Каждая победа начинается с поражения
Шрифт:
А случилось тогда вот что. Похожая на человека чёрная тварь прошла сквозь стекло и замерла посреди комнаты. Несколько долгих секунд смотрела на Элиота, будто размышляла, напасть или нет. Затем шагнула к нему и протянула руки. Или лапы, сложно было понять – фигура была чёрной, как ночной мрак, и вокруг неё клубилась чёрная же дымка.
Элиот тогда спрятался под одеяло и мысленно молился всем богам, чтобы его спасли. Кто-нибудь. Хоть кто-нибудь…
И «кто-нибудь» откликнулся.
По комнате разлилось тепло как от разгоревшегося рядом костра. Элиот открыл глаза под одеялом и невероятным образом увидел, что вокруг царит золотое сияние. Он опустил одеяло и увидел нового человека, от которого исходил
Он выглядел как небрежный рисунок, выполненный кистью великого художника. Невысокий полный мужчина в деловом костюме и шляпе; Элиот видел похожий типаж в фильмах, стилизованных под США то ли тридцатых, то ли сороковых годов. Незнакомец подмигнул Элиоту и обернулся к чёрной фигуре, замершей без движения. Вскинул руку, щёлкнул пальцами, и существо растворилось в темноте, осыпавшись грудой пыли; миг спустя та растаяла.
Спаситель махнул на прощание и исчез. И это тоже было красиво – как будто световые линии кто-то размывал водой, и они таяли в воздухе, оставляя после себя лёгкий запах, какой бывает во время грозы. И, много позже, обдумывая это, Элиот понял, что в присутствии того человека ему было тепло. Только не физически, а как бы… в душе, что ли. Он сам не мог толком объяснить.
И если бы всё закончилось с исчезновением этого… человека? Бога? Существа? Какая разница. С его исчезновением всё только началось. Мир наполнился существами, подобными той твари, что он увидел тогда, только не все были похожи на человека. Какие-то выглядели как животные или пауки, иные принимали форму, непохожую ни на что живое – например, шарик на ножках. Все они были разными, обитали в разных местах – в коридорах, комнатах других мальчишек, в столовой, в кабинете директрисы – но было у них и кое-что общее. Все они были чёрными, с красными глазами, а главное – кроме Элиота их никто не видел.
– Там никого нет, милый, – говорила синьора Хиддинк, когда он показал на группу чёрных шариков под столом в столовой. – Хочешь, чтобы я попросила проверить камеры наблюдения?
Элиот сомневался, что они там будут, но всё же согласился. И оказался прав.
– Я никого не вижу, – мягко сказала синьорина Анри, когда Элиот рассказал ей о чёрном красноглазом коте, жившем в соседней комнате. – Хочешь поговорить об этом?
Это прозвучало так, будто она считала его душевнобольным, и Элиот отказался. Синьорина Анри смотрела на него с сожалением, и вроде бы собиралась что-то сказать, но в последний момент передумала.
Зато потом Элиот случайно услышал, о чём она промолчала.
– Мне кажется, нам стоит показать его психиатру, – говорила синьорина Анри синьорине Росси. – Меня беспокоит, что он постоянно говорит о чём-то, чего мы не видим.
– Может, он просто привлекает внимание? – осторожно спросила синьорина Росси.
– В любом случае, это работа для специалиста, – стояла на своём синьорина Анри. – Может быть, вы…
– Да, хорошо.
Элиот на мгновение выглянул в коридор и увидел, что у ног обеих крутилось несколько красноглазых шариков, и тут же отвёл взгляд. Его комната стала единственным местом, куда жутковатые твари не заходили, и здесь он хотя бы был в безопасности. Ещё он замечал, что твари, кажется, разбегаются в разные стороны, когда он заходит в какую-то комнату, но они в принципе постоянно перемещались, а потому сложно было понять, из-за него ли.
Но и это не было самым страшным. Хуже всего было то, что Элиот заметил, как менялись люди с появлением тварей. Мальчишки в соседней комнате могли мирно болтать или играть во что-то, но стоило красноглазому коту подойти к ним и сесть рядом, как мирная беседа перерастала в драку. Элиот видел, как синьорина Анри и синьора Хиддинк спорили насчёт какой-то бытовой ерунды, и на плечах обеих сидели маленькие чёрные твари. Конечно, люди вокруг могли
ввязываться в ссоры и без помощи тварей, но с ними это случалось чаще.Всё кончилось быстро, просто, и безо всякой мистики, всего две недели спустя.
Элиот сидел за столом в своей комнате и снова пытался писать книгу – в конце концов, это было единственным, что заставляло его забыть о страшных тварях, которых он решил называть демонами.
«София была прекрасна в этом платье из золотистой парчи…»
Почему парча? Элиот замер на мгновение, занеся ручку над потрёпанной тетрадью. Наверное, потому что он других названий тканей не знает? Ладно, спросит потом у воспитательниц и подправит – это же так, черновик, чтобы потренироваться…
«Её чёрные волосы крупными локонами рассыпались по обнажённым плечам…»
Элиот снова замер. А не покажется ли читателю, что София стоит там без одежды? Нет, он же минуту назад написал, что она в платье. Ладно, продолжим…
«Элиот не мог отвести взгляда от восхитительной красоты карих глаз. Казалось, ещё мгновение – и он утонет в них…»
– Элиот! – позвал знакомый женский голос.
Синьорина Росси! Элиот вздрогнул от неожиданности, обернулся, напряжённо замер на стуле. Что-то подсказывало ему, что хорошо это не кончится.
– Элиот, у меня к тебе есть серьёзный разговор, – заговорила синьорина Росси. – Я попросила прислать к тебе специалиста, чтобы поговорить о твоих… эээ… видениях.
– Это не видения, – вскинулся Элиот. – Это…
– Да-да, милый, я помню, демоны, – мягко перебила его синьорина Росси. – Так или иначе, эти люди уже здесь и хотят с тобой поговорить. Ты не возражаешь?
Элиот возражал. Но разве кто-то станет его слушать?
Глава 3
Когда-то у меня был друг в Мире грёз. Да-да, даже в этом Создателем забытом мире иногда находится место для искренности. Мой друг был живым, открытым, и настоящим. Он был огнём во плоти, и если бы обстоятельства сложились иначе, я бы влюбилась без оглядки; но в моём положении я не имела на это права, а потому всячески пресекала в себе любые чувства. Кроме дружеских. Мы стали отличными друзьями.
Мой друг многому научил меня. Он показал мне, насколько удивительны люди, насколько прекрасным может быть мироздание, сотворённое руками Создателя… ну, это он думал, что Создателя, и я не стала его разочаровывать. Как не стала разочаровывать и в другом – он считал, что я так же собственнически пользуюсь дарами этого мира, как и он. Я же всего лишь восхищалась ими, лишь иногда касаясь чего-то для достижения своих целей.
Мой друг удивительным образом балансировал между разорительной жадностью других богов и моей искренней любовью к жизни. В том смысле, что он не принадлежал к ним, и не был таким как я в полной мере; он был прекрасен тем, что не принимал ничью сторону и всегда был собой. Мне, носящей маски едва ли ни с начала времён, оставалось только восхищаться этим. Едва ли ни так же, как я восхищалась самим мирозданием.
Поэтому мне было так больно, когда он покинул Мир грёз. Вдвойне больнее было от того, что я приложила к этому руку, и гораздо больше, чем думает он и остальные боги. И самое болезненное – этого никто так и не понял. Все считают его преступником, его изгнали после того, как все проголосовали за это. Столько лет прошло, а до сих пор никто ничего не понял, и его имя под молчаливым запретом среди богов и ругательство – среди людей. Он стал моим крупнейшим поражением, какое только можно было бы придумать – вместе мы могли бы свернуть горы и перестроить мироздание, но он не захотел. Жаль.