Кирюха
Шрифт:
Оказывается, за разговорами я не заметил, что мы уже пришли и стоим перед нашим домом. Счастливая она. У неё есть дом - место, куда хочется вернуться. Тяжело вздохнув, я тоже отправился, с позволения сказать, домой.
В квартире был только Виталий Алексеевич. Неужто алкаши сегодня на работу вышли? Но, не спрашивать же у этого хорька, благо он только одну комнату занимает. Расположившись на полуразвалившейся софе, я собрался было приняться за уроки, как из соседней комнаты донеслось: "Вдруг рухнула софа, взять лишний вес она не смогла". Забавно, конечно, но не на всю же катушку! Я, вздрогнув, чуть было с этой самой софы не свалился, а неизвестный мне певец тем временем продолжал бредить: "Еропланы, трахтора, а нам пора, шумит
Закончил с домашкой я лишь ко времени прихода предков. Время есть - предков нет. Наверно, компанию себе из таких же алконавтов нашли, квасят где-нибудь. Тут из соседней комнаты выглянул Хорёк и спросил:
– Ты что, даже не поинтересуешься, где твои родители?
– Тебе-то что?
– огрызнулся я.
– Я подумал, что небезынтересно тебе узнать будет, что ночью, когда ты где-то шлялся, их обоих скорая увезла.
– Белочка? Скатертью дорога!
Хорёк такого явно не ожидал:
– Я думал, ты хоть поблагодаришь, что я им погибнуть не дал, скорую вызвал.
– Ты ж сам вчера с ними квасил. Не прикидывайся ангелочком.
– Да, никакого воспитания нынче у подрастающего поколения! Никакого!
– Хорёк развернулся и ушёл к себе в комнату.
Отлично! Алкашня в дурке, или где там белочку лечат, Хорёк в своей комнате - значит, на сегодня эта комната моя. А может и правда сходить к Оксанке? Или отправиться к тёте Маше? Тётя Маша ужином покормит, зато Оксанка даст книжку почитать. Немного подумав, я выбрал Оксанку, и через пять минут стоял у её двери, не решаясь нажать звонок. Наверно, так и простоял бы, если б дверь не открылась. За ней оказалась женщина, видимо мать Оксаны.
– Ты Кирюха?
– спросила она. Невольно я почувствовал симпатию к ней, она первая назвала меня так, как мне нравилось.
– Ага, - сказал я.
– Проходи, раздевайся. Оксанка говорила, что к ней должен ты зайти, помочь уроки делать. Она у себя в комнате, а мне на работу пора.
Помочь уроки делать? Ну, ладно... Я прошёл, куда мне указала мать девочки.
– Я уж думала не придёшь, постесняешься, - сказала Оксана, увидев меня.
– Была такая мысль, - сказал я, обводя взглядом комнату. Меня удивило, что в ней был небольшой телевизор, - А зачем ты про уроки придумала?
– А что я должна была сказать? "Мама, сегодня ко мне придёт в гости мальчик, он не из нашего класса и я с ним познакомилась, потому что он украл мой плеер"?
Я покраснел.
– Пунцовый цвет лица тебе идёт, особенно в сочетании с рыжими волосами, - сказала Оксанка и улыбнулась. Тут я понял, что девчонка меня попросту подначивает и... улыбнулся в ответ. Помимо воли улыбнулся.
– Ты мне книжку обещала.
– Да, конечно, - девочка открыла книжный шкаф, - Но всё же я рекомендую тебе Клёпова.
– Давай!
Оксанка подала мне вконец изорванную явно не один раз читаную книжку. Я взял её как можно бережнее.
– Не смотри так на этот раритет, его ещё мама моя читала, - пояснила Оксанка, - Ну, что, кино смотрим? Или в "Денди" поиграем?
– "Денди"? Я не умею...
– Значит, кино.
– Ну как?
– спросила меня Оксанка, когда по экрану поползли титры.
– Я в восторге!
– честно сказал я. А чего бы мне не в восторге быть? Не знаю, за сколько лет впервые телевизор смотрел, да и кино, надо признаться, захватило с первого кадра.
– Это хорошо, что тебе понравилось. Обычно мальчишки не любят такие фильмы, считая их девчачьими.
– Что за глупости!? Если кино хорошее, разве имеет значение для кого оно снято, - И тут в животе у меня заурчало. Эх, надо было всё же выбрать тётю Машу, - Слушай, мне неудобно, конечно, но у тебя поесть ничего не будет?
– Сейчас пару бутербродов с колбасой принесу, - сказала Оксанка и скрылась
за дверью. Я глянул на будильник, стоявший на прикроватной тумбочке. Мать моя женщина! Пять минут девятого! У меня осталось не больше пятнадцати минут до ада! Надо спешно собираться и уматывать отсюда! Когда я уже готов был уйти по-английски, Оксанка вернулась.– Дрежи, - она протянула мне бутера с колбасой и маслом. Деликатес, однако, для меня во всяком случае. Я по-быстрому запихал их в рот.
– Прости, но мне надо идти, - сказал я, не утруждая себя тем, чтобы прожевать.
– Что-то не так?
– Нет, всё нормально, просто неотложные дела.
– Да? Ну, ладно. До встрече в школе. Когда ты там в следующий раз появишься?
– Надеюсь, что завтра.
Как только Оксанка закрыла за мной дверь, я опрометью бросился к себе. Добежал, успел, ура! Только я закончил раздеваться, как начался приступ. На этот раз он был настолько сильным, что сев на софу я заплакал в голос, но без слёз, как плачут маленькие щенята. На мои стоны из соседней комнаты вышел Хорёк, посмотрел на меня, как мне показалось, с удовольствием, и заявил:
– Сейчас скорую вызову.
– Только попробуй!
– через силу крикнул я, а крик отозвался такой болью, что я подумал, что сейчас копыта откину.
Квартирант остановился в коридоре. Явно к соседям, у которых телефон есть, намылился.
– Но тебе же больно?
– ни капли сочувствия, только растерянность в его голосе.
– Мне не больно!
– через силу сказал я. Бритвенное лезвие в правой половине моего мозга превратилось в бензопилу.
– Ну, нет, так нет, - Хорёк вернулся в свою комнату и включил музыку. На всю громкость. Пришлось вытряхиваться в подъезд, благо никого там не встретил. В итоге приступ длился минут на пятнадцать дольше обычного. Придя в себя, я решил, что больше такую боль дома пережидать я не могу. Лучше уж на улице. Или в магазине у тёти Маши, но тогда ей придётся рассказать о приступах. Проблема. В квартиру я зашёл улыбаясь и смеясь. В наше время смех без причины, это признак не дурачины, а недавно выкуренной травки или внутривенно введённого наркотика. Наверняка Хорёк подумал, что раз мои родители алконавты, то я вполне могу нарком быть. Разубеждать в этом я его не собираюсь. Мне понравилось, что он в бывшую мою комнату зашёл и всю ночь из неё носу не показывал, меня, наверное, опасаясь.
Утром в школе снова творился бедлам. Ещё подходя к ней, я заметил на стоянке неподалёку пару милицейских машин и сердце у мен забилось чаще. На одной из перемен Оксанка рассказала о допросе ментами учителей и учеников - тех, у кого убитый вёл историю.
– Ты уже была там?
– спросил я.
– Нет, но, думаю, скоро окажусь.
– Расскажешь?
– Почему нет?
В это время прозвенел звонок, и мы разошлись по кабинетам. На следующей перемене поползли слухи, что историка грохнул кто-то из школьников из-за плохой оценки, а вовсе не с целью ограбления. Это не прибавио мне оптимизма. Надежда узнать что-то от Оксанки тоже испарилась - ни на одной из перемен, ни после школы я её не видел. А так хотелось снова пойти домой вместе! Дома же меня ждал очередной сюрприз: Хорёк был не один: на кухне за столом вместе с ним восседал мужик, похожий телосложением на борова. Я решил так его про себя и называть.
– Недоброго дня!
– буркнул я, глядя на них.
– Это кто ещё?
– возмутился Боров.
– Сын хозяев, - ответил ему Хорёк.
Я издевательски поклонился и потребовал:
– Кухню освобождаем, прошу убираться в свои апартаменты - бывшую мою комнату.
Мужики посмотрели на меня, но с места не сдвинулись.
– Я что-то не по-русски сказал? Или вы по-русски со вчерашнего дня понимать разучились?
– Слушай, не мешай взрослым людям важные вопросы решать, - выходя из себя, заявил Боров.