Кладбище улик
Шрифт:
Кетгут прыгнул в сторону, уходя от страшного удара и попутно подхватывая свой Лепесток Инея из пыли. Вскочил и вскинул клинок.
Ящер развернул кряжистого скакуна и приготовился к новой атаке. В это время на помощь к Кетгуту подоспел один из уцелевших тэнки. Мотнув клювом в сторону – мол, не мешай, профан, – он крутанул увесистый цеп и замер в оборонительной стойке.
Кетгуту казалось, что огромный ящер снесет щуплого тэнки вместе с его неказистым на вид скакуном, но грубая сила оказалась неспособна противостоять хитрости. Вместо того чтобы ждать, когда ящер приблизится на расстояние удара, тэнки метко метнул цеп. Тот попал точно в широкую чешуйчатую шею и обмотался вокруг
Брызнула кровь, и ящер, единожды дернувшись, обмяк. Рядом с ним тут же появилось видимое лишь Кетгуту пятно Улики.
– Мерзкие пресмыкающиеся, – фыркнул тэнки, деловито разматывая свой цеп и стряхивая с него темные капли. – Клевать их надо, пока не заклюешь.
Сражение шло на убыль. Практически все воины были повержены, а выжившие с ожесточением добивали друг друга.
В центре плато вновь и вновь сходились Млечный Фирн и Темная Наста. Они уже соскочили с раненых «воронков» и теперь обменивались ударами, стоя на ногах. Каждый следующий взмах мог стать роковым для одного из них. Наста уступала Фирну в мощи удара, зато была более ловкой и верткой. Неоднократно она изворачивалась и доставала аррауна кончиками клинков, нанося ему одну рану за другой. С поразительной точностью разя в стыки лат… Порезы и уколы были не смертельны, но кровоточили и отнимали силы. Фирн уже пару раз спотыкался и падал на одно колено.
Они сражались без шлемов. До первой серьезной ошибки. Насмерть…
Кетгут увидел, как двое верных Насте арраунов приближаются со спины к Фирну, вращая мечи. Мелькающие лезвия сливались в ужасающие круги, бликующие на солнце.
– Фирн! Сзади! – завопил Кетгут, уже понимая, что произойдет дальше.
Арраун повернулся и пошел навстречу бывшим соплеменникам, неподвижно держа клинки в четырех жилистых руках.
В этот миг он был воистину страшен.
Подпустив противников метра на три, Фирн сделал сумасшедший, с точки зрения фехтовального искусства, выпад, атакуя сразу обоих. Его оружие достигло цели и поразило арраунов в незащищенные шеи, но… ценой двух отсеченных конечностей…
Дико взвыв, Фирн метнулся в сторону, предугадывая выпад Насты со спины, и развернулся, тяжело дыша и глядя, как кровь хлещет из культей. Оставшиеся два клинка он держал высоко над головой, готовый в любое мгновение обрушить их на голову бывшей возлюбленной.
Кетгут знал, что любовь между однополыми арраунами была редкостью. Но если уж случалось такое – чувство вспыхивало всепоглощающее, незнакомое по силе никаким существам других рас.
Оно и погубило обоих…
В последний раз сошлись Фирн и Наста.
Обменялись ударами.
Темная лишилась головы, и тело ее отлетело в сторону, как тряпичная кукла.
Млечный замертво упал на самом краю зыбучего песка.
Два великих воина, две навеки потерянные друг для друга души. И не имело значения, что направило их необузданную страсть в жуткое русло мести – важно было лишь то, что каждый нашел свой выход из сложившейся ситуации. Или зев этого мрачного выхода был общий?..
Кетгут с минуту смотрел на тела, прежде чем осознал: он остался один на поле битвы.
Могильщик.
Улики он собрал в течение получаса. Некоторые оказалось непросто найти в месиве, оставшемся после сражения.
Сложив все призрачные пятна в большой мешок, Кетгут остановился и собрался с мыслями. В голове шумело, глаза застилал грязный пот – солнце
уже вовсю палило над Дюнами Забвения. Окружающий мир казался не до конца реальным, словно кто-то пытался выдернуть Кетгута из кошмара, но это никак не удавалось.Чего-то не хватало.
Нужно было сконцентрироваться и довести дело до конца. Заказы надо выполнять скрупулезно. Кетгут решил для себя: если удастся выбраться живым и получить обещанные деньги, он завяжет с ремеслом наемника. Навсегда.
– Думай, думай, – вслух велел он самому себе, оглядывая ужасающий пейзаж. – Что-то не так…
Фирн!
Мысль так неожиданно ворвалась в мозг, что Кетгут даже вздрогнул.
– Возле него не было Улики! Хиргец!
Кетгут бросился к месту последней схватки, волоча за собой тяжелый мешок. Ноги заплетались от усталости, спутанные волосы прилипли ко лбу противными сосульками, во рту чувствовался мерзкий привкус соли и пыли, тело изнывало от духоты. В броне было дико жарко под знойно палящим солнцем, но снимать ее Кетгут не рискнул. Мало ли…
Арраун так и лежал на грани зыбучего песка и твердой почвы.
Его бежевая кожа на лице стала почти белой от потери крови. Уродливые раны виднелись на щеке, лбу, шее. Из двух отрубленных рук все еще сочились темные капли. Но он был жив! Грудная пластина доспехов едва заметно двигалась в такт слабеющему дыханию.
– Фирн! – закричал Кетгут, бросая я мешок и подходя ближе. – Млечный Фирн, ты слышишь меня?
Арраун открыл глаза и посмотрел на него неожиданно ясным взглядом. Будто никуда они и не уходили из кабинки трактира, в которой встретились меньше суток назад. Вот, сейчас заглянет учтивый официант и принесет теплого сока…
– Она погибла? – еле двигая рудиментарными губами, прошептал Фирн.
Кетгут медленно кивнул.
– Покажи мне Улику…
– Ты же не увидишь ее. Зачем?
– Теперь, пожалуй, увижу. Покажи.
Подтянув мешок, Кетгут вывалил содержимое на каменную тропу.
– Я не знаю… не знаю, какая из них.
Арраун всмотрелся в рассыпанные в метре от него призрачные пятна. Так, словно он и вправду мог видеть их.
А через минуту он с неимоверным усилием протянул одну из уцелевших рук в сторону Улики, которая откатилась чуть в сторону от остальных. Кетгут напрягся.
– Вот она, – тихо сказал Фирн. – Не потеряй.
– Ты… видишь?
– Лишь единственную.
Кетгут обескуражено помолчал. Потом решился предложить.
– Я могу отнести… ее… и твою… к колодцу.
Фирн улыбнулся.
– Нет, старина. Ни в коем случае. Присядь, я объясню тебе.
Кетгут послушно сел, громыхнув броней. Благо форма и вес Доспехов Нордна позволяли подниматься на ноги без помощи посторонних, и ему не грозило потом корячиться, словно жуку, перевернутому на спину.
– Видишь этот песок… – Фирн взял в перчатку горсть мельчайших кварцевых камешков и просыпал их сквозь пальцы. – Раскаленный песок пустыни. Каждое существо с самого рождения сидит на нем, обжигая задницу. Сидит, даже не подозревая, что кроме его пылающей шероховатости есть что-то еще. Это песок одиночества, любезный Кетгут. Мы барахтаемся в его волнах, причиняющих боль и страдания.
Кетгут невольно посмотрел на Дюны Забвения, возвышающиеся со всех сторон красноватыми холмами. Солнце все сильнее нагревало их.
Фирн проследил за его взглядом и улыбнулся:
– Горячего песка очень много вокруг нас. Мы привыкаем к его бесконечности, учимся не замечать боль и жжение… Но приходит время, и некоторые из нас находят оазис. Случайно или нет – это не важно. В каждой пустыне есть оазисы… Просто кому-то везет, и он натыкается на островок блаженства, а кто-то вечно бродит среди дюн…