Кладбище улик
Шрифт:
Они позволили втянуть себя в бой, уповая на мощь сопровождавших магов и ловкость элитных легионеров. А Млечному Фирну только это и было нужно.
– Вперед, – коротко приказал он.
И четверо арраунов выскочили из-за его спины, обнажая клинки.
Это было страшное зрелище даже для искушенного мастера смерти Кетгута. Четырехрукие монстры виртуозно владели холодным оружием. Они превращали в фарш все, что оказывалось на пути их мелькающих в воздухе лезвий. А добавить к этому то, что все шестнадцать клинков оказались заряженными запрещенной дикой магией Тлена, и можно было вообразить, какую бойню в
Тучи праха полетели во все стороны, оседая на песок серой пеленой, навылет пробитой лучами солнца, показавшего ослепительный край из-за ближайшей дюны.
Кетгут со смесью нахлынувшего восторга и колотящего ужаса глядел, как броня на нем приобретает темно-бордовый оттенок и начинает мерцать.
– Это… нормально? – заорал он, обращаясь к Фирну и демонстрируя искорки, бегающие по нарукавнику и перчатке.
Млечный Фирн мельком взглянул на него, крикнул что-то на арраунском наречии и поднял все четыре руки вверх, давая знак своим воинам отступать.
– Готовится какое-то очень сильное заклятие, – снизошел таки он до объяснения, повернувшись к Кетгуту. – Сдай-ка назад.
– Но Доспехи же…
– Вали назад, могильщик! – взревел Фирн так, что у Кетгута заложило уши.
Он, то и дело оборачиваясь, чтобы не пропустить что-нибудь важное, поскакал в тыл.
– Могильщик, надо же… – обиженно пробормотал Кетгут себе под нос, останавливаясь за магами сидов. – Тоже профессия, между прочим.
Никто не мог предположить, что колдуны Альянса применят Голос Мироздания. Это заклинание требовало присутствия, по меньшей мере, дюжины высших магов и высасывало всю энергию из войск. Причем как своих, так и чужих. Фактически – обезоруживало магов с обеих сторон, сводя бой к рукопашному месиву. Но ужас заключался в другом.
Голос Мироздания также действовал на предметы, на время лишая их магической силы…
После протяжного трубного воя, разнесшегося над полем брани, Доспехи Нордна перестали мерцать и стали значительно тяжелей. Лепесток Инея, который Кетгут сжимал в руке, тоже потерял магические свойства, и его лезвие покрылось капельками воды от быстро растаявшего в палящих лучах пустынного солнца инея.
– Хиргец, – хрипло произнес Кетгут, глядя, как растерянно посматривают на свои расколдованные доспехи и оружие воины обоих отрядов.
И тут из-за поворота величественно вышла Темная Наста в окружении целого эскадрона ящеров и арраунов.
Если бесполый, как и все аррауны, Фирн предпочитал мужское начало, то Наста – женское. Они были полными противоположностями…
Светлокожий, высокий глава Атреев и миниатюрная, чернокожая предводительница Чадаев.
Свет и тьма.
Жизнь и смерть.
Разум и чувство.
– Что ты хочешь доказать? – громко крикнула Наста. И ее крик метнулся звонкой стрелой над притихшим плато.
– Еще не время для этой войны! – ответил Фирн, снимая шлем.
Наста тоже обнажила черно-лиловую голову.
– Время, мятежный арраун! Время! И ты прекрасно понимаешь это!
– Ты обезумела. Остановись, и я прощу тебя.
Двух великих воинов разделяло не меньше полусотни метров и пропасть убеждений, но Кетгут вдруг понял, что они гораздо ближе друг к другу, чем хотят показаться остальным. Между ними пылала ненависть, для
которой не существовало преград. Та чудовищная, бескомпромиссная ненависть, которую может породить лишь единственное чувство во всей вселенной. Любовь… Убитая чем-то, растоптанная, брошенная в глубокую бездну забвения любовь.– Прощение – удел слабых, – обронила наконец Наста. – Уведи своих воинов.
– Нет… Наста.
– Глупый разговор, – пожала плечами предводительница роя Чадай. – Армада Альянса уже на подступах к территориям беспомощного и отупевшего в празднестве Велланского Союза, на защиту которого ты встал, предав нас.
– Я не предатель. Я… – Фирн осекся. Он отбросил шлем, и тот с глухим стуком упал в песок. Арраун обнажил клинки и договорил: – Я – смерть.
Кетгут вздрогнул от этих слов. Ничего более жуткого он не слышал ни до этого, ни потом.
Краткий миг стазиса, и рывок. Фирн и Наста бросились навстречу друг другу.
А вслед за ними – и все остальные…
Схватка была сумбурной и кровавой. С обеих сторон сражались искусные воины, поэтому длилась она не долго. Пожалуй, минуты три-четыре. Но Кетгуту эти растекшиеся во времени минуты показались гнетущей вечностью…
Столкновение несущихся на полном скаку Фирна и Насты было похоже на спираль двух торнадо, превратившихся на долю секунды в одно целое и вновь разлетевшихся в стороны. Их клинки дробно звякнули, высекая искры из обыкновенного, лишенного магических свойств металла. «Воронки» заржали, вставая на дыбы и грозя опрокинуть всадников наземь.
Ящеры, аррауны, сиды, цверги, люди, оборотни, тэнки остервенело бросились в бой, будто пьянящее исступление полководцев вспыхнуло одновременно в сердцах остальных, передаваясь незримыми токами сквозь сухой воздух, бездушный песок, одежду и плоть.
На плато схлестнулись великие воины Союза и Альянса, рубя друг друга на мелкие куски и отправляя в небытие.
Визг, стоны, рык, душераздирающий предсмертный смех, хруст ломаемых черепов!
Руки, ноги, головы, шерсть, потроха!
Липкая кровь, острые клыки, обломанные когти!
Кетгут с ужасом увидел, как десятки Улик разом падают на красный песок рядом с мертвыми телами.
Богатый урожай для мастера смерти, ничего не скажешь…
Впрочем он теперь скорее – могильщик, как метко подметил Фирн.
Кетгут пригнулся, пропуская коварный удар одного из ящеров, который стремительно прорубился сквозь ряды сидов, потеряв при этом, кажется, всего одну конечность. Едва Кетгут успел выпрямиться, чтобы держать противника в поле зрения, как тот дыхнул на него огнем, чуть не спалив лицо. Струя пламени прошла в полуметре от шлема, но висок, щека и шея почувствовали, как мгновенно нагрелась сталь.
– Сдохни, человечий выродок! – прорычал ящер, снова набрасываясь на Кетгута и мощным ударом сшибая его с «воронка».
Доспехи Нордна спасли тело от ранения, но тычок оказался таким сильным, что грудная часть кирасы прогнулась под острием широкого лезвия. К тому же, при падении Кетгут шарахнулся спиной и башкой о камни, потерял ориентацию и чуть было не ушел в зыбучий песок.
Он отполз на твердую поверхность, поднялся на ноги, встряхнул головой, обернулся…
И вовремя!
Ящер несся на него, совершая замах с однозначным намерением обезглавить.