Каюр

Метанол! Я чуть не хлебанул метилового спирта! По моей спине потёк холодный пот. На бидоне ни каких предупреждающих надписей не было, а пахнет этот спирт так же, как этиловый, никакой разницы. За один день я чуть не разбился на смерть, а потом едва метанол не выпил! Так близко к смерти я ещё никогда не подходил в своей жизни. Нахрена им тут этот яд, да ещё и в таких количествах?!

Меня уже трясло от всего того, что мне давилось пережить за этот проклятый день, и я смутно помню, что мне выговаривал Матвей, как смеялся надо мной проклятый эскимос, и что я вообще делал в тот вечер. Помню, что мы сели есть, но та бурда, что была нашим ужином, мне в горло не лезла. На автомате я принял от Матвея точно такую же кружку, которой я недавно набирал яд, и выпил. По горлу полился жидкий огонь, я поперхнулся и дыхание моё перехватило. Спирт! В панике, я схватил вторую кружку, что стояла рядом с Матвеем, и тоже опрокинул её в себя, не чувствуя вкуса, а просто пытаясь потушить пламя, что разгоралось в моем пищеводе. Тоже спирт! Эти аборигены всё же убили меня! Именно такая мысль была последней, что промелькнула у меня в голове, после чего наступила темнота…

— Вставай Сидорка, я тебе говорю! — Проснулся я от того, что кто-то пинал меня в бок. Было темно и холодно, башка моя страшно трещала, а глаза никак не хотели открываться, я был сильно пьян. — Отплываем мы! Тфу дурень убогий!

— Отстань — Отмахнулся я, не открывая глаза от этого жестокого человека, который заставил меня вернутся в мир боли и похмелья из спасительного небытия — Вали нахер!

— Пьянь подзаборная! Это же надо было так наклюкаться вчера… Две кружки самогона без закуски саданул, как будто в последний раз её видишь! Даже простится по-людски не можешь! Ладно, прощевай Сидорка, в следующем году даст бог увидимся. Документы твои в планшетке. И оставшиеся деньги стребовать за собак с американцев не забудь! — Мой мучитель закончил свою речь, в которую я не очень-то и вслушивался, и оставил меня наконец-то в покое, и я тут же снова погрузился в сон.

Второе моё пробуждение было ничуть не лучше первого. В этот раз я проснулся от того, что мне жутко хотелось пить, и избавится от содержимого мочевого пузыря, который грозил вот-вот лопнуть. Голова моя болела едва ли не сильнее чем раньше, и я плохо соображая выполз наружу. Светило солнце, оно уже было довольно высоко над горизонтом, что говорило о том, что сейчас хоть и утро, но уже довольно позднее. Ящиков и мешков на берегу поубавилось, а мне было пока не до того, я дополз на четвереньках до ручья и окунув в него воспаленную голову начал пить воду большими глотками. Ледяная вода немного привела меня в чувство. Пошатываясь я встал, и с трудом справившись с завязками на туземных штанах, с облегчением наконец-то избавился от лишней влаги в своём организме.

Не отвлекаясь от важного занятия, я мутным взглядом обвёл фьорд. Чего-то тут поменялось, но я никак не мог взять в толк, что именно. И только через секунды тридцать тупого таращенья на воду залива я понял. Ни одного корабля на воде не было!

Глава 4

Матвей меня бросил! Я в ужасе оглянулся вокруг. Палатка стояла на месте, собаки тоже безмятежно дрыхли на своих местах, а вещей на берегу стало сильно меньше. Шесть ящиков, два мешка, четыре бочки, два бидона, сани Матвея… В раскрытом пологе палатке, который я откинул, когда выползал наружу, я увидел только две шкуры и лежащий на них спальный мешок, в котором я видимо и спал. Хоть убей не помню, как я вообще в палатку попал… На центральной стойке, вместо керосиновой лампы болталась кожаная планшетка. Ни Матвея, ни эскимоса на берегу не было.

Неподалеку от палатки, возле домика американской экспедиции уже вовсю кипела работа. Еще вчера разбросанные на берегу без всякого порядка вещи, уже были аккуратно сложены в три большие пирамиды, которые сейчас американцы старательно обкладывали камнями, строя вокруг них стены. Так же в лагере без устали стучали топоры и выли ручные пилы, из привезенных кораблями бревен возводилась коновязь и загон для скота, чуть дальше от основного дома возводилась и другое сооружение, назначение которого было мне совершенно понятно. Такие постройки в каждом частном доме или на даче стоят и строят их обычно в первую очередь, ибо без них никак.

Я тупо стоял и пялился по сторонам, моя больная голова никак не хотела воспринимать реальность. Я на зимовке в Гренландии конца девятнадцатого века, единственные корабли, которые могли меня доставить на большую землю отплыли, а я этот момент благополучно проспал, валяясь пьяный на какой-то шкуре, как бомж подзаборный! Да, я не один, со мной около десяти человек остались и у них полно припасов, но ведь они такие же неопытные, как и я! Они тут впервые, даже на собаках ездить не умеют, надеются на лошадей, и это возле полярного круга! А ещё никакой связи с большой землёй не будит минимум до следующего лета! Случись что, а оно обязательно случится, помочь нам никто не сможет! Матвей сука!

Ладно. Только спокойствие! Матвей вроде говорил, что вернётся за мной через год… или не говорил? Точно! Он сказал что-то типа «даст бог свидимся», а это как угодно можно толковать! Козлина бородатая!

Застонав от бессилия, я медленно поплёлся обратно в парусиновый шатер, общаться с американцами сейчас не было ни сил, ни желания, мне надо было крепко подумать о том, что случилось, и что мне делать дальше. Мой взгляд притягивала чертова планшетка, которая болталась на центральной опоре палатки. Я не так уж хорошо и помню наш последний разговор с гадским Матвеем, но одно я запомнил крепко — в этой кожаной сумке какие-то документы, а возможно и послание от моего сбежавшего «родственника»!

Забравшись в палатку, я рухнул на шкуры и спальный мешок и раскрыл сумку. Так, что тут у нас? Всего три бумаги, довольно плохого качества. Ничего похожего на современный паспорт и в помине нет. Ни каких книжечек, ни каких карточек… Достав первую бумаженцию я начал читать, продираясь через яти и странные словесные обороты, которыми изобиловал документ. Это оказалась выписка из метрики, а если переводить на наш язык, то свидетельство о рождении выданное на имя… Исидора Константиновича Волкова, 1871 года рождения! Однако… так я тут не Сидор получается, а Исидор! Вот нахрена это тело так назвали?! У отца же нормальное имя было, Костя! А меня значит Исидором решили? Уроды…

Второй и третий документы всё же оказались паспортами, выданными на то же имя, что и метрика. А именно таможенным паспортом, и паспортной книжкой (хотя на книжку он совсем не был похож).

Таможенный паспорт давал дозволение мещанину Исидору Волкову, приказчику купца третей гильдии Матвея Урицкого, вписанного в свидетельства купца как родственник, торговать и добывать зверя за пределами государства Российского, в том числе в портах Норвегии, Дании и Швеции. Паспорт был бессрочным. Паспортная книжка судя по всему была внутренним паспортом, и указывало только на то, что Волков проживает в Кольском уезде и ему разрешено посещать любые города и селения Российской империи для собственной надобности. Этот паспорт уже имел срок действия и составлял он пять лет.

В обоих документах фотография владельца напрочь отсутствовала, зато была графа «приметы», рост, цвет волос и бровей, цвет глаз, подбородок, нос, рот, размер ноги и… всё! Судя по тем приметам, которые были записаны в паспортах, под них подходило как минимум треть мужского населения страны! Трендец какой-то…

Ещё раз обыскав планшетку, я убедился, что она пуста, больше в ней ничего не было. Значить Матвейка мне ни каких писем не оставил. Я уж было собирался продолжить обыск оставленных мне вещей, как вдруг услышал, как залаяли собаки, к палатке кто-то приближался.

— Мистер Сидор! — Знакомы голос американского доктора подтвердил мои предположения — Я не могу к вам пройти, эти бестии того и гляди привязи порвут! Вот же злобные твари! Вас зовёт мистер Соверс!

Бросив бесполезный планшет на спальный мешок, я выполз из палатки и увидел, что на границе той части берега где были привязаны собаки, стоит вчерашний доктор, и с досадой смотрит на нескольких здоровенных кобелей, которые во всю заливаясь лаем буквально рвутся в бой, выбрав своей жертвой американца. Да уж… Сразу видно, что это не ездовые собаки, у тех агрессия к людям напрочь отсутствует. Те же хаски, маламуты, лайки и самоеды выдоились с таким расчётом, чтобы на них мог ездить любой, а не только хозяин. Агрессивные экземпляры в процессе селекции безжалостно уничтожались. Много поколений отбраковки собак, агрессивных к людям, и отбора самых послушных (для езды в упряжках) дали собаку, начинающую ластиться к каждому человеку, которого увидит. А тут… Да этих зубастых и беспородных монстров только на цепи держать, вместо охраны.