Кинжал раздора

Они бродили по холмам и целовались, пока у нее не промокли ноги и она не стала дрожать. Тогда Барт отвел ее домой. И расставаться не хотелось, и заходить было нельзя.

– Справляешься с хозяйством? Помощь нужна? – спросил Барт, заглядывая в калитку.

– Барт, – не выдержала Женни, – ты ведь что-нибудь придумаешь, правда?Он кивнул.

Барт бегом возвращался домой. Гм, чего-то ему не хватало. Ну, конечно. Его сверток! Проклятый ботинок второй раз попытался потеряться. Барт круто развернулся и поспешил на холм, пока еще светло, искать беглеца.

– Что это ты такой довольный? – подозрительно поинтересовался старший Медичес у своего опального сына за ужином.

Барт не отвел взгляд, смотрел, нагло улыбаясь. Но молчал. Соображал, что лучше: дать волю гневу и съязвить по поводу отца – средневекового тирана или просто похвалить барашка. Мама расстаралась – баранина вышла отменной. Барт не успел ответить.

– Бартоломью нашел свой ботинок! – попыталась наладить мир в семье мама.

Она поставила любимый отцом салат прямо перед его носом. Не помогло, хотя отец тут же положил себе полную тарелку.

– Целый день на это потратил. Без помощника, наверное, не обошлось. Или помощницы? – продолжал отец.

– Дзинь! – Рафаэль уронил вилку и наклонился за ней.

Мама бросилась на помощь. Отец отвлекся от своего сражения с Бартом. Старая детская уловка сработала. Родительское внимание переключилось на Рафаэля. Однако это надо закрепить.

– А помнишь, как в детстве я вечно искал твою обувь? – спросил у красного от прихлынувшей крови Рафа Барт. – Ты терпеть не мог ботинки, просто ненавидел. Все время их снимал и выбрасывал.

Отец улыбнулся. Было дело. Не все, между прочим, нашлись.

Мама с жалостью посмотрела на младшего. Бедный мой мальчик, но ведь совсем без обуви нельзя, особенно на людях.

– Ты думаешь, я их полюбил с тех пор? – Ну вот, Раф, кажется, рассердился.

Он оттолкнулся от стола, буркнул, что наелся и что хочет к себе.

Мама встала догнать его, Барт остановил ее.

– Это я его расстроил. Пойду, успокою. А ты поужинай. Барашек просто волшебный.

Мама смотрела ему вслед. Бартоломью еще найдет свою настоящую любовь. Такую же добрую, отзывчивую душу, как он сам. Которая сможет понять ситуацию в их семье. Молодая нахалка им не нужна. Нет, не согласна она со своей сегодняшней самоуверенной собеседницей.

– Знаешь, кто заговорил со мной днем в мясной лавке?

Муж посмотрел на нее вопросительно.

– Жена Мединоса. Мать той самой девушки.

– Что она от тебя хотела?

Мама задумалась, что же было самое главное в том разговоре.

– Она приехала забрать дочь домой в Порт-Пьер. Подальше от Бартоломью.– Вот и хорошо, пусть убираются в свой Порт-Пьер. Кстати, а что вообще Мединосы делают у нас в Меланьи?

– Прости, – заглянул к Рафаэлю Барт, – совсем не хотел тебе досадить. Думал отвлечь отца.

– Как она? – набросился на него Раф.

– Кто? – притворился непонимающим Барт.

– Брось. У тебя на лице написано, что ты ее видел.

– У них – как и у нас. Разве что этот книжный червь в очках устроил интеллигентный скандал, без крика. Отцы помешались на кинжале с ножнами. Мединос отдаст мне дочь, если мы вернем ему кинжал. С извинениями. – Барт зло рассмеялся.

– И что вы собираетесь делать? Сбежите? – возбужденно спросил Раф, сверкая глазами.

Барт похлопал его по плечу.

– Остынь. Я вас не брошу. – Он вздохнул. – Честно? Я не знаю, что делать. Буду капать потихоньку на мозги нашему упрямцу.

– Как это «что делать»? – воскликнул Раф. – Нужно найти кинжал и ножны!

Барт захохотал. Раф рассмешил его просто до слез. Рафаэль смотрел обиженно.

– Барт, кинжал и ножны – в замке. Я в этом уверен! Нет нигде упоминаний, что они потом нашлись! Ни в каких исторических источниках.– Допустим. Ты слышишь? Допустим, мы найдем Глаз бури и кинжал. Хотя бы просто кинжал. Чтоб заткнуть Мединоса. А отец? Как ты ему докажешь, что Мединосы ни при чем? Что это не они спрятали? А?

– Мамочка! – Женевьева обняла маму и заплакала. – Ты – самый лучший подарок на Рождество! – заявила она успокоившись.

– Правда? – улыбнулась мама. – Можно не дарить тебе остальных?

– Нет-нет, давай их все сюда, – затормошила ее Женин, – у меня так мало подарков было на это Рождество.

Женевьева в новой блузке и новой юбке вертелась на одной ножке. Юбка стояла колоколом. Женин смеялась.

«Нет чтоб к зеркалу подойти. Ах, моя маленькая девочка». Мама не могла решиться начать разговор.

– Кхе-кхе!

Она собрала волю в кулак и сообщила дочери, что Мединосы нашли сиделку для Маленьких среди дальних родственников, а Женевьеву ждет отец, чтобы отправиться в интересную поездку.

Женин резко остановилась. Юбка облепила ноги.

– Как же так, – сказала она, – как же так… А Бартоломью? Мамочка, я так надеялась на твою помощь!

Мама не выдержала. Она не собиралась Женевьеве ничего рассказывать. Но пусть знает. Пусть знает, что ее не ждут в той семье. Никто! Она услышала днем в лавке фамилию «Медичес» и сама первая заговорила. Она объясняла женщине с застывшим взглядом, что они же матери. Вражда враждой, но, похоже, дети любят друг друга. А вдруг это настоящая любовь на всю жизнь. У нее искренняя замечательная девочка. Наверное, мальчик стоит ее. Пусть разберутся сами. Давайте не будем мешать. А мы, жены, сумеем успокоить мужей. Пусть время покажет.

– Она ничего мне не сказала, Женин. Она стояла и смотрела так, как будто она меня не слышит! Она кивнула только, когда я сообщила, что забираю тебя отсюда! Она согласилась, что это самое лучшее, что мы можем сделать.

Мама обняла Женевьеву и погладила, как маленькую, по голове.

– Если он тебя любит, он тебя везде найдет.Ей хотелось сказать, что она-то хорошо знает, как это, когда ты не ко двору. Когда у родственников есть на примете невеста получше. Из своих. А ты иностранка, чужая. Но мама не стала огорчать Женевьеву еще больше.

А Бартоломью опять исчез. Никаких известий целых два дня! Это дало маме Женевьевы хороший повод усомниться вслух, что «Ромео» любит «Джульетту».

– Неправда, – твердила Женин, – он просто занят.

Но где же он в самом деле? Ей так нужно поговорить с ним! Она же уезжает…

Женевьева написала письмо и сбегала опустила прямо в почтовый ящик на воротах замка, зайти к Медичесам она не решилась.Барт не пришел.

– Ну все. Сегодня приезжает эта Биорн. Я введу ее в курс дел и через день вернусь в Порт-Пьер. Тебе, пожалуй, лучше уехать сегодняшним вечерним поездом. Втроем у Маленьких мы не поместимся, – сказала мама.

– А как же Бартоломью? – упавшим голосом спросила Женевьева.

Можно написать письмо, предложила мама. В поезде. Как раз будет время все обдумать. И отправить заказным из Порт-Пьера. Или дать телеграмму. Или позвонить. Не нужно унижаться и искать встреч. Впрочем, и звонить не надо. Мужчина он или нет? Пусть немного побегает за ней.

Мама покосилась на Женин и поняла, что тон выбрала неверный.

– Небольшая разлука покажет, насколько сильны чувства. Первая любовь, – сказала она, – самая яркая, но не всегда настоящая.

Ох, а она думала, что дети не повторяют ошибок родителей.

– Мама, – в ужасе воскликнула прозревшая Женин. – Папа – не первая твоя любовь?

– Нет, не первая, – улыбнулась мама, – но единственная настоящая. Такая сильная, что я просто не смогла уехать от него обратно за океан.

– А у меня первая – сильная, – упрямо наклонила голову Женин.– Вот и хорошо. Значит, вам ничего не страшно, – сунула саквояж ей в руки мама. – Сейчас незачем дразнить папу. Дай ему успокоиться, а то он слышать спокойно имя Медичес не может. И твоему Ромео нужно время решить, чего же он хочет, найти верные слова. Поговорит со своими родителями, поговорит с нами…

Женин, размазывая слезы, обняла растерянных, даже испуганных Маленьких. Барт так и не показался, хотя уже должен был прочитать ее письмо. И по пути на вокзал не встретился. Чуда не произошло.

Биорн ей не понравилась. Речи сладкие, хотя она и Женин, и ее маму первый раз видит, а глаза бегают, пытливо так оглядывая и оценивая вокзал, людей. И вещей с ней прибыло великое множество. – Ничего, она все-таки не чужая, – прошептала Женевьеве на ухо мама и подтолкнула ее к вагону.

Женни смотрела в окно. В сумерках таяли очертания замка Медичесов. «Нет! Я так не могу!» На первой же остановке Женни схватила саквояж и помчалась к выходу.

У ворот замка решимость покинула Женевьеву. Она оглянулась в сторону Чайной горки. Представила, как в уютном домике Маленьких мама сейчас дает последние наставления этой противной Биорн. «А может, она не такая уж и противная?» Повалил снег. Крупными белыми хлопьями. Красиво. У них в Порт-Пьере такой погоды не бывает. Женни задрала голову. В темноте казалось, что хлопья вытряхивают из бездонного мешка прямо над ее головой. Женни смахнула налипшие на ресницы снежинки и медленно двинулась к пристройке. Она чуть не вскрикнула от радости – на подоконнике стояла статуэтка. Их условный знак! «А вдруг Барт забыл ее там с прошлого раза?» – испугалась Женни, но поздно. Она уже нажала на ручку, и дверь открылась. «Интересно, Медичесы когда-нибудь запирают замки?»

На пустой кухне горел свет. Большой стол как всегда был завален грудой книг и рукописей. Женни удержалась и не стала любопытствовать, что сейчас интересует Рафаэля. Ей ни с кем не хотелось сталкиваться. Ей нужно срочно поговорить с Бартоломью. Которая комната его? Эта? Женни зашла и притворила за собой дверь.

Полумрак. Тишину нарушает потрескивание дров в камине. «Как здорово иметь прямо у себя в спальне настоящий камин!»

Барт резко сел на кровати. Кот, спавший поверх его одеяла, оказался на полу. Темная фигура у входа поставила что-то на пол, сделала шаг вперед и спросила голосом Женевьевы: «Бартоломью?» Барт в два прыжка очутился рядом.

– Женни! Ты что здесь делаешь? Ты знаешь, на кого похожа? На снеговика! – говорил он осипшим от простуды голосом. – Да ты, наверное, промокла. Что там за погода?Барт помог ей снять пальто, стряхнул с него снег прямо на плиты у камина, снег быстро растаял в лужицу. Бросил пальто, шапку и шарф на стул сушиться и скомандовал снять обувь и чулки. Сел на корточки и поставил ее ботинки поближе к огню.

Он не взял чулки, он прижался лицом к ее голым коленкам. Поцеловал их. Выпрямился и обнял Женни. Об их ноги потерся, выгибая спину, кот. Барт рассмеялся, взял кота за шкирку, вышвырнул за дверь и задвинул засов. Кот возмущенно мяукнул в коридоре.

– Барт, мне нужно с тобой поговорить.

– Да, – он поцеловал ее.

– Я уезжаю. Родственники прислали другую сиделку Маленьким, – отчаянно шептала Женни.

– Что? – Барт искал губами ее губы.

– Выслушай меня! – Женни схватила его за плечи и тряхнула с силой.

От резкого ее движения державшаяся на одной ниточке пуговка оторвалась и задзинькала по плитам пола. Женни опустила глаза и густо покраснела – края новой блузки разошлись на самом тугом месте. Барт наклонился и поцеловал туда. Женни потянула его голову вверх. Он прижался лбом к ее лбу и своим хриплым больным голосом спросил:

– А ты помнишь, как потеряла все наши деньги?

Они тихонько рассмеялись.

– Шшш! – приложил Барт палец к губам.

Женни прислушалась.

– Это Рафаэль, – прошептал Бартоломью.

– Молоко будешь с медом? – со всего размаха стукнул кулаком по двери Раф.

Подергал за ручку. Уже тихо позвал:

– Барт.

Женевьева и Бартоломью затаили дыхание. У Барта плохо получалось, в груди клокотало. «Бедненький, совсем больной, – пожалела его Женни и раскаялась. – А я что только не думала…»Раф поехал дальше, на кухню. Судя по громкому мяуканью, молока захотел кот.

Они сели на кровать.

– Рафаэль допоздна роется в книжках в последнее время. Решил найти кинжал, – с хриплым смешком пояснил Барт.

– А где родители?

– В столице. Отец повез маму на консультацию, – вздохнул Барт.

– Что, так серьезно? – огорчилась Женни.

– Кто их разберет, врачей. Ласково так предложили то проверить и это. И проконсультироваться обязательно у одного светила.

– Если ласково – значит, ничего страшного. Вот если доктор почти кричит с умным видом и обижается на пациента, значит, не знает, в чем дело.

Барт улыбнулся. Обнял Женни и поцеловал. Она прижалась к нему.

– Все обойдется, – она погладила его по руке, успокаивая. – Вот увидишь. Просто пропишут лекарство.

– Волшебную таблетку, мама это так называет, – согласился Барт. – Ох, Женни, как замечательно, что ты пришла.

Он положил ей голову на плечо. Женни взъерошила ему волосы.

– Зарос? – поднял он глаза.

– Недостаточно! – строго сказала Женни и попробовала губами, горячий ли у него лоб.

Барт откинулся на подушку, увлекая за собой Женни.

– А помнишь кровать в театре? – заговорили они одновременно и рассмеялись.– Помню – отозвался Барт, сгреб Женни в охапку, поцеловал. – Я просыпался и ждал твое «Доброе утро…»

Она попробовала намотать его кудри на палец. Заросший, но недостаточно! Женни оставила в покое локон и взлохматила Барту волосы.

– Ах, так! – Бартоломью смеялся и не отпускал ее.Женевьева задохнулась в его жарких объятиях. И, наверное, не сказала ему «не надо», а может, он не расслышал…

Женни лежала, ручейки слез затекали в уши. Барт целовал ее, нежно, едва касаясь губами, и обнаружил соленые дорожки на щеках. Он сел испуганно:

– Женни! Я сделал тебе больно?

Она молча покачала головой.

– Почему же ты плачешь? – растерялся он.

Она повернула к нему голову.

– От счастья. Мне было так хорошо, я даже не знала, что так бывает.

Барт выдохнул с облегчением.

– Теперь можно умереть! – заявила Женин. – Мы уже испытали все лучшее, что есть в этом мире! Умрем, раз мир так жесток к нам!

– Ну уж нет! – засмеялся Барт. – Жизнь только начинается!

Он улегся обратно и прижал ее голову к своей груди. Ее волосы шелковыми потоками струились у нее по плечам. Барт провел пальцами, прослеживая, куда они текут. Женни приподнялась.

– Бартоломью! – чувства и слезы переполняли ее. – Давай умрем! Давай умрем, и о нашей любви сложат легенду. И Мединосы с Медичесами будут плакать и жалеть, что не разрешили нам быть вместе!

Барт потянулся и поцеловал ее. Не выдержал, улыбнулся:

– Женни, не выдумывай. Конечно, будут плакать. Если переживут. Мама точно сляжет от горя. И твои тоже.

Женни вздохнула. Жалко родителей, ее отец сойдет с ума. И мама. Но почему Барт спокойный? В такую минуту? Она в восторге от того, что произошло, а он…

– Бартоломью, у тебя… с кем-то… до меня… это уже было?

– Нет.

Барт ласковым жестом убрал ей локон с мокрого лба и простодушно признался:

– Могло быть. Много раз к тому шло. Но я же – Медичес! Я должен быть уверен, что в случае чего это на всю жизнь. Женщина, которая родит мне потомка. Моя жена.

– Муж и жена, – с наслаждением произнесла Женни, – муж и жена…

– Да, – Барт любовался ею.

«Амазонка? Нет, не то. Цветы… Венок из цветов?» – Он уже обдумывал весенний праздник.

– Что мы будем теперь делать? Ты что-нибудь придумал?

Барт помолчал. Ну не обнадеживать же ее тем, что Раф уверяет, кинжал и ножны здесь. В замке. Осталось только пойти и найти их. Да можно сто лет проискать без особого успеха!

– Не переживай. Мы уговорим родителей. Со временем.

– Барт! – Женин уперлась ладонями ему в грудь, глаза у нее засверкали. – Давай сбежим от них всех! Обвенчаемся и уедем далеко-далеко. В Америку! И будем жить сами.

«Не амазонка. Но лошадь нужна. И цветы. И ленты… В волосах и гриве…»

– Мы проживем, Бартоломью! – заверила его Женин.

– Что? – он переключился на ее слова и вздохнул: – Они без меня не проживут. Как я их оставлю, Женин? – Барт махнул в сторону двери. – Если с отцом что-то случится, то в этой семье старший я. И вообще, забота о Рафаэле рано или поздно целиком ляжет на меня.

– Рафаэль – самостоятельный и независимый, – заметила Женин, хмурясь.

Барт протянул руку и попытался разгладить морщинку между ее бровей.

– Так только кажется. А врачи обещают, что ему станет хуже.

– Мы бы забрали его к себе в Америку. Со временем, – упорствовала Женин.

Барт легонько зевнул.

– А замок? А Меланьи? Кстати, как тебе нравится идея устроить на весенний Праздник цветов еще один карнавал? С конной процессией. Цветы и ленты в гривах. Девушки в туниках с венками на головах. Девушкам должно понравиться, – заключил он сонно.

Женин попыталась вернуть его в сегодняшнюю зимнюю ночь:

– А как же мы? Что будет с нами? И… вдруг твои родители вернутся утром?

– Ну и что? Выберемся через окно, – пробормотал он.

– Барт, я же уезжаю! – потормошила его Женин, не давая заснуть.– Куда это? Не отпущу. – Он обнял ее, прижал к себе покрепче и намертво сцепил пальцы замком у нее за спиной. – Вот так. Спи.