Кинжал Зигфрида
Шрифт:
– Может, все-таки «Скорую»? – предложил водитель.
– Придется полчаса ждать как минимум, если не больше. А барышня вымокла до нитки. Ей домой надо, ванну горячую принять, чаю выпить.
Таисия поднесла руки к горлу. Платок и высокий ворот свитера закрывали полосу от веревки, которую кто-то накинул ей на шею и начал затягивать. Поэтому ни таксист, ни парень в военной форме ничего не заметили. Его слова показались правдивыми. Хотел бы задушить – задушил. Выходит, он ни при чем. Кто же тогда на нее набросился?
Мокрая одежда прилипла к телу,
– Ну, вспомнила свой адрес?
– Г-где… где…
– Что «где»? Сумку ищешь? – усмехнулся военный. – Здесь она. Я подобрал.
В сумке были документы и весь нехитрый скарб Таисии – деревянный крест, подаренный Авксентием, ладанка, разные мелочи.
– Г-где?
– Да вот она! Вот! – Парень поднял и показал ей мокрую холщовую сумку. – Успокоилась? То-то. Нужны нам твои лохмотья!
«Ты дала клятву сразу двум мужчинам», – всплыло в ее сознании лицо преподобного. Где они свиделись? Когда?
– Поехали, что ли, – гундосил таксист. – Так я здесь всю смену простою.
– Послушай, ты городская? – спросил у Таисии военный. – Я имею в виду, в Новгороде живешь?
Она кивнула, морщась от боли. Шея наверняка посинеет. Что она скажет Михаилу, когда тот увидит?
– Адрес помнишь?
– Может, она головой ударилась? – предположил таксист.
– Обо что? Там трава была, мягко.
«Выходит, этот парень спас мне жизнь, – думала она. – Задержись он на пару минут, и я бы уже…»
– У тебя голова болит? – спросил военный.
– Н-нет…
«Он спугнул душителя, – вернулась к своим мыслям Таисия. – Помешал ему закончить дело. Вероятно, кто-то хотел меня ограбить, забрать сумку! Не успел».
– С-спасибо… – прошептала она. Боль в шее притупилась, но было очень холодно в намокшей одежде.
– Куда ехать-то? – спросил таксист. – Вспомнила, девушка?
Таисия непослушными губами назвала улицу и номер дома – не того, где Михаил снял квартиру, а соседнего. Незнакомым людям лучше не знать ее адреса. Мало ли что у них на уме?
Машина остановилась во дворе под кленом, листья дерева блестели в свете фар. Пассажирка наотрез отказалась от помощи, и парень в военной форме обиженно захлопнул за ней дверцу такси. Дождь утихал, от падающих капель в лужах образовывались пузыри. Потоки воды с журчанием устремлялись вдоль бордюров под уклон.
– Все-таки она головой ударилась, – пробормотал водитель, разворачиваясь. – Или обкуренная.
– Нет, не похоже. Беременная, наверное.
Он проводил взглядом темную фигурку молодой женщины, которая скрылась в подъезде, тяжело вздохнул.
– Давай на Орловскую, гони!
Новгородская область.
Михаил связал «бесу» руки и спустил в пустой заброшенный погреб.
Гнилые ступеньки лестницы чудом выдержали двух дюжих мужчин. Благо пленник не упирался. В погребе стояла затхлая сырость, валялись старые доски и жестяное ведро без ручки.
В углублении у одной из стен накопилась вода – каждую осень и весну погреба в Камке подтапливало.Осветив лицо пленника, инженер присвистнул:
– Вот так рыбка попалась! Никак сам душегуб Ивашка Стариков!
– Откуда знаешь?
– Тебя теперь каждая лягушка на болотах знает.
– Ты кто, мент?
– Народный дружинник!
– Не мент, значит. Слава богу…
Молодой егерь, заросший недельной щетиной, опустился на черные доски и прислонился спиной к стене, зыркая исподлобья шалыми глазами. Фонарь слепил его, и лица Михаила не было видно в темноте.
– Голод не тетка, – задумчиво констатировал тот. – Яичницы захотелось?
– А то…
Никакого оружия, кроме ржавого ножа, видимо, подобранного среди хлама в пустых жилищах, при беглеце не обнаружилось. Ружье он в панике прихватить не догадался и теперь вынужден был питаться подножным кормом. А какие сейчас в лесу ягоды и грибы? Украсть удавалось немного, страх заставлял егеря прятаться, чтобы, не дай бог, не попасться в руки милиции. В каждом человеке он видел если не стража порядка, то стукача, кровно заинтересованного в том, чтобы засадить его за решетку.
– За что ж ты напарника своего порешил, парень?
– Не знаю…
– Видать, бес попутал?
– Ага! – тряхнул чубатой головой Иван и зажмурился от боли: Михаил здорово огрел его по затылку, до сих пор в глазах темно.
– Я тебя запру здесь, а утром в милицию сдам.
Пленник дернулся и, получив удар по лодыжке, взвыл:
– А-а-а-а! Ты чего?! Я ж тебя не трогал! Отпусти, Христа ради! Я в лес уйду, далеко!
Михаил вытащил из кармана вязаную шапочку и натянул на голову егеря до самого подбородка.
– З-зачем? – испугался тот.
– Кончать тебя буду.
– Не надо! Не надо! – взмолился Стариков. – Не бери грех на душу! Выпусти меня, я в лес уйду!
Из-под шапочки его голос звучал глуше и жалобней.
– Да не бойся. Шапку я на тебя надел, чтобы ты не сбежал. А то глаза к темноте привыкнут, начнешь искать доску с гвоздем или железку, пожалуй, еще развяжешься.
– Отпусти-и меня-я-а… – заскулил пленник. – Не виноват я… Дядька Макар мне как родной был. Сам не пойму, что на меня нашло-о… Нечистая сила вселилась! Не веришь, да? А ты поверь… Поверь!
– Ты убийца. Вдруг еще кого-нибудь жизни лишишь? Старушек вон напугал до смерти.
– Нет… нет… клянусь! Богом клянусь! Здоровьем матери! Монашек я пугать не хотел – голод замучил. Я уходить собирался, дождь пережидал.
– По сараям прятался?
– В сене спал, – признался пленник. – Ночью-то холодно. Здешние собаки к чужим привыкли, они всех подряд облаивают и ко всем ластятся. Отпусти меня…
Михаил молчал, что-то обдумывал.
– Почему на заброшенном хуторе не поселился? – после паузы спросил он. – Там людей вовсе нет. В хибарах на болоте мог бы спать. В такую погоду они пустуют. Ты ж здесь каждую кочку знаешь.