Кетцалькоатль

Не могу даже описать, какое впечатление произвело на индейцев первое «восползание» тени-анаконды на вершину пирамиды Кукулькана. Я специально пригласил знать из всех подвластных городов на открытие объекта в день весеннего равноденствия и предупредил, чтобы внимательно проследили за лестницами и не пропустили движение моей божественной сущности по лестнице — и, кто хотел, тот увидел. В день осеннего равноденствия собрались почти все мои подданные и стали свидетелями сползания Кукулькана с пирамиды. Большая вера начинается с маленького чуда.

42

Не могу сказать, что нападение таино на Саму было совсем уж неожиданным. Они не появлялись много лет, с тех пор, как огребли от горожан, которыми командовал я. Рано или поздно должно было подрасти небитое поколение и отправиться на поиски добычи по пути, разведанному их предшественниками. Погибли ведь не все, кто знал, где можно поживиться обсидианом и не только.

Гонец принес эту новость поздно вечером, когда я уже счел, что еще один день прошел спокойно. Утром в обратную сторону были переданы сразу два сообщения: первое жителям Самы, что к ним одет помощь, второе правителям Изамаля, Талоля и Чичен-Ицы, обязанным обеспечить ее, отправив по сотне воинов. Я был уверен, что таино к моменту прихода сводного отряда уже покинут окрестности Самы. Пока гонцы донесут мой приказ, пока правители соберут и снабдят всем необходимым воинов, пока те будут шагать пять дней…

В то же время нельзя оставить нападение без наказания, иначе таино будут приплывать каждый год, поэтому я с двумя сотнями воинов отправился в обратную по отношению к Саме сторону, к ближнему берегу моря. Там были лодки, которые наши купцы использовали для перевозки товаров. На них мы и отправились в плавание.

Погода была чудесная. Двигались вдоль берега, останавливаясь на суше не только на ночевку, но и на сиесту, хотя на море жара чувствуется не так остро. Я сидел на кормовой банке самой большой лодки, на двадцать гребцов, которые орудовали короткими веслами: нечетные номера гребли с левого борта, четные — с правого. Я задавал направление таким же веслом, но опущенным с кормы. Можно было бы, конечно, приделать к лодке приличный руль. Если бы бывал на море часто, так бы и поступил.

Флотилию таино мы встретили на третий день примерно напротив того места, где будет Канкун — самый знаменитый курорт Мексики. Их было больше раза в три, поэтому не испугались нас, наоборот поспешили навстречу. Может быть, приняли за купеческий караван. За время перехода я провел несколько учений, объяснив и показав своим воинам, как действовать в разных ситуациях. Сражение на встречных курсах было первым в моем учебном плане. Наши четырнадцать лодок выстроились в кривую линию левым или правым бортом к противнику, после чего легли в дрейф. На каждой было два или три лучника.

Я был третьим лучником на своей лодке. Таино определили, что на ней находится наком. Сразу пять больших лодок понеслись прямо на меня. Остальные растянулись по фронту, чтобы одновременно напасть на все наши лодки. Я встал и начал стрелять, когда между нами была пара кабельтовых. Для лучников-тольтеков это запредельная дистанция: долететь стрела долетит, но вреда серьезного не причинит. Зато мои легкие, тростниковые стрелы с приятным посвистыванием проносились над почти ровным морем и чуть ли не насквозь пронзали смуглые тела, не защищенные доспехами. Борта у лодок низкие, поэтому не пригнешься и не спрячешься, и отклониться если получится, то достанется твоему соседу, сидящему сзади. Убитые и тяжелораненые падали на соратников или вываливались за борт, мешая грести, сбивая с ритма. Поскольку таино орудовали короткими веслами, гибель одного гребца приводила в замешательство ненадолго, а вот когда с одного борта их оставалась половина, начинались сложные, непредсказуемые маневры. Стрелял я быстро и стрел имел шесть пучков по тридцать тростниковых и колчан с калеными, привезенными из Европы. Гуама, сидевший впереди меня, только успевал развязывать пучки и подавать стрелы.

До того, как таино вышли на дистанцию с полкабельтова, на которой в дело вступили лучники-тольтеки, я выкосил почти полностью экипажи пяти самых больших лодок, собиравшихся разделаться со мной. Сражение сразу пошло веселее. Теперь и другие лодки начинали выписывать зигзаги, когда теряли гребцов. Еще не добравшись до нас, таино потеряли больше половины своего отряда. Это сломило их. Те лодки, на которых оставалось много гребцов, начали поворачивать к берегу. На остальных уцелевшие ложились на дно лодок, прятались за трупы соратников.

— Вперед! — скомандовал я, садясь на банку и опуская в воду рулевое весло.

Теперь в дело вступили копейщики. Мы подходили к вражеской лодке, заполненной убитыми и ранеными, и воины, стоявшие на носу нашей, начинали разить копьями тех, кто подавал признаки жизни. Трупы сталкивали за борт, где вода уже бурлила из-за акул, больших и маленьких, которых было так много, будто собрались со всего Карибского моря. Они за секунды разрывали человеческие тела на части. Мерзкое зрелище, даже для меня, повидавшего слишком много.

Добравшиеся до берега таино, десятков пять, бросили свои лодки и растворились в джунглях. Искать их там я не собирался. Крестьяне и рыбаки из деревень майя перебьют уцелевших таино. Отряд не такой уж и большой и находится на чужой, незнакомой территории. Может, кому-то из них повезет, доберется до своего дома и расскажет соплеменникам, чего и сколько они получили в Саме. Уверен, что мало им не показалось. В ближайшие годы вряд ли сунутся, пока не подрастет следующее поколение тупых отморозков, которых и отправят за добычей. Как-то ведь надо утилизировать их, чтобы не мешали жить нормальным соплеменникам.

43

И настала в моем царстве-государстве тихая мирная жизнь. Такая скучная, что даже собаки лаять перестали. Мои подданные богатели и плодились. Крестьяне растили большие урожаи. Ремесленники производили товары, которые отвозили купцы на продажу в самые разные места и доставляли нам взамен все, чего не было или не хватало в этой части Юкатана. Строители возводили пирамиды, храмы, стадионы для игры в мяч в той версии, которую любили тольтеки. Майя она тоже понравилась. Я даже заподозрил, что дотяну среди майя до глубокой старости, после чего отправлюсь в Европу умирать или возрождаться.

Беда подкралась, откуда не ожидал. В последнее время Хочита начала покашливать. Кроме нее больше никто не болел, так что эпидемия отпадала. Подумал, что простудилась пусть и в жарком, но непривычном климате. Пока однажды не увидел, как Хочита, покашляв, испуганно прячет от меня клочок материи, что-то типа носового платочка, которые сейчас не встречаются ни у тольтеков, ни у майя.

— Дай посмотрю, — потребовал я.

— Это случайно… скоро пройдет… — забормотала она и попыталась уйти.

Пришлось применить силу. Платочек был в крови. Я знал, что такое туберкулез. Им болел одноклассник, сидевший со мной за одной партой. Иногда он исчезал надолго. Обычно, когда кто-то из учеников попадал в больницу, мы по инициативе учительницы ездили проведать его. В случае с этим одноклассником она ничего не требовала от нас и даже не упоминала его. Как-то он проболтался, что лечился в противотуберкулезном диспансере, куда посетителей не пускают. Иногда лежал в нашем, расположенном в паре километрах от школы, иногда в Одессе. Там же лечился и его младший брат, который как-то пришел в мореходку, вызвал меня и попросил навестить в диспансере. Поскольку я этой заразы не боялся, съездил в гости к земляку. Там лежали такие же, как он, школьники. Мы их называли тубиками. Крутой мореман в черной форме и полосатой тельняшке — грудь водорослями поросла, жопа ракушками покрылась — произвел на пацанов неизгладимое впечатление. Наверное, стал их несбыточной мечтой, потому что туберкулез закрывал наглухо дорогу в мореходные, летные и, уж тем более, военные училища. Всегда кажется, что счастье там, куда нельзя.