Кетцалькоатль

К моменту возвращения каравана я разведал окрестности Тихоо. Южнее нас в трех днях пути находился город Ушмаль, который я навещал в будущем, как турист, а дальше, менее дневного перехода, Кабахаукан (Священная змея в руке). Восточнее в трех днях пути — Изамаль (Место, где всегда сыро), в пяти днях — Юук Хаб Нал (Семь поселений в чащобе), в шести — Талоль (Во впадине). Какой-то из них — будущая Чичен-Ица. Скорее всего, первый или третий, потому что второй самый маленький. Это не считая мелкие населенные пункты с одной пирамидой и деревни, которые находились в вассальной зависимости от больших. Одновременно я набрал и начал обучать две центурии из молодых юношей, как тольтеков, так и майя. Первых обучали на лучников, вторых — на копейщиков. Пусть смешиваются, образовывают консорцию из преданных только мне. В долгую побеждает тот, за кем пойдет молодежь.

Я встретил прибывших переселенцев возле ритуальной арки в начале (или конце?!) сакбе. Уставшие после двухдневного перехода и многодневного плавания, они с надеждой смотрели на меня, а я — на них, на смуглые лица, по большей части глуповатые. Знать из них получится та еще, хотя дети наверняка вырастут мажорами. В путешествие в первую очередь отправляются пассионарии или, мне нравится это определение, люди длинной воли, как называли их монголы. У них есть энергия, которая поможет преодолеть многие трудности и обосноваться здесь. Я буду их опорой, они — моей.

— Отдыхайте после путешествия. Завтра я отправлюсь с армией для захвата двух городов майя. Если получится, то через несколько дней вы перейдете туда, получите хорошие дома, много еды и, главное, станете там правящим сословием: жрецами, воинами, купцами, сборщиками налогов, квартальными, — пообещал им.

Кто-то из переселенцев остановился у знакомых, воины — в казарме, сооруженной на окраине города, а остальные расположились на центральной площади между четырьмя пирамидами. Сезон дождей уже подходит к концу, так что не промокнут, а холодно здесь, в отличие от Мексиканского нагорья, не бывает даже зимой. Деревни, расположенные возле города, будут по очереди снабжать едой переселенцев до их убытия или моего возвращения, если что-то пойдет не так.

Проследит за этим Хочита, которая теперь живет со мной, не скрываясь. Я объяснил подданным, что Кетцалькоатль, принявший образ человека, приобретает в наказание те же потребности и проблемы. То есть рядом со мной должен быть кто-то, чтобы выедал мне мозг, иначе стану слишком умным. Вот когда вернусь на небо (или где я там должен быть?!), тогда и откажусь от простых человеческих желаний. Самое забавное, что до сих пор не перестаю удивляться, проснувшись утром и увидев рядом с собой женщину. Хочиту это первое время пугало, но потом привыкла, что не надо больше скрывать наши отношения. С раздутым животом и не менее раздутым самомнением она любит расхаживать по улицам и выслушивать лесть от горожан. Подхалимаж здесь превышает европейский уровень, но не дотягивает до утонченного азиатского. С наплывом янки деградирует до североамериканского — тупого и назойливого.

37

Я уже привык, что города не похожи на те, какие навещал в будущем. Ушмаль тоже не подвел. Узнал я только так называемую пирамиду Волшебника, причем она была не самой высокой. Главная была с южной стороны центральной площади и ближе к жилому комплексу, в котором проживали жрецы. Они почти все, человек тридцать, взобрались на эту пирамиду, а воины, тысячи две, охраняли подход к лестнице, расположенной на северной стороне. Мы приблизились с востока и юга. Ушмальцы, видимо, решили, что мы хотим обойти главную пирамиду и стоявшую рядом, чуть пониже, и ударить с запада, и начали перестраиваться. Вооружены они были так же, как и тихоосцы. Самым дальнобойным оружием были копьеметалки. Кремниевые наконечники дротиков ломались, ударившись о наши большие и крепкие щиты. Любопытные жрецы перешли к южному крутому склону пирамиды, чтобы посмотреть, куда мы пойдем. Верховный жрец в разноцветном и довольно красивом головном уборе из перьев в семь ярусов, который поддерживала деревянная рама, закрепленная на спине, подошел к самому краю. Сзади стояли его помощники, так что отступить, уклониться у ахкина не получилось.

Я даже пожалел на верховного жреца каленую стрелу, использовал тростниковую, более легкую и быструю. Она попала в живот. Рядом и выше воткнулись еще несколько, из-за чего тело стало напоминать подушку для иголок. Ахкин начал клониться вперед, будто собирался нырнуть с пирамиды. Два помощника успели подхватить его, но тут же и сами были нашпигованы стрелами, не устояли на ногах и все трое заскользили юзом по крутому и «кочковатому» склону. Их примеру последовали другие жрецы, стоявшие на краю. Только небольшая часть осталась лежать на верхней площадке пирамиды и лишь два или три человека успели спрятать за жертвенный постамент в центре ее. Их всех выкосили двумя залпами полсотни лучников-тольтеков. Еще одним смели десяток жрецов, стоявших на соседней пирамиде.

На этом война и закончилась. Уцелевшие жрецы начали орать, что погиб ахкин. Услышав это, отважные воины майя, побросав оружие, совершили стремительный куч чимал в разные стороны.

Я поднялся по лестнице на вершину пирамиды. Там чувствовался слабый ветерок, несущий с моря, которое тут почти со всех сторон, солоновато-йодистый аромат. Внизу у моих ног лежал город, покоренный за несколько минут. В центре дома были каменные, некоторые в два этажа, а на окраинах из жердей, лиан и тростника. Вымощенные камнем улицы пересекались под прямым углом, но заселенная территория имела форму неправильного овала, вытянутого с северо-востока на юго-запад. За крайними домами начинались густые изумрудно-зеленые джунгли.

Мои воины привели несколько захваченных в плен ушмальцев. Их поставили на колени ступенек на десять ниже платформы, чтобы смотрели на меня, задрав головы. В такой позе лучше проникаешься величием победившего тебя. Судя по испуганным лицам, пленные, видимо, предполагали, что их сейчас принесут в жертву. Как бы ни внушали жрецы, что отдать свое сердце и кровь богам — это честь, большая часть индейцев предпочитала жить бесчестными.

— С вами говорит Кукулькан, — начал я. — Теперь вы будете служить мне. Все ремесленники и крестьяне города обязаны вернуться в свои дома и продолжить работу. Их жизни ничего не угрожает. Все будет, как прежде, только править вами будут те, кого назначу я. Воины останутся воинами, но перейдут служить в Тихоо или другой город, в какой назначу. Жрецы, купцы и прочие знатные люди пусть уходят, куда хотят. Все их имущество теперь принадлежит мне.

Я решил использовать опыт хеттов, которые или уничтожали знать покоренных народов, или переселяли, давая под управление простолюдинов другого племени. Так резко понижалась возможность волнений. Для крестьян и ремесленников пришлая знать такая же чужая, как и захватчики, поэтому восставать под ее командованием не решатся, а лидеров из своей среды не потерпят. Западло подчиняться такому же ничтожеству, как сам.

38

Сакбе из Ушмаля в Кабахаукан была длиной примерно в три с половиной часа пешего хода, то есть около семнадцати с половиной километров, и шириной метров пять. Вымощена каменными плитами, подогнанными очень плотно. Натоптанная, значит, в мирное время по ней было интенсивное движение. За сакбе постоянно следили, не видел ни одной глубокой колдобины или разрушенного участка. Начиналась и заканчивалась высокими каменными арками, украшенными барельефами с рожами и зверушками.

Мы шли по сакбе плотным строем во всю ширину ее, готовые к бою. Кабахауканцы знали, чем закончилось наше нападение на Ушмаль, и их наверняка предупредили, когда мы миновали первую арку. Впереди двигался дозор с собаками, которые и учуяли врага на полпути к городу.

Напали майя с фронта, чем сразу понизили свой боевой потенциал, потому что было их раз в десять больше, могли бы с одинаковой силой надавить на нас со всех сторон. Мы сразу образовали «черепаху», чтобы не пострадать от дротиков, которые метали враги.

Я находился в центре первой шеренге. Хотя на мне не было никаких украшений и головного убора из перьев, кабахауканцы точно знали, кто предводитель. На меня ломанулись самые рослые, крепкие воины. Их план чуть не увенчался успехом, потому что, приблизившись на удар копьем, метнули в меня сети. Если бы это сделал один из них или двое, может быть, и получилось бы, но несколько сетей столкнулись в полете и рухнули клубком на щиты, закрывавшие сверху воинов из первой шеренги. В итоге концы спутанных сетей свисали передо мной, не мешая наносить колющие удары через крупные ячейки кинжалом, на который я сразу поменял саблю, Оружие против меня не применяли, пытались взять живьем, поэтому я убивал каждого, кто пытался схватить меня, а таких одновременно не могло быть больше двух человек. К тому же, тольтеки, стоявшие справа и слева от меня, последовали моему примеру и пустили в ход кинжалы.