Каждый раз наедине с тобой
Шрифт:
Я снова чихаю и смотрю на него опечалено. Представляла эту встречу тысячью сценариями, ни один из которых не предусматривал того, что происходит на самом деле. Признаюсь в этом: мысль о том, что я оказываюсь голая в постели Харрисона Дьюка, посещала мои мысли гораздо чаще, чем иногда. Какая девушка, влюбленная в рок-звезду, не культивирует подобных желаний? Он был моей личной рок-звездой: мои подростковые, а затем и юношеские заблуждения, сотканные из обожания его слов, также включали и секс. Даже если это никогда не был секс: по крайней мере, не только. Это было намного большее. Мы узнавали друг друга, словно встречались в другой жизни, как если бы мы были сначала камнем и
Однако, как бы ни любила кого-то в юности, я не выношу тех, кто относится ко мне так, словно я — куча мусора.
— О какой ловушке ты говоришь? — спрашиваю я, щеголяя надменным взглядом. Для той, кто сидит голая в постели у того, кому отвратительна, на самом деле не очень подходящий взгляд для сцены. Тем не менее я выпрямляю спину, сопротивляясь его косому взгляду.
— Как будто ты не знала! Я не хочу видеть женщин вокруг, а ты, даже если и ничего особенного, несомненно, чёртова женщина.
— Выражать такое категоричное мнение, не зная правды, может только идиот, — огрызаюсь я.
— Что ты имеешь в виду? Ты не женщина?
— Конечно, я женщина! Я имела в виду... я хотела сказать... я никогда никому не ставила ловушки! Мистер Моррис знал, я неоднократно разговаривала с ним по телефону. Если он скрыл это от тебя, я ничего не знаю об этом. Возможно, ты это заслужил, кто знает. А во-вторых, прежде чем судить «ничего особенного» кто-то другой, должен хотя бы посмотреть на себя в зеркало.
Он не отвечает на выпады, просто хватает мою одежду, лежащую на единственном стуле у камина, грубо бросает её на кровать и заявляет всё более едким тоном.
— Теперь одевайся и даже не мечтай написать обо мне статью.
— Представь, не очень то и хотелось. Не думаю, что в твоей жизни есть что-то интересное. Великий Харрисон Дьюк действительно умер. На его месте стоит деревенщина. А теперь, если ты выйдешь, я…
— Даже не подумаю. Снаружи ливень, а я уже достаточно из-за тебя промок. Графиня ожидала виллу с двенадцатью комнатами? Обойдёшься тем, что имеется. Идиотка, отправляющаяся на встречу к мужчине, который живёт в лесу один, и которого даже не знает, не должна быть неженкой, которая боится показать свою задницу. Кроме того, я её уже видел. И уверяю, у тебя вообще нет бесценного сокровища в этих местах.
Окей, официально — моя юношеская страсть к Харрисону Дьюку окончена. Или нет: влюблённость в него осталась, но это не он. Это мудак, который случайно имеет то же имя. И, честно говоря, у него даже нет того же имени: этого зовут Уэйн, он злодей, который стреляет в людей. И даже если бы мне заплатили золотыми монетами, я не стала бы брать у него интервью. Просто должна сделать вид — Харрисон Дьюк мёртв. Насколько я понимаю, мой любимый писатель скончался много лет назад и не оставил живых следов. И теперь я ухожу.
Пытаясь удержать одеяло, я встаю с кровати. На мгновение у меня кружится голова. Не очень уверенно двигаюсь в ванную, предполагая, что эту дыру без зеркала можно назвать таковой. Выгляжу неуклюжей и неловкой пока пытаюсь понять, как одеться.
К счастью, мудак — по-другому определить его не могу, назвала
бы его Харрисон, то признала бы поражение для своей ностальгии — демонстрирует незаинтересованность в том, что я делаю.Если бы это был посредственный роман из тех, которые он никогда б не написал, то он бы посмотрел на меня, испытывая тайное притяжение. Я заметила бы это и, памятуя о своей юношеской любви, обнажилась бы во всех смыслах перед его нетерпеливым взглядом. В итоге мы б занялись диким сексом.
Но моя жизнь никогда не была романом даже одним из посредственных, в итоге Дьюк начинает перебирать (не знаю что), в шкафу, проявляя полное безразличие к моему присутствию. Я выгляжу как нелепый акробат, вынужденная надевать одежду, которая, конечно, сухая, но очень грязная. Единственная, кто обратил на меня внимание — это свинья. Она проснулась, заметила моё присутствие, встала со своей подстилки и теперь обнюхивает мои ноги. Вспоминаются слова Гуннарда, и я отступаю в страхе. Может быть я действительно неженка.
Не могу дождаться, чтобы уйти. Как только я одеваюсь (мудак в это время добавляет дрова в камин, а четвероногая свинья шагает за мной шаг за шагом), спрашиваю свинью, который стоит на двух ногах:
— Где все мои вещи? Очки, сумка, сотовый телефон?
Придурок снова бросает на меня раздражённый взгляд.
— Графиня хотела большего — чтобы я прочесал всё озеро? Или заставил бы его иссякнуть, чтобы найти эту чёртову сумку?
Можно ненавидеть кого-то сильнее, чем ты его любил?
Это возможно, потому что внезапно я замечаю ружьё, прислонённое к стене, и мне очень сильно захотелось взять и выстрелить ему по яйцам.
Ну, игнорировать его — лучшее решение. Конечно, меня раздражает потеря вещей, но, с другой стороны, он не виноват. Единственная его вина — ведёт себя как грубый и примитивный пещерный человек. Ничего не осталось от очарования, которым Харрисон когда-то обладал. Этот индивидуум даже ниже обезьяны в эволюционном масштабе.
Я плотнее закутываюсь и подхожу к двери. Путешествие недлинное, и теперь у меня нет даже очков. Постараюсь быть очень осторожной, чтобы вновь не упасть. У меня есть отчётливое чувство, что на этот раз неандерталец позволит мне утонуть.
— Я ухожу, — нелюбезно говорю я.
Он наклонился над огнем и говорит со мной, не поднимая взгляд. Тон его голоса одновременно скучен и саркастичен:
— Ничто больше не могло б порадовать меня, но думаю, ты не сможешь.
— Думаешь, небольшой дождь может меня остановить? Я предпочла бы умереть от пневмонии, чем лишнюю минуту остаться с таким пещерным человеком!
— Мне пофиг — ты можешь даже умереть.
Свой последний комментарий он сопровождает пожатием плеч.
Я выхожу боевым шагом, но сразу же замедляюсь или рискую упасть. К сожалению, это не просто дождь — потоп. День стал менее светлым при условии, что с самого начала его можно было назвать таковым. Я понятия не имею, сколько сейчас времени и как долго пролежала без сознания в его постели. Учитывая, что моя одежда и волосы абсолютно сухие, это заняло не несколько минут.
Одежда и волосы остаются сухими недолго. Достаточно двух шагов и вот, пожалуйста — снова губка на прогулке. Сапоги, отяжелевшие от грязи, вынуждают меня шагать осторожно. Передвигаться без очков — почти подвиг. Я не принадлежу к типу людей, кто легко выражается вульгарными словами, но сейчас моя голова, это рассадник проклятий.
Проклятия, которые достигают максимума, когда добираюсь до деревянного моста. Вернее, до того, что должно было быть деревянным мостом.
Согласна, я близорукая, но не настолько, чтобы ошибаться так сильно.