Кибершторм

– Отсутствие риска, – воскликнул Чак, размахивая пальцем, – равносильно отсутствию свободы.

– Вот именно, – согласился Рори. – Мы боимся террористов, поэтому разрешаем правительству собирать информацию о нас, о том, что мы делаем, ставить повсюду камеры.

– Если ты не делаешь ничего дурного, – возразил я, – то зачем бояться? Я не откажусь от некоторого вмешательства в мою жизнь в обмен на безопасность.

– Вот тут ты ошибаешься. Ты всего должен бояться. Куда идет эта информация?

Я пожал плечами. В медиапроектах, в которых я работал, мы регулярно собирали в сети огромное количество информации о потребителях и продавали ее компаниям. Я не видел в этом ничего такого.

– Ты в курсе, что по новым законам правительство имеет право читать твою электронную почту, твои записи, следить за всем, что ты делаешь, смотреть, куда ты идешь?

– Понятия не имел.

– Если возникает хотя бы намек на ограничение продажи автоматического оружия, народ сходит с ума, кричит, что у него отнимают свободу. А этот закон дает правительству право изучать все, чем ты занимаешься – без твоего согласия, – и никто даже не пискнул!

– Пойми меня правильно, я считаю право носить оружие одним из основных, но известно ли тебе, что такое свобода? – громко спросил Рори. – Свобода – это гражданские права, а фундамент гражданских прав – это право на частную жизнь. Нет частной жизни – значит нет гражданских прав, нет гражданских прав – значит нет свободы. Знаешь, почему они не берут отпечатки пальцев у всех?

– Не знаю. По-моему, хорошая идея, – рассмеялся Чак.

– Потому что если у них твои отпечатки, – продолжал Рори, не обращая внимания на Чака, – ты мгновенно становишься подозреваемым. Каждый раз, когда совершено преступление, будут проверять твои отпечатки. Из свободного гражданина ты превращаешься в потенциального преступника.

– И отпечатки пальцев – всего лишь один из способов установления личности, – добавил Винс. – Местонахождение, твое лицо в кадре, купленные тобой товары, личные данные – все это создает цифровой отпечаток.

Чака эти слова не убедили.

– Какая разница, есть у правительства сведения обо мне или нет? Как они будут их использовать?

– В том-то и проблема, – с жаром ответил Рори. – Приятно, что тебя будут подозревать в каждом преступлении, совершенном в стране? Неужели ты действительно веришь в то, что правительство защитит твою информацию? Все самые крупные утечки данных происходят из правительственных организаций. И из корпораций. Вот тебе и право на неприкосновенность частной жизни.

Он указал на меня.

– А новые медиаприложения, над которыми ты работаешь, хуже всего.

– Эй, да ладно! – оскорбленно сказал я, поднимая бокал.

Рори напился даже сильнее, чем Чак. Он сердито посмотрел на меня замутненным взглядом.

– Если ты не платишь за товар, то ты сам товар, верно? Разве вы не продаете информацию о клиентах маркетинговым компаниям?

Чак покачал головой.

– К чему ты клонишь?

– К чему я клоню? – Рори моргнул и отпил из бокала. – Я тебе отвечу, к чему я клоню. Наши деды штурмовали побережье Нормандии, чтобы защитить нашу свободу. А теперь, из-за страха, мы отказываемся от тех же самых прав и свобод, за которые они сражались и умирали.

Рори встал.

– Мы, – он указал пальцем на каждого из нас, – не желаем рисковать. Именно об этом и говорит Чак. Именно поэтому мы даем правительству право вторгаться в нашу жизнь и превращать нас в подозреваемых. Мы отдаем нашу свободу, потому что напуганы.

Это был хороший аргумент.

Винс кивнул.

– Нельзя защитить свободу, отказываясь от нее.

– Вот именно, – сказал Рори и снова уселся.

– А как все это связано с происходящим? – спросил Тони.

Рори посмотрел на него.

– Если в газетах пишут, что китайцы взломали нашу энергосеть, никто не беспокоится, ведь все считают, что с этим разберутся – кто-то другой. А свободу нужно защищать каждый день, начиная с личной свободы в киберпространстве. Если мы перестанем это делать, то мало-помалу лишимся тех свобод, за которые воевали наши отцы и деды.

Музыка смолкла, и в эфире зазвучал голос:

– Зрелище невероятное, я даже не знаю, как его описать…

– Мальчики, вы тут не ссоритесь? – спросила Сьюзи. Пока мы спорили, она с Элларозой на руках незаметно подошла и встала за спиной у Чака.

– Просто беседуем, – ответил я.

Чак обнял Сьюзи и потянулся, чтобы поцеловать Элларозу.

– Садитесь с нами, – сказала Сьюзи мне и Чаку. – У нас по радио обратный отсчет.

– Тысячи людей стоят на снегу, держа в руках свечи, фонари – все, что удалось найти…

Я нахмурился.

– Откуда?

Она улыбнулась.

– С Таймс-сквер, разумеется.

С бокалом в руке я подошел к диванам и втиснулся рядом с Лорен, посадив Люка на колени.

– Впервые за более чем сто лет, с тех пор как Таймс-сквер получила свое название, – продолжал радиоведущий, – в новогоднюю ночь здесь темно. Но даже если неоновые вывески погасли, огни ярко горят в сердцах жителей Нью-Йорка. Люди появляются из темноты отовсюду…

Зачарованные, мы побросали дела и затихли, глядя на музыкальный центр. За окном падали крупные снежинки, поблескивая в лучах света, выходящего из нашего убежища.

– …официальный праздник отменен, и власти просили людей не собираться, однако они все идут и идут. На снегу натянули самодельный экран, поставили генераторы…

– Запомни эту минуту, – шепнул я Люку.

– До полуночи одна минута, и толпа вдруг запела гимн нашей страны. Я постараюсь разместить микрофон…

За шумом и помехами послышалась узнаваемая мелодия «Звездно-полосатого знамени».

Это подействовало на всех. Наш гимн, из другой эпохи, когда наша страна была в осаде, из тех времен, когда она согнулась, но не сломалась. Слова протянулись сквозь время, объединяя нас с прошлым и будущим одновременно.

– …страна свободных, родина храбрецов.

Раздались аплодисменты и радостные крики.

– Десять… девять… восемь…

– Я люблю тебя, Люк. – Я сжал малыша в объятиях и поцеловал. Лорен тоже поцеловала его. – И тебя люблю, Лорен.

Я поцеловал ее, а она – меня.

– …два… один… С Новым годом!

Комната наполнилась шумом гуделок и радостными восклицаниями. Все обнимали друг друга и целовались.

– Эй! – крикнул кто-то. – Посмотрите туда!

Когда Чак тронул меня за плечо, я как раз целовал Элларозу. В дальнем углу квартиры, у окна, столпились люди. Винс помахал нам рукой.

– Свет! – заорал он, указывая на окно.

Если раньше за окном была темнота, то теперь падающие снежинки подсвечивало мягкое сияние. Я взял Люка на руки и подошел к окну.