«Катюши» – «Сталинские орга?ны»

Мы не успевали маневрировать, и после первого же нашего залпа немцы обнаруживали наши позиции и сразу же наносили по ним артиллерийские удары. Там мы понесли потери.

У нас в одной батарее была санинструктор, Лида Колесниченкова, у нее муж танкистом был и погиб в самом начале войны, после чего она пошла на фронт и попала в наш дивизион. Она была очень симпатичная женщина – статная, высокая, боевая. Ее весь личный состав боялся, она с ним справлялась лучше любого старшины. И у нее была взаимная любовь со старшим сержантом, заместителем командира взвода.

И вот только мои ракеты пошли, немцы ударили в ответ и попали в окопчик, где был заместитель командира взвода. Он ранен, а я слышу, что еще снаряды идут. Вижу, Лида из ровика побежала к нему. Я кричу: «Лида, назад!» Конечно, не послушала, это ее обязанности санинструктора, раз человек ранен. Вторым залпом противника их обоих убило.

Тогда же погиб командир нашего дивизиона Кузнецов. Мы с ним были большими друзьями, сперва вместе командовали батареями, он старше меня был, не успел до войны закончить академию им. Дзержинского, и вот я как-то вечером иду к нему, подписать боевое донесение. Сидим. Он подписал. Я уже хотел уходить, а мы напротив окна сидели, и тут какой-то шальной тяжелый снаряд противника упал вблизи, и большой осколок попал ему под лопатку. И он сразу… Он только мне сказал: «Миша, плохо»… И умер.

В 1943 году мы участвовали в знаменитой Смоленской операции. Мы поддерживали 222-ю дивизию, надо сказать, что командир дивизии, полковник, со своим управлением, как правило, шел впереди, иногда на уровне атакующих батальонов, и командир нашего дивизиона тоже вместе с ним, и вот они вместе попали под огонь противника. Командир дивизии был смертельно ранен, мой командир, майор Богоровский, был тяжело ранен, так что дивизионом командовать пришлось мне.

В конце операции мы поддерживали 5-й механизированный корпус, и я получил приказ войти в организационный состав штаба 5-го механизированного корпуса. Как сейчас помню, я нашел командный пункт командира корпуса, генерал-лейтенанта Волкова. Он очень хорошо меня принял, когда я подъехал, он как раз умывался. Умылся, пригласил меня в свою штабную машину, угостил завтраком. Я ему доложил наши боевые возможности. Очень обрадовался, что в его распоряжение поступило такое мощное средство.

В конце операции нашему дивизиону было присвоено почетное наименование Смоленский.

Потом была еще операция под Ленино, с участием 1-й дивизии Войска Польского имени Костюшко. Дивизия Костюшко была в центре боевого порядка, а справа и слева наши дивизии, к несчастью, ослабленные. Наши тылы отстали, а тылы противника, наоборот, были близки к фронту.

Когда мы провели артиллерийскую подготовку, пехота пошла в атаку, а за ними должен был быть введен наш 5-й механизированный корпус, а вслед за нами кавалерийский корпус, и мы должны были начать уже освобождение Белоруссии. Но противник сорвал наступление пехоты. Дивизия Костюшко прошла около 6 километров, а наши немножечко отстали, и авиация не поддержала. Так что эта операция провалилась.

После этого нас вывели под Москву, а под новый, 1944 год мы прибыли под Киев, где из 5-го гвардейского Сталинградско-Киевского корпуса генерала Кравченко и нашего корпуса формировалась 6-я, пока еще не гвардейская, танковая армия.

Тогда у нашей Ставки был план: силами 1-го и 2-го Украинских фронтов провести Корсунь-Шевченковскую операцию. Наша армия и, в частности, наш корпус находились в авангарде. Окружили немцев, все хорошо, и вдруг ударили оттепели, все развезло.

Я тогда начальником штаба дивизиона был, у нас как было устроено – я занимался всей огневой подготовкой, а командир дивизиона занимался взаимодействием с общевойсковыми командирами. И вот так получилось, что я с одной только 1-й батареей преодолел эту грязь, шел по целине, мы освободили большой населенный пункт, в котором захватили большие трофеи. Заправили машины и пошли вперед. Мы находились уже в 25–30 километрах от Днестра, и командир 45-й бригады, полковник Марацевич, поставил нам задачу – с наступлением темноты колонным путем прорвать оборону противника, захватить город и мосты. А у нас всего сил-то – моя батарея, 17 танков и около батальона пехоты, десанта. Вот и вся сила.

Помню, командир бригады нас пригласил, всех своих командиров пригласил на ужин, даже мы по рюмочке вина выпили для храбрости, и как только стемнело… По машинам и вперед. Стрельба справа, слева, но ночью она не особенно эффективная. Мы прорвались, но немцы к рассвету оправились, и за нами! А мы уже к Могилев-Подольскому вышли, комбриг на пригорке КП организовал, вызвал меня и приказал дать залп по мостам и какому-то складу. Я это сделал, там взрывы. Переправа противника уничтожена, причем, когда мы подошли к урезу реки, середина моста стояла, а края были подорваны.

А в это время немцы уже подошли к нам. Два танка шли в боковом дозоре по оврагу и застряли. Немцы эти два танка окружили, прикладами бьют, хотели захватить. А мы как раз подъехали, командир бригады говорит: «Миша, надо что-то делать. Давай, пальни по ним». Я говорю: «Слушай, они внизу, и потом, я не гарантирую, что не попаду по машинам». Но комбриг говорит – стреляй! И я одной установкой прямой наводкой шарахнул. К счастью, в танки не попал, а немцы тут, конечно, все разбежались. Танкисты оправились, открыли огонь. Когда их подняли на дорогу, один командир танка подходит ко мне и выражается так, что в ушах море чертей. Но там весь экипаж оглушен был, и их отправили в санбат, а у меня старшина бывший механик-водитель. Я ему говорю: «Ты сможешь управлять?» «Смогу». Так и пошли – я за командира танка, старшина – механик-водитель, мы шли замыкающими колонны. Этот танк сыграл свою роль.

Когда немцы на нас стали наседать, в городе уже немецкие танки с мотопехотой были, я батарею с позиции снял и подъехал к городу. Мне комбриг говорит: «Ну, Миша, действуй», – и больше никаких задач мне не поставил. Я посмотрел, там крутая, узкая улица, ну, что мне там делать? А противник наседает. Думаю, что с тыла могут быть неприятности. Я решил развернуть свою батарею, причем расстояние минимальной дальности стрельбы два с половиной километра, а тут всего километра полтора. Ну я батарею развернул, задние колеса приподнял, и когда пехота перевалила через гребень и пошла в нашем направлении, я нанес один удар, причем он оказался очень эффективным. Снаряды – там был еще маленький гребень – некоторые снаряды коснулись этого гребня, и разорвались в небольшой лощине, где как раз немцы и были. И получился рикошет. Это очень эффективно. Потом еще дал залп. Все снаряды израсходовал.

Одна группа противника пошла вправо, а другая влево. Тут какой-то лейтенант-танкист оказался, я ему дал указание разгромить правую группу, и он ее рассеял. А вторую группу я даже не заметил, там слева был овраг, и эта вторая группа подошла к нашему расположению во фланг, там буквально 10 метров до наших позиций было. Открыли огонь, мы заняли оборону по кювету дороги, а немцы огонь ведут плотный. У меня на батарее один ручной пулемет, из него сначала стрелял старший сержант Усов, он с самого начала войны был в дивизионе, очень толковый человек. Вижу, он лежит, убит. Еще один сержант, Березин, он уже был награжден орденом Красного Знамени, тоже погиб, пуля попала в голову. Я взял пулемет, открыл огонь, и тут ко мне подбежал младший лейтенант-танкист. Даже не знаю, откуда он появился, взял у меня пулемет. Немцы начали гранаты бросать, а наши их хватали и обратно немцам отправляли. Вот мы так: они к нам, а мы к ним. И таким образом, они решили, что не захватят батарею, и ушли, спустились в город. У меня оказалось два погибших, несколько человек ранены, в том числе и один шофер, кто-то ранен был из мотопехоты.

Я решил, что надо вниз спускаться, там есть медсанбат. Погрузил на боевые машины раненых, сам за руль первой машины, приехали в деревню. Там действительно оказался развернутый медпункт. Тут и командир корпуса, но меня командир бригады обогнал на трофейной машине, остановился:

– Ну как?

Я говорю:

– Много потерь, но я вас спас, я вас прикрыл.

– Молодец. Доложу командиру корпуса.

Я приехал в деревню, а тут и командир дивизиона подъехал.

Я остро переживал потери. Это для меня был второй такой трагичный эпизод.

Михаил Гаврилович, вы выходили из окружения, 60 человек: какое было настроение?

У нас никакого сомнения в конечной победе не было. И даже в критической обстановке мы знали, что мы выйдем, мы победим, уверенность у всех была только такая. Это я четко помню.

В этой группе возрастной состав какой был?

В основном солдаты, молодежь. Были и офицеры. Кроме командира батальона, там было еще несколько офицеров из штаба дивизии, политработники, солидные люди. Командовал Ковалев.