Кинслер отдыхает

Впереди меня идет Тук. Он уже видел врага и теперь ковыляет на огромных задних лапах, помогая себе маленькими перепончатыми передними. Идет бесшумно, не задевая стволы. За него я спокоен: глаза и уши у фаготекса везде, а реакция лучше моей: ни один попрыгунчик уже размозжил голову о высунувшуюся навстречу ему костяную пластину. Шипы летучих крыс не ломались, основаниями вылезли между задними конечностями.

Тишина-то какая! Ни шелеста листьев, ни крика птиц, ни писка грызунов. И ни одного нападения. Если не случилась ожидаемая маленькая неприятность, значит, жди большую.

Я взобрался на холм, настороженно огляделся. Тихо и 6езжизненно. Небо чистое, никаких предвестий урагана. Океан тоже спокоен, накатывается на берег невысокими валами, не спеша отползает и снова накатывается. На горизонте синева океана слилась с голубизной неба, а посередине между островом и горизонтом, вода изогнулась, будто на гладкой дороге неожиданно вспучились длинные поперечные кочки. Эти кочки медленно, однако с привораживающим упорством подкрадывались к острову, и расстояние между кочками увеличивалось, а сами они вспучивались все выше. Красивое зрелище!

И вдруг и понял. Нет, сначала почувствовал блаженство, вспрыснутое в тело накормленными антистрахинами, а потом уже угадал причину испуга. Пока я прикидывал расстояние от холма до флайера и от кочек до острова, пока подсчитывал и сравнивал время на преодоление обеих дистанций, страх успел накормить всех моих внутренних хищников и откладывался про запас, как жир, в клеточках моего тела: добежать до флайера не успею…

– Тук, за мной!

Я побежал к противоположному берегу, подальше от опасности. Мне нужны были пещера или расщелина. Фаготекс прикроет, он сильный, выдержит.

Цунами уже поднималось, словно привставало с коленей, на мелководье перед островом. Искрящаяся на солнце, с белопенной гривой вершина волны нависла над вершиной холма, с которого я сбежал, и ясно было, что никакое убежище не поможет против такой силищи. Тем более, что укрыться было негде.

А цунами все подымалось и подымалось. Вздыбившись на высоту метров сорок, бесшумно наклонилось оно над островом, вот-вот рухнет, и тысячи тонн воды перемелют все, сдерут с острова шкуру – землю вместе с растительностью.

От воды меня могла спасти только вода. Надо было добежать до берега, а потом отплыть от него как можно дальше. На суше цунами – смерть, в воде – всего лишь высокая волна, которая плавно закинет тебя на свой горб и плавно опустит в ложбину позади себя.

Я успел добежать до полосы прибоя, когда услышал за спиной грохот рухнувшего небоскреба. Ноги мои вязли в воде, каждый шаг давался с трудом, а грохот все приближался и приближался. Вот я забрался в океан по колени, вот – по пояс, вот – нырнул. Вынырнув, успел сделать пару гребков – и грохот догнал меня и закрутил, как в центрифуге. Последним, что я запомнил, были горький вкус океанской воды и два темно-зеленых круга с красными ободками, вспыхнувшие у меня в мозгу…

3

– Френк, милый!

Голос Иолии. Значит, жив.

– Любимый мой, скажи что-нибудь!

Какие слова! Раньше на вопрос: “Любишь меня?” она отвечала все, что угодно, кроме “люблю”. Видимо, мужу не положено знать правду. Если это правда…

– Френк, ну, скажи что-нибудь!

– Зачем?

Вдруг наступила такая тишина, что я подумал, будто голос жены – слуховая галлюцинация, и открыл глаза.

Иолия сидела рядом с кроватью, на которой покоилось мое забинтованное тело, и использовала свои огромные зеленые глазищи как поливальные установки. Поливала щеки. Слева от Иолии и чуть дальше от забинтованного тела стоял Вим Снарп с удивительно трезвым выражением лица. Держу пари на пустую бутылку, что последний стакан он принял не менее двух часов назад. Справа и еще дальше от кровати громоздился Родроб. Ну, у этого и в спокойном состоянии видок мрачноватый, а сейчас и вовсе траурный. Можно подумать, что любуется собственным телом, лежащим в гробу.

– Как дела, Родроб?

В ответ послышалось маловразумительное мычание.

– Что-то случилось?

Допрос был настолько неожиданным, что Иолия и Вим позабыли о сочувствии мне и переключились на Родроба.

– Наяда пропала, – печально сообщил Снарп. – Цунами подняло уровень воды в озере до бассейна, наяда перебралась в озеро, а оттуда – в океан.

– Поздравляю с избавлением, Родроб! – вполне серьезно заявил я, но заметив выражение лица жены, поспешно добавил: – Не беспокойся, найдем ее. Вот немного подлечусь…

– Что значит – немного?! – возмущенно перебила Иолия. – Будешь лечиться, пока не выздоровеешь полностью!

– Слушаюсь, мой командир! – гаркнул я и попытался лечь по стойке “смирно”. – 0-уу!.. – взвыл я от боли, пронзившей тело, точно от ног к голове прокатились внутри него все морские ежи, какие только есть на океанском дне.

– Вот видишь?! Я же говорила! – торжествующе заявила Иолия.

Я так и не понял, какое именно “говорила” она имеет в виду, но спорить бесполезно, потому что истина рождается в споре с умным, в споре с дураком рождаются неприятности, а в споре с женщиной – неприятности истины.

– Вы, – Иолия посмотрела на Вима и Родроба, – можете идти. Отвлекаете его от лечения.

Те выполнили ее распоряжение с такой покорностью, будто Иолия была их женой и очень давно. В комнате еще был Тук. Я ожидал, что и его выставят за дверь, ведь он сумеет “отвлечь” меня лучше, чем люди, за четыре года на “Семиярусной карусели” научился это делать. Нет, на Тука врачебные указания не распространились. Я даже заметил, что за дни моего беспамятства фаготекс умудрился сменить в Иолии неприязнь к нему на вполне дружеское отношение. Примерно так женщины относятся к оружию: лучше бы его выкинуть, но оно помогает мужчине, значит, надо осторожно взять его двумя пальцами и отнести в сухое прохладное место.

– Кстати, давно я здесь валяюсь?

– Четвертые сутки.

– Здорово… А как вы меня нашли?

– Флайер повредило цунами, сработала аварийная система, подала сигнал бедствия. Мы нашли флайер под водой, метрах в трехстах от берега. А тебя – на берегу, ты лежал на спине фаготекса. Он закрыл тебя собой?

– Это бы не помогло. Меня утащило в океан, потерял сознание, вроде бы утонул.

– Значит, он нашел тебя и притащил на берег? – Иолия посмотрела на фаготекса, как на бегемота, вставшего на задние лапы после долгих уговоров. – Умница!

– Да, он спас меня, – подтвердил я, хотя это была половина правды, но остальное казалось слишком нереальным – фантазией, родившейся в потерявшем сознание мозге. Я закрыл глаза и попытался поотчетливей вспомнить эту фантазию.

– Устал? Ну, отдыхай, я ухожу. – Она поцеловала меня в кончик носа, и я решил, что обязательно куплю ей собаку, чтобы было на кого тратить излишки эмоций. – Спи, Френк.

– Не называй меня Френком, – попросил я, открыв глаза. – Это имя красиво звучит в устах судьи, но не в твоих.