Казнен неопознанным… Повесть о Степане Халтурине
Шрифт:
Он останавливал прохожих, стучался в дома. Все отвечали одно: «Нет, милый человек, сами живем в тесноте». Уже стало смеркаться, когда Степан, устав от поисков, присел на скамейку у палисадника, огораживавшего высокий пятистенок.
Сидевшая у окна дородная молодая женщина взглянула на него с любопытством. Потом отошла от окна и скоро снова появилась в накинутой на плечи кашмирской шали:
— Молодой человек, вы не фатеру ли ищете? Степан встал, поздоровался.
— Комнату бы снял, если окажется… Женщина зарделась. Высокий и статный, Степан ей показался красавцем.
—
— Холостой.
— А откуда приехали?
— Из Петербурга.
— Неужели? И что же, на завод нанимаетесь?
— Да. Я столяр-краснодеревец. Буду работать на отделке классных вагонов.
— Вон что! Значит, вас из Петербурга выписали? — удивленно спросила женщина, любуясь Степаном.
— Вроде бы выписали, — усмехнулся Степан.
— Есть у нас хорошая комната… квартировал один инженер, — бойко заговорила хозяйка, — мы, правда, не сдаем, но для хорошего человека можно и потесниться. Вы заходите.
Степан вошел в дом. В маленькой темной прихожей остановился. Налево была дверь в просторную кухню, направо — в маленькую комнату, прямо — в большую, где сидела хозяйка.
— Сюда, в залу проходите, — пригласила хозяйка и встала навстречу гостю. Она была довольно высокого роста, статная, и полнота не портила ее.
— Вот тут мы и живем, — повела она рукой. — Правда, самого-то сейчас нет дома — уехал с купцами, ну, да это и лучше. Без него-то мы скорее сговоримся.
«Бойкая бабенка», — подумал Степан, оглядывая исправную обстановку и самую хозяйку.
— А муж у вас тоже по торговой части?
— Нет, он у нас лихач… извозчик… рысака держит.
— Что же, доходное это дело?
— Когда ярмарка — при деньгах живей… Только хлопотно… Другой раз пропадает ночами.
«Ну тебе, голубушка, наверное, это и на руку», — подумал Степан и тут же спросил:
— А большая семья у вас?
— Дочка с сыном, да бабушка… Они больше тут, в зале пребывают. А вам, если поглянется, вот эту комнату можем сдать. Пойдемте посмотрим.
— Да я уж заглянул, комната хорошая.
— Если желаете — можно и столоваться у нас.
— Это бы лучше. А какова цена?
— Больше других не возьмем, — улыбнулась хозяйка. — Вас как звать-то величать?
— Степан Николаевич.
— А меня — Олимпиада Егоровна, — она церемонно протянула руку, — будем знакомы.
Вошла старушка.
— Вот, маменька, постояльца бог послал в Васину комнатку.
Старуха острыми глазками окинула гостя и, видимо, осталась довольна.
— Что ж, милости просим…
— Так вы оставайтесь ночевать, Степан Николаич, а завтра с Митричем, то есть с моим мужем, съездите за вещами.
— Благодарствую, Олимпиада Егоровна. Может, вам задаток дать?
— Да что вы, Степан Николаич? За кого же вы нас принимаете? Маманя, ты слышишь?.. Нет, никаких задатков нам не надо, а пойдемте-ка лучше ужинать.
6
Ночью Степан слышал, как приехавший хозяин распрягал лошадь, а потом ужинал в кухне.
— Опять явился со вторыми петухами, — выговаривала ему жена, — и винищем разит, как из бочки.
— Самую малость перехватил, чтобы не уснуть на
козлах.— Ладно уж, молчи… чужой человек у нас.
— А кто это?
— Мы с маманей постояльца пустили в Васину комнату. Из Петербурга вызван на завод — мастер по отделке классных вагонов. Человек тихий, степенный.
— А на чем сторговались?
— Не твое дело. Эти деньги пойдут мне на наряды. Слышишь?
— Да я ничего. Я только хотел…
— Завтра съездишь с ним в город за вещами. Понял? Ну и все! Ложись спать…
Утром Степан познакомился с хозяином — безбородым рыжим увальнем. Съездил с ним в город, а днем сходил на завод — оформился на работу в деревообделочную мастерскую столяром.
Со следующего дня для него началась трудовая жизнь в Сормове. Он хотел получше присмотреться к жизни сормовских рабочих и установить с ними крепкую дружбу.
7
Степан обладал редкой способностью быстро и крепко сходиться с людьми. В нем было какое-то особенное обаяние. К нему тянулись и молодые, и пожилые, и совсем юнцы. Он со всеми был добр, для каждого находил задушевные слова.
Не прошло и месяца, как его уже хорошо знали на заводе.
Чувствуя, что к нему, как к новенькому, зорко присматривается начальство, Степан не выражал открыто своего недовольства заводскими порядками, а если и случалось бывать на сходках, больше слушал и приглядывался.
Скоро в глазах начальства за ним укрепилась репутация хорошего, честного мастера. Рабочие же понемногу начали замечать, что он «свой человек» и что оказался он здесь, в Сормове, далеко не случайно. Через него стали попадать на завод запрещенные книжки, и, бывая на сходках, он иногда высказывал мысли, которые другие таили в себе. За два месяца Степан уже хорошо узнал многих кружковцев и некоторым из них рассказал о предстоящем деле.
— Что ж, начинайте там, в Питере, а мы поддержим, — был единодушный ответ сормовичей.
Степан радовался, что в Сормове сколачивается хорошая революционная группа рабочих, которая вольется в союз, и решил, что теперь имеет право немного отвлечься от своих дел и побывать у Поддубенского.
В субботу он отпросился пораньше. Навстречу ему, длинной вагонной мастерской, шли две стружечницы в серых фартуках и брезентовых рукавицах. Они несли носилки со стружками. Идущая сзади молодая девушка, повязанная пестрой косынкой, показалась ему знакомой. Она неожиданно взглянула на Степана большими серыми, немного пугливыми глазами и тотчас потупилась.
В этот миг из прохода вынырнул тучный усатый мастер и вдруг обхватил девушку сзади.
Девушка вскрикнула и бросила носилки.
— Чего орешь! — прикрикнул мастер и тут же от резкого удара Степана рухнул посреди прохода.
— Вот это вдарил! — крикнул молодой сборщик. — Это по-нашему.
Девушка взглянула на Степана испуганно и благодарно.
— Как ты посмел, сволочь! — поднимаясь и сплевывая кровь, злобно зарычал мастер, сжимая кулаки и надвигаясь на Степана.
— Тебе мало, поганый хряк? Если тронешь еще — убью! — Степан так взглянул, что мастер попятился. — Идите, девушки! Больше он не посмеет.