестным
по его улицам, неведомый для всех, как это было два года тому назад в Ресифе. Он не
встретил, как это было в Баие, недоброжелательства со стороны окопавшейся группы
интеллигенции. В Сан-Пауло он нашел только ласку и восхищение, встретил людей,
стремящихся поскорее услышать его слова, ожидающих поэта, чтобы последовать за
ним, жаждущих найти в его стихах те слова, которые никогда не уйдут из их сердца,
слова любви к народу и к свободе.
В Сан-Пауло он приехал прославившимся; ему было еще только двадцать лет, но
его уже считали гением. Еще до его прибытия здесь слышали о восторженной реакции
толпы в Ресифе, об аплодисментах народа в Баие, о его литературном успехе в Рио-де-
Жанейро. Было уже известно, что этот юноша затрагивает в горячих стихах проблемы,
которые в то время многие даже не представляли себе возможным обсуждать.