Кисельные берега

– Это я нашёл в подвале, куда за харчами полез. Харчей там не оказалось, зато… Я так хотел есть, так тщательно всё обшаривал и… вот…

– Стало быть, - протянула Кира, не в силах отвести взгляд от призрачного медового сияния, - ты теперь богат, как и мечтал. Разбогател, обокрав людоеда и его умирающую от голода семью… Очень мило… - она хихикнула. – Вот так Бригитта! Чёртова сучка! Интересно, она все желания исполняет таким образом, чтоб потом больше ничего желать не захотелось?..
– сердито вопросила она верхушки деревьев на посветлевшем небе. Те не ответили – видимо, были с ведьмой заодно…

– Знаешь, - шмыгнул носом недорослик, - мешок очень тяжёлый… Я уж сколько его волоку… А надо ж ещё с осторожностью, чтоб этот не услышал – вдруг поблизости рыскает…

Да уж… Кира поёжилась: ей тоже было совсем неуютно стоять здесь вот так, во весь рост, среди всё более бледнеющих ночных теней, вздрагивая от каждого шороха и зябко поводя плечами, дабы стряхнуть параноидальное ощущение чьего-то недоброго взгляда.

– А это что? – она непроизвольно понизила голос до шёпота и, присев на корточки у мешка, потянулась к нему рукой.

Новоявленный собственник среагировал мгновенно, вцепившись в её запястье с неожиданной, почти мужской силой. Кира ойкнула. Спальчик, сам испугавшись своего порыва, отпрянул.

– Спасибо, - девушка потёрла руку, - что не укусил… Не покушаюсь я на твоё золото, куркуль! Вот это что? Сапоги?

– Это… - мальчишка приподнял за голенище старый потрёпанный ботфорт. – Так целые ж совсем, чего добру пропадать – прихватил до кучи…

– Кажется, - Кира покрутила в руках второй, - ты прихватил до кучи вторую часть своего заветного желания. Если мне память не изменяет, то… это сапоги-скороходы.

Память ей не изменяла, даже напротив - услужливо подсунула внутреннему взору картинку из детской книжки: Мальчика-Спальчика, натягивающего на босые ноги живописные сапоги с большими пряжками.

– Ну да, так и есть, - молвила она задумчиво, - в классических источниках Спальчик стянул у людоеда не только золото, но и волшебные сапоги, благодаря которым поступил на службу к королю…

Она снова передёрнула плечами, пытаясь стряхнуть ощущение пристального, навязчивого взгляда, и решительно засобиралась:

– Слушай, давай мотать отсюда! Да побыстрее! Ну! Чего застыл?

Спальчик, остолбенев, в немом ужасе смотрел ей за спину.

– Вот вы где, родимые, - проскрипел оттуда ласковый голос. – Вот она моя гусятинка парная-разварная…

Кира обернулась…

– Вот вы где, глупое, жадное, безмозглое ворьё! – гостеприимный хозяин лесного дома стоял с топором в руке всего в десятке шагов. И не торопился: теперь-то перевес на его стороне – девчонка и ребёнок, обманувшие и ограбившие Жана-кровавого мясника, от него не уйдут. О да… И не таких учили…

И он медленно, расставив руки и чуть склонившись вперёд, похахатывая в предвкушении упоения страхом загнанной беззащитной дичи, двинулся вперёд…

– Надевай сапоги, - прошептала Кира одними губами. – Быстро…

Сообразительный мальчишка не стал себя упрашивать. Дрожащими руками он натянул обувку на грязные пятки и - был таков! Только вихрь, им оставленный, мотнул тонкой осиновой порослью, крутнул лесным мусором и… отшвырнул людоеда, приложив его спиной о крепкий дуб. Топор отлетел прочь, сверкнув отточенным, острым, как бритва, лезвием, в первом утреннем луче, неожиданно ворвавшемся в сонный лес сквозь случайную лазейку меж стволов деревьев.

А Людоед, стёкши по стволу на землю, хыкнул как-то придушенно и беспорядочно завозил руками и ногами по земле, словно перевёрнутый на спину жук.

Кира быстро огляделась: ни Спальчика, ни сапог, ни – конечно же! – мешка с золотом. А этот малявка не промах, своего не упустит…

Под дубом кряхтел контуженный маньяк, стремясь подняться на четвереньки…

Изо всех сил сжав кулаки – так, что местами обломанные, местами отросшие ногти впились в ладони – Кира бросилась к упавшего топору. Схватив его и раскрутившись вокруг себя, она запулила страшное оружие так далеко в чащу, насколько хватало силы инерции. А после – бросилась бежать.

Куда? Этот вопрос у неё почему-то даже не возник. Она неслась со всех ног – откуда только прыть взялась? – к оплывшему выворотню, где дожидались своего многомудрого братца и взрослую фройлян голодные, брошенные, напуганные дети.

– Ганс! – просвистела она лёгкими, падая грудью на край ямы. – Живо! Детей… выволакиваем и… бе…жим… отсюда!..

Мальчишки, привыкшие за последнее время не задавать лишних вопросов, побросали наверх младших, выбрались сами и, волоча их за руки – сонных и перепуганных – ломанулись куда глаза глядят.

– Стойте! – Кира дышала тяжело, в груди горело и посвистывало. – Пока мы окончательно не заблудились… Кажется, - она махнула рукой – тропа должна быть в той стороне…

Ганс, не возражая, послушно развернул своих гавриков в указанном направлении и ломанулся сквозь кущи, прокладывая дорогу.

Глава 25

Как ярок лунный свет! В его лучах

Порхают и резвятся мотыльки!

Немного им осталось.

Там же.

В лесу кто-то плакал.

Жалобно, тоненько, нудно – видимо, давно. Казалось, что и сам плакальщик задолбался извлекать из себя звуки и слёзы, но упорно пыжился. Как ребёнок, которому уже не плачется, но поскольку вожделенного чупа-чупса добиться так и не удалось, он продолжает выдавливать из себя неубедительные рыдания.

Кира потёрла виски пальцами – от голода, пережитых волнений и жары болела голова.

– Ганс! – она толкнула спящего подростка. – Ганс, проснись!

Тот заморгал недоумённо совсем детскими спросонья глазами.

– Слышишь?

Мальчишка приподнялся на локтях, ещё не до конца очнувшись от полуденного сна и не совсем уразумев чего от него требуется…

… Беглецы успели уйти далеко. Выбравшись из выворотня, достаточно быстро отыскали тропу. Но идти по ней в открытую остереглись: мучились, тащась по целине и кустам вдоль дороги, стараясь не терять её из виду, всё время высматривая в прогалах ветвей.