Кавалер Сен-Жюст

Ведь Комитет так и не прислал 12 батальонов. Пришлось обходиться собственными силами. Сен-Жюст верил в санкюлотов и не ошибся, но все же это были не 12 батальонов хорошо обученных регулярных войск…

Да и «всех прочих представителей» не отозвали. Сен-Жюст дважды повторял просьбу, прямо написав Комитету, что не может работать рядом с опозоренными людьми, вроде Эро де Сешеля… Только после вмешательства Робеспьера Конвент издал 13 брюмера постановление, отзывавшее прежних комиссаров. Но не всех. При Мозельской армии остались Лакост и Бодо, уже начавшие мешать своим рейнским коллегам…

Впрочем, все это не так уж и важно. Если говорить о главном, то Филипп прав: выполнили. Принудительные займы в Страсбурге и Нанси дадут по крайней мере 10 миллионов; это солидно. Это позволит поддержать не только солдат, но и их семьи, оставленные в тылу. Уже сейчас сотни тысяч франков отосланы дистриктам и муниципалитетам Страсбурга, Виссамбура, Матценгема, Вестхауза и многих других мест, пострадавших от войны или укрывших беженцев. Реквизиции уже одели и обули армию: получено 17 тысяч пар обуви, до 30 тысяч рубах, 1400 шинелей, 1900 шапок и многое другое. Воры-снабженцы выявлены и обезврежены. Солдаты накормлены. Спрашивается, может ли это все не повлиять благотворно на дисциплину?..

Да, дисциплина наконец установлена. И дисциплина сознательная. Комиссары во всем доверяют солдатам, а солдаты дорожат этим доверием. Он, Сен-Жюст, всегда советуется с солдатами по поводу увольнений и назначений командиров. Он разрешает взводам и ротам самим утверждать всех своих офицеров. Он поддерживает любые меры, ведущие к укреплению братских отношений между солдатами и между целыми подразделениями войск. Совсем недавно, например, восемь рот гренадеров из департаментов Роны и Луары, Майенна и Манша, все из гарнизона Страсбургской крепости, попросили, чтобы их не разлучали. Тронутые подобными чувствами, комиссары торжественно присвоили этим ротам наименование «Батальона друзей».

Он обещал армии покарать предателей и сдержал свое слово. Он пристально изучал поведение и личные дела офицеров, устранял бездеятельных и арестовывал «бывших». Военный трибунал, выполняя его волю, в течение двадцати дней брюмера вынес одиннадцать смертных приговоров. Но он не только карал. Он и поощрял. Деятельные офицеры, преданные службе и долгу, получали награды и быстро повышались в чинах. И он, и Леба особенно поддерживали новых людей, офицеров и генералов, вышедших из простого народа, из рядовых санкюлотов, — таких, как командующие Рейнской и Мозельской армиями генералы Пишегрю и Гош.

«Опираясь на подобных командиров, ведя за собой сознательную, хорошо экипированную и боеспособную армию, да еще имея прочный тыл, — подумал Сен-Жюст, уже засыпая, — можно и должно совершить чудеса. Воистину чудеса!..»

16

День выдался солнечный, тихий. Небо над головой сверкало ослепительно, чуть ниже голубело, а у горизонта становилось акварельно-синим. Даже наверху, на самом плато, ветра почти не чувствовалось, только морозный воздух слегка покалывал щеки.

Это был подарок: ведь день мог оказаться и ветреным, и дождливым, тот единственный день, который они сумели вырвать для передышки.

Передышка же была остро нужна, можно сказать, необходима. Завершение подготовки наступления и этот рывок по всему фронту стоили гигантских усилий; только молодость и крепкое здоровье комиссаров помогли преодолеть напряжение. И вот сегодня тишина, ни грохота орудий, ни криков солдат. Линия фронта ушла далеко на север. Саверн стал тыловым пунктом. И все эти горы, ущелья, перевалы из военных объектов превратились просто в живописные места, в ту нерукотворную, вечную и прекрасную природу, для наслаждения которой в нашей жизни остается так мало времени…

— Все, — сказал Сен-Жюст утром 8 фримера. — Будь что будет, а мы с тобой сегодня махнем в горы.

Филипп не поверил ушам, и друг его счел нужным пояснить:

— И здесь, и на фронте спокойно: первый этап наступления окончился, перед вторым необходима пауза. Завтра-послезавтра подойдут подкрепления и прибудет оружие. Враг смят и терроризован — в ближайшее время не шелохнется. Что еще?

— А срочные депеши из Комитета? А поток курьеров из частей? Да и многое другое — уж будто ты не знаешь.

— Сегодня не хочу знать. Ничего не случится. Подождут. К тому же здесь остается Вилье, круглосуточно бдят дежурные, и если что, не дай бог, стрясется, нас найдут и известят. А сейчас быстро седлай коней — и в горы. В горы, и никаких отговорок!..

…Да, сегодня он ничего и ни о чем не хотел знать. Вся эта история с генеральным планом и с потерей темпа наступления опустошила его. Впрочем, это можно было предчувствовать, и он предчувствовал, хотя долгое время гнал от себя подобные мысли.

С самого начала он не нашел общего языка с Комитетом, или, если быть точным, с одним из членов Комитета, с Лазаром Карно. Конечно, Карно, только что одержавший победу на севере, был самым опытным из военных специалистов Конвента и Комитета. И все же, слишком уверенный в себе, он многое проморгал. Карно не дал резервов, затягивал отозвание лишних комиссаров, настаивал на своем никуда не годном стратегическом плане…

Ко времени их отъезда в Эльзас Комитет общественного спасения не имел планов операций. Ситуация была меняющейся и неясной; данные о численности войск не соответствовали истине, силы были распылены, связь между ними отсутствовала. При этом Рейнская армия находилась в худшем положении, чем Мозельская: она удерживала более протяженный фронт и была значительно растянута. Все это Сен-Жюст вполне уразумел уже в первые дни; именно тогда он понял, что Саверн — уязвимейший пункт, и потребовал те 12 батальонов. Обнаружив, что в столице его не хотят понимать, он повторил свое требование две недели спустя, на этот раз более решительно. Но Комитет по-прежнему не спешил с присылкой батальонов. Вместо этого Карно прислал свой стратегический план. Он рекомендовал сосредоточить силы обеих армий у Саарвердена и атаковать с левого фланга, сначала освободив Ландау, а затем зажав врага в клещи между Ландау и Страсбургом.

Сен-Жюст, понимая опасность подобных действий, отказался следовать плану Карно. Не рассчитывая больше на подкрепления, мобилизуя местные людские ресурсы, он прежде всего укрепил Саверн, дабы избежать внезапного прорыва, а затем предполагал начать совместное наступление по всей линии фронта с главными ударами на Бич, Буксвиллер и Агно. Этим, полагал он, были бы созданы исходные рубежи для удара на Ландау без риска быть окруженным австрийцами.

Упорство и здравые аргументы Сен-Жюста победили. В Комитете его поддержал Робеспьер. Карно отступил, он даже занялся изысканием контингентов в Северной и Арденнской армиях для временной переброски в Эльзас. Но чего стоило добиться этого! И главное, сколько драгоценного времени зря ушло…

…Лошадей оседлали быстро. Проехав дорогой, хорошо знакомой по прежним инспекциям, миновали Савернское ущелье и свернули к Бьему. Лошадей привязали внизу у ручья и, распихав по карманам свертки с провизией, начали подъем.

— Сколько раз мечтал я, — признавался другу Сен-Жюст, — в дни, когда мы вихрем проносились мимо, забраться сюда, побродить, а может быть, попытаться залезть и выше; ведь в детстве я был отчаянным смельчаком и больше всего любил лазить по горам и деревьям.