Каюр
Шрифт:
Я расхохотался, деланно и длинно, и отошел от раздачи, подсев со своим подносом к соседу Крулю. В другой раз я вел себя уже менее принужденно.
Кроме того, что гурман и кулинар, Джус был большой бабник.
– О, это любовь! Умеете это делать?
– ухаживал он за какой-нибудь выздоравливающей блондинкой.
– Как сказал-написал один взрослый русский писатель, мужчина и женщина - каждый в отдельности - статичны. И лишь вместе, в паре они - движение, действие, акт.
"Розанов?" - Машинально попытался припомнить я.
Надо сказать, что при его неказистой внешности у него отлично всё получалось.
– Давай, да?
Он где-то поймал и поселил в своем номере канарейку. Верней, кенора. Кенор, притерпевшись к неволе, стал петь, а Джус - приглашать женщин послушать.
– Это он мне хвалу воздает, - утверждал владелец певца.
Впрочем, во всём его донжуанстве было много от показухи.
Когда он за кем-нибудь волочился, то нередко имитировал кавказский акцент, считая, что так сексуальней. У Каспара, помнится, тоже подобная имитация хорошо получалась, что усиливало мою подозрительность к Джусу.
Спросить напрямую? Обиняками? Иногда бывали моменты столь острой паники перед ним, что я не мог заставить себя выйти из бокса, боясь с ним встретиться. Тогда я лежал, уставившись в потолок, соображая, как бы отделаться от него похитрее. Строил различные планы. Иногда тот или иной план выглядел вполне осуществимым. Тогда я вскакивал и нарезал круги по палате.
Хитроумие мое дошло до такой степени, что я подумывал о том, чтоб бросить ему на съеденье другого. Тихого моего соседа подставить вместо себя, выдать за Торопецкого. Однако я вовремя спохватился, что это никакое не хитроумие, а бессовестность с моей стороны. Только мое тогдашнее угнетенное психическое состояние может несколько извинить состояние угнетенной морали.
– В человеке должно быть все прекрасно, у меня же прескверно все, - жаловался иногда Джус, напуская на себя унылость.
– Хочу быть красивый, как все. Второй раз он мне эту внешность навязывает.
– Кто?
– насторожился я.
– А, не знаешь. Это для работы нужно.
– А ты - кем?
– проявлял я редкое для меня в то время упорство.
– Старое из-за ожирения пришлось заменить, - пояснил Джус.
– Тяжело стало работать.
– Но кем - не сказал.
Он вел себя так забавно и бывал так мил, что порой почти рассеивал мои подозрения.
Но однажды - обычно в таких случаях говорится: "как вдруг"...
В среду мы высаживали деревья. Я пришел один. Увидев Грибоедова, подобрался поближе к нему. Он ковырял землю рядом с теми двумя деревцами, которые мы с Каспаром посадили месяц назад. Через минуту к нам присоединился Джус.
– Знаешь что, - обратился он ко мне, совершенно игнорируя Грибоедова.
– А не отужинать ли нам завтра у меня в номере?
– С чего бы?
– грубо - от неожиданности - отозвался я.
– Так, ни с чего. Упал на подоконник кусок баранины. Надо ему примененье найти. А то ты что-то меня избегаешь, побаиваешься, что ли. Заодно наши отношения проясним.
– Откуда у вас плита?
– Я искал повод, чтоб отказаться.
– Да вот, подобрал как-то кусок нихрома, намотал на карандаш, - объяснял он наличие в своем номере электроплитки.
Двадцать первый век. Веку за полдень. Но что делать, если пожароопасные приборы в боксах запрещены.
– Женщины будут, две. Они пока тоже избегают меня. Кебаб сделаю. Если не давать мужчине жрать, а женщине кушать, то им не до отношений. Ты любишь пряности? Ах, черт...
Переминаясь с ноги на ногу, он наступил на мой саженец и сломал его.
Грибоедов уже выковырял ямку и теперь вложил в нее корневища березки, вместе с грунтом завернутые в какую-то ткань, которая со временем должна была в земле раствориться. Джус бесцеремонно вынул деревце из его лунки и вставил в мою.
– Это волюнтаризм!
– возмутился Грибоедов.
– Не говори гадостей, - невозмутимо сказал Джус.
– Впрочем, ладно. Пойду принесу.
Он воткнул лопату и отошел. Деревце, разумеется, я тут же вернул Грибоедову. Он в ответ что-то пробормотал.
– Что?
– переспросил я.
– Опасный тип, - понизив голос почти что до шёпота, доложил он.
– Кажется, из спецназа депо. Знаете, сколько там отморозков?
– Я знал. Не много, но есть.
– Я вижу, он и вам неприятен. Живете на одном этаже?
– посочувствовал он.
Этот псевдо-Грибоедов имел сходство со знаменитым портретом работы Крамского. Только флегматичности в его лице было, пожалуй, больше. Да очки он уже несколько дней, как снял. Но всё ещё приволакивал ногу.
– Давайте завтра вечером или даже пораньше приходите ко мне. А то вы от него не отвяжетесь. Я во втором корпусе, можете даже заночевать. Я очень скоро выписываюсь, а комнату вы оставите за собой. Там у нас литературная секция. Интереснейшая интеллигенция собирается.
– Какое твоё?
– сказал подошедший Джус, держа на весу два деревца.
Я взял у него саженец.
Накануне Джус мне напомнил о нашем ужине при свечах. Я сказал, что окончательно еще не решил, однако, как только стало темнеть, крадучись покинул корпус. Пробираясь на цыпочках мимо двери Джуса, я никаких признаков предстоящего шабаша не обнаружил. Ни женский смех, ни чарующие напевы, ни даже запах подгорелой баранины не коснулись моих органов чувств. Мне даже показалось что за дверью темно. И пусто - как может быть пусто только в бескрайнем космосе.
– Сюда!
– прошипел Грибоедов, как только я, покрытый мурашками, чуть отошел от подъезда.
Он схватил меня за руку и увлек в кусты.
– Опасно!
– шипел он мне в ухо.
– Он знает и непременно придет! Я теперь сам в опасности! Я не могу подвергать себя опасности из-за вас. Мне завтра выписываться. А послезавтра - паром. Меня уже ждут на воле.
– Слово "опасно" и производные от него он в полминуты произнес раз десять, чем изрядно меня взвинтил. Я мгновенно потерял голову.
– Я вас на стройке укрою, - продолжал шипеть и волочить меня через сквер Грибоедов.
– Я сам строитель и там неоднократно бывал. Скучаю, вот и хожу. Познакомился с прорабом. У него в вагончике и спрячетесь эту ночь. А завтра объявите администрации. Впрочем, если это по каким-то причинам для вас неприемлемо, то прораб вам поможет бежать. Вывезет на грузовом пароме. Вас, конечно, найдут по фанку. Но зато вы избавитесь от преследований этого негодяя. Переждёте в походящем подполье, а там...