Keep Coming

– Ты что, сделал мне комплимент?
– Эбернети пожал плечами. Она закрыла глаза, шумно выдыхая.

– Мне не страшно умирать, - сказала она.

– И мне, - ответил Эбернети, - но я ведь не бросаюсь с мостов. Я думаю о своей семье. Ты моя семья. Эй, солнышко, я не справлюсь без тебя.

В небе всё ещё догорал закат, несмелые капли дождя снова разбивались об мостовую. Девушка продрогла насквозь, а по коже забегали мурашки. Эбернети ждал её действий, пытаясь держать себя в руках, но нервный вздох выдал его, когда Эффи улыбнулась, и осторожно отошла к каменному парапету, чтобы перелезть его обратно.

Но.

Тихий вечер разбился, как наполненный стакан разбивается об пол, когда девушка подскальзывается на мокром парапете, отчаянно пытаясь ухватиться за что-то.

Благо реакция Эбернети никогда его не подводила, за что он был благодарен Тринкет. Когда та пыталась разбить его бесценный алкоголь он всегда подхватывал бутылку налету в самый последний момент.

Она не сразу поняла, что не летит вниз, и даже не поднимается вверх.

Мужчина осторожно подхватил девушку на руки, перетаскивая на землю, и, зажмурившись, крепко обнял её, прижимая ее дрожащее тело ближе к себе, и гладя по голове, таким образом пытаясь успокоить себя.

Эффи вцепилась в его кофту, чувствуя, как отчаянно начинают трястись ноги. Колени почти подгибались, а голова словно набита ватой. Если бы он отпустил, она бы рухнула к нему под ноги.

Вот же… Это смехотворно. Это так глупо, Эффи. Ты просто дура!

– Больше никогда так не делай, идиотка!
– рычит он, целуя девушку в лоб. Он продолжает что-то кричать, ругается. Она не слушает. Просто прижимается сильнее, чувствуя его бешенный ритм сердца. Чувствует, как перестает вибрировать его грудная клетка, и как его тёплые руки застывают на её затылке и между лопатками.

Он молчит, не зная, что ещё сказать, а она - потому что не хочет. Потому что не уверенна, что сможет расцепить сжатые губы и сказать хоть слово.

– Джоанна, кстати, извинится хотела. И ты хотела это пропустить?
– тихо говорит он, проклиная себя.

Но Эффи не реагирует, а он хмурится, пытаясь сдержать эмоции гнева. Сжимает её запястье и почти тащит домой.

– Тринкет, ты, блин, бессмертная!

Эбернети злится. Он напряжен до предела. Толкает её на диван и уходит из комнаты, возвращаясь через несколько минут с пустой бутылкой из-под виски. Тяжело садится напротив и смотрит. Вопросительно смотрит, требуя ответов. Объяснений. Чего-нибудь.

Он не был с ней всегда. Но - так уж случалось - в самые трудные моменты, в те, о которых мало кто знал, он был с ней. Просто приходил в её комнату или отсек, и почему-то присаживался рядом. Надежный, верный, добрый Эбернети. Глубоко внутри, конечно же.

Она знает, что он не капитолиец, и что ему ничего не грозит, но мысль, леденящими щупальцами впивается в неё и не отпускает, крепко цепляясь за позвонки:

Что с тобой станет, если Эбернети забудет?

Эффи моргает, затем ещё раз. Ей кажется, что вместо слёз из глаз хлынет кровь.

– Эй, Тринкет, - он продолжает смотреть, но уже не так. Как-то странно. С тревогой. Эффи хочет рассмеяться ему в лицо, а после разрыдаться.
– Посмотри на меня!

Она не понимает. Поднимает взгляд и видит лишь пустоту перед собой.

– Ну что? Что ты хочешь от меня?

– шепчет она.

– Ты думала, я отпущу тебя просто так?

– Я думала, ты меня не отпустишь.

Слова оглушающе ударили в лицо. Он нахмурился. Эбернети смотрел, как она медленно поднимается с дивана, как пытается удержать равновесие, когда делает несколько шагов, как уходит из комнаты, забирая с собой цветочный аромат, запах дождя и весь кислород. Он смотрит до тех пор, пока Эффи не скрывается за дверью ванной.

В каком бы там состоянии не было её сознание, Эффи понимала, что мёртвым его точно не назовешь. Скорее всё-ещё-умирающим. Ей становилось хуже. Только хуже, потому, что синдром прогрессировал.

И, осмотрев себя в зеркало, она стягивает с плеч мокрую куртку и срывает с себя платье. А ещё пытается содрать со своего тела кожу, но этого уже не получается. Остаются только неглубокие царапины на руках и плечах, а до костей ещё раздирать и раздирать. Она принимает горячий душ, и слегка обжигающий поток капель стирает из её памяти последние три часа.

Кто-то говорил ей, что вода имеет удивительное свойство лечить. Эффи хотела бы утопиться.

И снова страшные образы проникают в её мысли. Непомнящий Цезарь смотрит на неё пустым взглядом и шепчет “добрый вечер”. А сотни напуганных капитолийцев толпятся у входа в лабораторию, где лопаются пробирки Логана. Снова и снова. И ученый разводит руками и указывает на Эффи, мол вот она - виновница всех ваших проблем, в её крови есть ответы.

Эффи отключает горячую воду, оставляя только холодную, и из её лёгких мгновенно вылетает весь воздух. Прислоняется к стене, чувствуя спиной каждый стык между кафельными плитками.

Ей захотелось, чтобы кто-нибудь причинил ей физическую боль. Чтобы она наконец-то смогла почувствовать. Что-то, кроме пустоты и такой охринительной бездны разочарования и отчаяния.

Ком нарастал, становился больше и душил. Она шипит сквозь зубы:

– Кричи. Кричи Тринкет. Пусть все услышат.

Ей казалось, что она закричала, но шум воды, который стал вдруг почти оглушающим, не давал ей услышать ни звука. Руки прижались к лицу, а челюсти сильно сжались, когда Эффи ощутила прикосновение к плечам.

Всего лишь уже знакомое наваждение. Снова падаешь в эту бездну.

– Эффи!
– кричали возмущенные капитолийцы.

– Тринкет, твою мать! Слышишь меня?
– кричал Логан из нескончаемого потока мыслей.
– Смотри на меня!

Глаза широко открылись. Эбернети стоял перед ней, вцепившись в её локти, испуганные огоньки в глазах и слегка ошалелый вид.

– Что ты делаешь? Что. Ты. Творишь.

Он продолжал кричать и трясти её, пока она не набросилась на него, заключая в ураган из слёз, обиды и мелких ударов кулаками. Эффи хотела, чтобы он ощутил то же отчаяние. То, что скапливалось за её ребрами и жгло. Словно кислота, струящаяся по горлу и вытекающая из глаз. Она дошла до того, когда собственные эмоции растворяли её. Она безумна! Безумна как все больные с “мёртвым сознанием”. Так пусть чувствует!

– Почувствуй меня, Эбернети!
– её голос сильно сел, и она слышит, как он хрипит. Ледяная вода больше не обжигала кожу. Лишь его прикосновения.