Кетура и лорд Смерть
Шрифт:
— Чего мне бояться? — сказала я тихо, и все же от страха мое горло сжималось и голос дрожал и срывался. Остальные присутствующие сгрудились вокруг постели Гуди и не слышали меня за стонами роженицы. — Сегодня я не потеряшка в вашем лесу.
— И все же теперь ты видишь — я могу достать тебя повсюду, — молвил он.
Я ничего не ответила.
Немного помолчав, он сказал:
— До сегодняшнего вечера я не знал, что ты всегда, с самого детства, была способна видеть меня.
Итак, он понял. Меня это рассердило, впрочем, я тут же ощутила облегчение, какое чувствуешь, когда поделишься
— А тогда, Кетура, — тогда ты боялась? Когда была так юна?
— Сначала я считала вас богатым родственником, который не любит разговаривать, — знатный дядя, что-то в этом роде. А потом пришел день, когда я поняла: если я увидела вас, то, значит, вскоре кто-то будет горько рыдать.
Гуди заворочалась на постели и испустила вопль. Бабушка заговорила с ней уверенным и успокаивающим тоном, и лишь я одна могла различить в нем нотки страха. Гуди была вся в поту. Ее губы побелели, зубы оскалились. Сестра и мать роженицы громко молились, а по щекам мастера Томпсона катились слезы.
— И вы дадите ей умереть? — прошипела я.
Он провел рукой по своим волосам.
— Кетура, я бы хотел, чтобы ты знала: моя работа не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Во всяком случае, не эта ее часть.
Гуди опять закричала, и ее сынок в отцовских объятиях захныкал. Несмотря на теплую шаль, я дрожала от холода, но мое сердце было еще холодней.
— Так не делайте ее, — сказала я.
И вдруг обнаружила, что мои слова прозвучали во внезапно наступившей полной тишине.
Глаза Гуди, обращенные ко мне, были полны ужаса и несбывшейся надежды.
— Здесь Смерть! — выдохнула она. — Ты разговариваешь с ним!
Ее снова охватила боль, и маленький сынок вскрикнул: «Мама!»
Я крепко стиснула руки вместе, но они продолжали трястись.
— Разве вы не слышите, как жалобно плачет ее сын? Не видите, что ее родные нуждаются в ней?
Он смотрел на меня с глубокой грустью.
— Она знает твою тайну. Если она останется в живых, они разнесут ее по всему свету. Тогда тебе станет очень трудно жить в деревне.
Вынести рыдания мальчика было свыше моих сил. Я поднялась на ноги.
— Ради всего святого, уведите малыша к тете! — воскликнула я.
— Не уходи, Кетура! — закричала Гуди.
— Не уйду! Не уйду!
Муж Гуди ушел, унося сына, который теперь кричал не переставая. Мужчина с мольбой взглянул меня, прежде чем дверь за ними закрылась.
Гуди завопила опять. На этот раз по-другому: она больше не боролась за жизнь. Это был дикий вой человека, идущего навстречу смерти.
— Пожалуйста! — взмолилась я.
— Но так будет лучше, — ответил он.
— Да как это может быть лучше?!
Он замер. Затем положил ладонь мне под подбородок и приподнял так, чтобы я смотрела прямо ему в глаза. Не знаю, откуда исходил ощущаемый мной жар — от моего собственного лица или от его обжигающе холодных пальцев. Наконец он заговорил:
— Кетура, в награду за твое сострадание я дарю тебе жизнь Гуди. Но ты должна прийти ко мне этой ночью.
За криками роженицы я едва могла расслышать его слова.
— Ее жизнь, — сказала я, — и жизнь крошки-великана, сына Сестрицы Лили. И тогда я приду
к вам.Он нахмурился и убрал ладонь.
— Он вовсе не крошка, он мужчина, и очень большой. И ему предназначено умереть. Для него уже слишком поздно.
— Все равно! — Должно быть, я выкрикнула это — я больше не могла отличить собственного голоса от голоса Гуди. Мои легкие боролись за воздух так же, как боролись ее легкие.
Лорд Смерть посмотрел на Гуди и обратно на меня, затем наклонил голову в знак согласия.
— Ты должна сдержать слово и прийти ко мне, — произнес он.
Я медленно кивнула.
И тут услышала голос Бабушки:
— Головка показалась! Тужься, Гуди, тужься! — А еще через несколько минут: — Сын! Огромный, как теленок!
Я обернулась к лорду Смерти, сама не знаю, с благодарностью или с торжеством, но его в комнате уже не было.
Вернулся муж Гуди. Он расплакался сильнее, чем давеча плакал его сын, да и все остальные тоже рыдали и смеялись от счастья. Гуди уже забыла про боль. Она не отрывала глаз от своего новорожденного ребенка. Я тоже смотрела на младенца, словно вливая в него жизнь, пока Бабушка пеленала кроху и клала ее матери на грудь.
Я обвела взглядом домик Томпсонов. Из всей обстановки здесь были только кровать да пара горшков, зато Гуди украсила окошко пучками свежей травы. Я вспомнила, как однажды пришла к ней, и она приветствовала меня с такой обходительностью, с какой королева встречает гостей в своем дворце. И теперь я позавидовала ей, ее соломенной постели, ее мужу, что сидел у этой постели, и ее сыну. Я стояла в тепле ее счастья и тепле ее очага и дрожала, вспоминая прикосновение ледяной ладони лорда Смерти. Смотрела на новорожденного, потому что его вид согревал меня, и хотела подержаться за его крошечные пальчики, но муж Гуди отвел мою руку в сторону и помотал головой. Бабушка хлопотала над Гуди и ничего не заметила.
Я открыла дверь, чтобы уйти. Муж Гуди проводил меня до порога.
— Спасибо, Кетура, за моего нового сына. Но прошу тебя — никогда больше не приходи в мой дом.
Я видела по его лицу, каких усилий ему стоило произнести эти слова.
— Я исполню вашу просьбу, сэр, — сказала я и ушла.
Карканье ночных ворон царапало мне душу, когда я поднималась по склону к лесу.
Дубы, растущие на опушке, казалось, делали манили меня своими длинными ветвями: «Иди сюда, — шептали они, — иди сюда!» Но я знала: стоит чуть углубиться в чащу, и там будут только мрачно-задумчивые сосны да высоченные вязы. Мертвые бурые иголки хрустели под моими ногами на лесной тропинке. Я боялась сойти с нее, помня коварство деревьев.
Может, повернуть обратно? С каждым шагом мне хотелось этого все сильнее. Но я сознавала: бегство меня не спасет.
Я остановилась. Там, в стороне от тропинки, в блике лунного света стоял великий олень, который едва не завел меня в королевство смерти.
— И за все эти долгие годы лорд Темсланд не смог тебя найти, — прошептала я. Олень стоял очень тихо; он не боялся меня, просто был настороже. — Ни один другой олень не смог спастись от нашего лорда, потому что он отменный охотник. Так почему же?…