Klangfarbenmelodie

Настолько, что на секунду Микку стало его даже жаль. Просто по-человечески жаль, потому что… Наверное, потому что тот был и оставался его Алисой. Которой на самом деле не существовало.

Господи, это до сих пор никак не укладывалось в голове.

Тики шагнул под козырек остановки, нарочито шурша ботинками по асфальту, чтобы обозначить свое присутствие, и Аллен, услышав его, вскинул голову и дернулся в сторону, подрываясь на месте.

— Я же сказал…

— Ну что, — тихо оборвал его Микк, — поговорим, Алиса? Нам вроде есть о чем.

Аллен даже не вздрогнул — лишь застыл, спокойно смотря на него невозможно серыми глазами из-под седой встрёпанной чёлки, и криво улыбнулся, словно находил что-то смешное в этой ситуации.

— Странно, да? — вдруг холодно поинтересовался он, вновь покрываясь ледяной коркой невозмутимости и отчуждённости, отчего у Тики кулаки зачесались. — Мелкий редиска, которого ты ненавидишь, оказался девкой, в которую ты влюбился, — иронично хмыкнул этот паршивый поганец, будто бы специально истекая ядом, чтобы разозлить мужчину как можно сильнее. — Хотя это больше смешно, чем странно, — равнодушно закончил он, слепо уставившись из-под белых ресниц на Микка.

У которого внутри словно вулкан разбудили.

Этот прогнивший редиска ещё смеет что-то отпускать про Алису. Смеет насмехаться над, чёрт подери, искренним чувством Тики. Ох, как же, наверное, он веселился, наблюдая за потугами мужчины приблизиться к ней. Ухаживать за ней. И играл. Играл напропалую. Неужели всё, что было Алисой, это всё сплошной обман? Каждый взгляд? Каждое слово? Каждая улыбка?

Неужели эта мелкая дрянь и правда самозабвенно веселилась, когда чувства Микка были самыми настоящими?

Мужчина почувствовал, как его распирает. От гнева. От злости. От ярости.

Тело бросилось вперёд само. Мгновение — и замахивается кулак, а Аллен продолжает пронзительно смотреть на него из-под ресниц с кривой ухмылкой. Секунда — и мужчина со всей силы врезает ему по морде, разбивая нос, отчего Уолкер отшатывается, хрупкий, словно карточный домик, и его сгорбленная фигура отчасти заставляет Тики прийти в себя.

— Ну что, стало легче? — безразлично поинтересовался юноша. — А теперь проваливай.

— Если ты считаешь, что своим холодом заставишь своего брата возненавидеть тебя — ты ошибаешься, — негромко произнес Тики, изо всех сих надеясь, что голос его не дрожит.

Аллен наградил его колючим злым взглядом и утер рукавом кровь из разбитой губы. Секунду они смотрели друг на друга, а потом юноша зажмурился и мотнул головой.

— Если ты пришел только за этим — то мне плевать, — сквозь зубы процедил он, и Тики снова захотелось его ударить. И бить, бить, бить до синяков, до ссадин, до гематом, пока из этого мелкого сукина сына не выйдет вся дурь, а вместе с ней — и дух. Пока он не оставит Неа в покое и не даст ему спокойно жить своей жизнью дальше, без этого груза вины, без этого самобичевания.

Но Микк слишком хорошо знал своего друга. Неа не успокоится, не выберется, не справится. Даже при помощи кого-то со стороны. Даже при помощи этого своего Кросса, который накачает его психотропными. Даже при помощи Тики, который будет рядом с ним неотлучно — обязательно будет.

Потому что у Неа есть брат, и он его очень любит. Потому что ему плевать, что Аллен готов на все, лишь бы тот навсегда забыл о его существовании.

— Эгоист, — горько и устало выплюнул Тики. — Сколько ты жалеешь себя и лелеешь свои страхи? Все эти одиннадцать лет? И чего ты добьешься этим? — фыркнул он, всеми силами стараясь держать себя в руках, чтобы не смотреть на эту наглую хмурую физиономию.

Не видеть этого лица, не сопоставлять фактов и совпадений… И не знать. Никогда не знать больше этого человека. Не интересоваться им, не беспокоиться за него, не мчаться ему на помощь по первому зову его обезумевшего от страха брата…

Никогда больше.

— Он уедет, — тихо отозвался Аллен, глядя в сторону. — Уедет и забудет обо мне. А я… я вернусь к Адаму в обмен на то, что тот его не тронет, — он помедлил. — И тебя — тоже.

Это было словно ударом под дых. Неожиданным, слишком внезапным, убивающим.

Тики уставился на вновь спокойного юношу, совершенно не понимая, о чём тот думает, говоря такое. Очередная игра? Очередной прекрасно продуманный ход? Ловушка?

Однако Аллен смотрел лишь в землю, устало прислонившись к столбу остановочной скамейки, ужасно болезненный и бледный, с разбухшим носом, с ярко алой кровью над губами, сгорбленный и словно бы… сломанный.

— И что? — всё-таки выдохнул Тики, сев в нескольких десятках сантиметров от него. — Всё зря? Все эти одиннадцать лет, что Неа над тобой трясся, всё это зря?

Аллен сухо фыркнул, дёрнув плечами.

— Если ты хочешь обезопасить его — будь с ним, — чётко произнёс мужчина, растеряв всё желание врезать этому дрянному уроду. — Он без тебя за это время едва умом не тронулся.

— Переживёт, — бесстрастно бросил Уолкер. — У него есть ты. Ты намного лучше меня.

— Чем? — Тики растянул губы в иронической улыбке. — Я не ты, Уолкер. Ты совсем мозги растерял? Он твой брат, и ты хочешь так просто его оставить? Да нахрен Неа, зачем он мне, я так — пострадаю и успокоюсь, а он как-нибудь с Тики будет. Как-нибудь переживет, — он ухмыльнулся шире, поймав сердитый взгляд мальчишки, откровенно враждебный и какой-то почти обиженный. — Ты говоришь мне это — и смеешь заявлять, что хочешь его обезопасить и защитить? Ты лгун и клоун, Аллен. Ты никого не защищаешь таким способом. Ты бежишь и прячешься.

— Ненавижу тебя, — каким-то задушенным шепотом выдавил из себя тот, сжимая кулаки и на глазах бледнея еще сильнее, становясь почти как мертвец. И тут же — краснея от злости. — Я говорил! Объяснял! Я же сказал тебе, что не могу! Неужели так сложно понять…

— Это не ты мне говорил, — беспощадно бросил в ответ Тики, доставая из кармана своей куртки сигареты. — Это мне Алиса сказала, — заметил он. — А Алиса — выдумка, и твоя — в первую очередь. И не смей больше вспоминать об этом.

Аллен вскинулся, глядя на него так загнанно и недоверчиво, что даже удивительно как-то стало. Тики действительно удивился — тому, что может еще испытывать сейчас какие-то чувства, совершенно раскрошенный в гребаный порошок, разбитый и изувеченный и все равно стоящий здесь, потому что Неа очень хотел, чтобы его брат наконец вернулся домой.

Господи, неужели этот мелкий подонок ожидал чего-то другого?

— Я не… — юноша выдохнул как-то судорожно. — Когда я говорил об этом… я не лгал, Тики.

— Да, и я испытывал сожаление и сочувствие, хотел утешить и как-то помочь, — сухо отозвался на это Тики. — Но вы хороши оба. Вы даже никак не попытались это решить. Ты никак не попытался это решить, хотя Неа бы у тебя теперь на поводу пошел, — выделил он и чиркнул колесиком зажигалки, отмечая, что как только сделал первую затяжку, руки перестали так сильно дрожать. — Я позвоню, когда твой брат загремит в больницу с нервным истощением, может тогда мозги у тебя на место встанут.