Каторжник
Шрифт:
— Эвона, скока тут дров! — изумленно присвистнул один из арестантов, долговязый молодой паренек с нечесаными рыжими вихрами. — А што же не давали-то нам дровей-то?
— Да известно што! — откликнулся Сидорчук, запахивая поплотнее шинель. — Дрова энти давно уже кому-нибудь запроданы, вот и жилится их благородие. Вам ежели правильно топить — это сажень сжечь, а то и полторы. А оно все денех стоит, кажно полено!
— Ну, не по-людски это, — заметил второй наш сотоварищ, приземистый коренастый крепыш со скуластым лицом.
— Ну а кто спросит-та? Разве на Страшном суде, так оно когда еще будет? Ну так ихнее
— Вам, может, подсобить? А то я туточки все одно зря мерзну! — вдруг послышался женский голос.
Я оглянулся и увидел бабу — ту самую, что не хотела заходить в караулку.
— А вы… А ты что тут делаешь?
— Дак вот, осталася тут куковать! В караулку не пойду, к охальникам этим, а к вам, в общую, не пускають! Вот и торчу на морозе, не знаю, как жива на утро буду!
— А, так ты вольная, за мужем в Сибирь идешь? — догадался я, вспомнив только что виденную сцену с унтером.
— Да вот, муж мой у вас в бараке теперича, а я туточки мерзну. А он у меня, — тут в голосе бабы послышались слезы, — сам-то телок телком, пропадет среди варнаков каторжных!
— Ну-ну, не реви! — остановил я близящееся бабье слезоизвержение. — Сейчас чего-нибудь придумаем!
Не без удивления смотрел я на эту простую женщину, которая сама решилась пойти за мужем — в Сибирь, на каторгу. Она вызывала у меня уважение. Вот так вот бросить все и отправиться за своим мужиком на край света — это дорогого стоит! Настоящая женщина, может, это то самое, что мы потеряли. Не чета свистулькам, которые орут на каждом углу, что мужик должен зарабатывать триллион долларов в секунду, чтобы она на него посмотрела.
Мне вдруг искренне захотелось помочь вот этой простой деревенской бабе, да и унтеру заодно в суп плюнуть — задолжал он мне, как и предыдущему хозяину тела. Ведь именно благодаря ему я здесь оказался в кандалах, а я долги привык отдавать!
— Слышь, как тебя там… Сидорчук, да? — обратился я к солдату. — Пусти бабу к мужу, чего тебе стоит?
— Не положено! — отрезал служивый, почему-то оглядываясь на дверь караулки.
— Да чего ты! Никто и не узнает! — почувствовав колебания служилого, наседал я, но Сидорчук снова как-то тоскливо оглянулся на дверь караулки.
И тут я понял, что унтер Палицын, видимо, положил на эту бабу глаз, и теперь он ждет, когда она, намучавшись на морозе, сама придет в караулку.
Вот только шиш ему.
И я осклабился, готовясь к переговорам: ведь у меня было, что предложить солдату.
Глава 3
Глава 3
— Ну, Сидорчук, ты же православный? — начал я вкрадчиво и тут же получил кивок.
— Во-от. — И я воздел палец. — Все православные братья во Христе, а некоторые даже сестры, — кивнул я на женщину, закутавшуюся в шаль.
— Хах, — хмыкнул он, будто хохму, остальные же слушали меня с интересом.
— А как звать-то тебя? — переключился я.
— Петруша, — протянул он.
— Петр, значит, — заключил я, и солдат даже горделиво расправил плечи. — Так вот, Петр. День был длинный и холодный, все устали. Как мы, так и вы! Вот только в караул тебя поставили,
еще полночи надо охранять, дабы всякого не было. — И я повертел рукой в воздухе.— Ну и? — хмуро кивнул он и смерил меня взглядом.
— Вот! А охота же отдохнуть. Давай поступим так, ты поможешь нашей сестре во Христе, не оставишь ее на погибель. Ты на нее глянь — она же здесь насмерть замерзнет, но не пойдет! А мы, каторжные, поможем тебе, — предложил я.
— И как же ты можешь мне помочь-то? — с сомнением и в то же время с заметным интересом спросил он.
— Так не только я, а, почитай, все обчество. Коли чего в бараке начнется — так мы сами и утихомирим буянов, а коли не справимся, вас кликнем, и будет тебе спокойная ночь. Чего, поможем бабоньке-то? — оглядел я каторжников.
— Поможем, чего не помочь-то, — хмыкнул один из моих соседей.
Сидорчук ответил не сразу и, внимательно оглядев нас, с сомнением произнес:
— А ежели унтер углядит? — наконец выдал он и поежился.
— Мы в уголок ее спрячем. А под утро она уйдет, никто и не приметит. Сейчас же ее дровами загрузим да за спинами спрячем, а ты и не оглядывайся, ежели чего не видел. Зато ночь будет спокойна и ты православную душу спасешь, — закончил я.
— Я за тебя молиться буду, Петр, ну помоги, а? — подключилась женщина с мольбой в глазах.
— Ах, ну смотри! Коли достанется мне, то и тебе несдобровать! — сдался солдат. — А ну пошевеливайтесь! Чего застыли?! — прикрикнул он.
Нагрузившись дровами по самые глаза, мы обступили со всех сторон женщину и двинулись в обратный путь за Сидорчуком.
По дороге наткнулись на нашего офицера, стоявшего у распряженных саней. Он разговаривал с какой-то чудной личностью в арестантской форме:
— Корнет, ну что же вы в общий-то барак? Извольте к нам, вон к Николаю Карловичу в пристрой, вы там совершенно покойно устроитесь! — увещевал наш офицер этого странного типа.
Человек этот и вправду отличался от нас: вроде одет примерно так же, как и остальные каторжные, но тюремная форма на нем явно из хорошей ткани, а поверх весьма приличный тулуп. Кроме того, никаких кандалов на нем не было и в помине.
— Буду весьма признателен, господин капитан, однако не обременит ли это вас? И не послужит ли мой визит в караульное помещение какой-то дискредитации? — очень вежливо ответил необычный арестант.
— Ах, оставьте! Какие счеты! Буду рад услужить образованному человеку! — возмутился конвойный офицер.
Дальнейшего я не услышал: мы с поленьями вошли в наш заиндевелый барак. Тут же высыпали дрова возле печки, я схватил женщину за руку и увел в самый конец, на нее косились с интересом, но никто ничего так и не сказал. А там пару минут розыска, и ее не путевый мужичок нашелся.
Был он невысокого роста, худощавый, сутулый и с большой растрепанной бородой.
— Глашка, — едва слышно прошептал он, замерев на месте. — А ты тут чего? А как же хозяйство?
— А вот так! — И она, шагнув, обняла его, тут же положив голову на плечо. — А чего хозяйство, на старшего оставила. Собралась да за тобой. Куда ж ты без меня, друг мой сердешный! Куда ты, туда и я!
Они так и замерли, обнявшись, отчего на душе у меня как-то потеплело. Однако надо было еще устроить, чтобы потеплело и тело, так что пришлось возвращаться к печке.