Klangfarbenmelodie

Так что… лучше молчать.

Мужчина ломано улыбнулся и моргнул, силясь сдержать подкативший в горлу рыданием комок.

Глаза снова щипало.

Господи, как можно быть такой плаксой? Беспомощный идиот, как он вообще надеялся кого-либо защитить?

— Неа, ты… — голос Аллена как будто чуть дрогнул. Юноша шагнул к нему и остановился буквально в нескольких дюймах. — Ты вообще в порядке?.. Ты ел?.. и… и почему ты один, черт побери?

Комок в горле не позволял говорить.

Мужчина глядел на бледное осунувшееся лицо брата, на его седые волосы, на тату со шрамом и не мог ничего ответить.

Аллен волновался. Прямо сейчас и здесь он волновался открыто.

Не так, как все эти одиннадцать лет.

О боже.

Они жили вместе целых одиннадцать лет. Жили молча и замерзая.

Аллен вдруг судорожно вдохнул, невероятно трепетный в этот момент, невообразимо настоящий, живой, и одним движением заключил удивлённо охнувшего Неа в объятия.

— Прости меня, брат, — прошептал юноша, спрятав лицо у него на плече. — Я столько неприятностей тебе приношу.

Мужчина замер, боясь дышать, потому что до этого за все эти одиннадцать полных холодного молчания и отчуждения лет Аллен его обнимал лишь однажды. Совсем недавно, еще до ссоры. Тогда они ужинали вместе, а потом… На следующий день все было как прежде.

И поэтому Неа боялся сейчас как-либо ответить на это объятие. Вдруг отпугнет, заставит передумать… Вдруг…

Аллен жался к нему как ребенок. Как в детстве — ища понимания и спокойствия. Уставший, болезненный, такой же сломленный всей это нервотрепкой, как и сам Неа…

С простреленным животом.

Мужчина шумно вздохнул и сжал его в объятиях в ответ, чувствуя, что еще немного — и сдержать слез будет все же таки не в силах.

Как же в последнее время он много плакал.

Брат гладил его по спине — успокаивающе, мягко, ласково… Словно призывал расслабиться.

— Прости меня… Прости, пожалуйста, я… Я просто хочу защитить тебя, Неа… у меня ведь… Только ты. Ты и Тики. И больше никого… И я… — он насморочно вздохнул — как будто хотел, но не мог расплакаться. — Почему ты один? Ведь Тики же…

— Нет у меня больше Тики, — глухо выдохнул мужчина ему в плечо, не поднимая глаз и просто боясь увидеть лицо юноши. — У меня больше никого нет… Я всех потерял, Аллен… Всех вас. Вот такой вот я глупец.

Юноша сильнее прижал его к себе, мотая головой из стороны в сторону, словно пытаясь убедить Неа в обратном, словно пытаясь его поддержать, успокоить и подбодрить.

— Неправда, ты просто немного дурак, — хохотнул Аллен, неохотно отстраняясь от мужчины, и заглянул ему в глаза.

Он улыбался.

Чёрт подери, брат улыбался. Самыми уголками губ, мимолётно, совершенно незаметно, но лицо его, обычно мрачное и ледяное, сейчас словно просветлело.

— И ты меня никогда не терял, Неа. Я должен был так поступить. Только так я мог тебя спасти, — проникновенно зашептал Аллен, словно его прорвало, словно он давно хотел сказать ему это, словно он устал молчать.

Устал мёрзнуть.

— Поэтому не вини себя, хорошо? — просяще приподнял юноша брови и вдруг фыркнул со смешком. — Ну вот, теперь всё, что я делал, всё зря. Сам ты теперь меня точно не отпустишь.

— Нетнетнетнет, — тут же замотал головой в ответ Неа, крепче сжимая его в руках и не зная, совершенно не зная, куда себя деть — от счастья и от чувства вины. — Никуда и никогда. Ты же мой брат, Аллен… Я слишком люблю тебя, понимаешь? — он отстранился и все-таки заглянул в загнанные и недоверчивые глаза юноши. — И ты всегда будешь моим братом. Прости меня!.. Простипростипрости… Я такой идиот… Я все эти годы ничего не замечал, думал — пройдет, а ты… Ты все это время считал себя… Но это не так, слышишь? Не так!..

Неа еще долго бормотал что-то, крепко сжимая Аллена в объятиях, и совершенно, абсолютно не знал, как донести, объяснить, что тот ни в чем не виноват, что он не бремя и не обуза…

— Тише, тише, Неа… — в конце концов юноша мягко погладил его по голове и усадил на стул, а сам сел рядом. — Все… не будет хорошо, конечно… — здесь он нервно хохотнул, — но мы… попробуем разобраться, да? Я… я не уйду никуда больше, слышишь? Я больше тебя не оставлю, — мужчина замер, не веря ушам — слишком ласково, слишком мягко, как будто это не Аллен, а кто-то другой.

Но как же… долгожданно.

— А теперь… — юноша едва ощутимо погладил его по руке, — расскажи мне, что ты натворил?..

Он был таким нежным, таким заботливым, слишком непохожим на себя самого, но ужасно напоминающим Ману — и себя в детстве, когда обнимал всех вокруг и участливо улыбался, успокаивая лишь несколькими наивными фразами.

Это всё было так похоже на мираж.

Неа не хотел, чтобы это кончилось.

— Я… я назвал Тики Маной, — прошептал он, крепко зажмурившись, испытывая вину, камнем упавшую ему на плечи.

Ладонь Аллена дернулась, сам юноша резко подался к Неа, неподдельно ошеломленный и какой-то почти испуганный.

— Ч-что?.. Почему-у?..

Мужчина мотнул головой и вдохнул сквозь плотно стиснутые зубы. Признавать свои промахи было страшно даже перед Алленом. Особенно перед Алленом.

Как же он посмотрит Тики в глаза…

— Я… — Неа вперил взгляд в стол. — Наверное, у меня крыша поехала… Когда Тики… вернулся без тебя, я… грандиозную истерику устроил, нес бред. А потом… мне показалось, рядом сидит Мана. И я… заговорил с ним. Звал, просил вернуться, кажется… И он мне отвечал, Аллен! — мужчина вскинул глаза на совершенно ошеломленного и виноватого брата. — Тики мне отвечал!.. А потом… еще и спать меня уложил.

Юноша обеспокоенно нахмурился, удивительно эмоциональный, бесконечно живой в своей мимике, и растерянно выдохнул, заключив ладони Неа в свои — вечно закутанные в перчатки.

— Тебе нужно извиниться, брат, — мягко посоветовал Аллен. — Тики же твой друг, он точно всё поймёт.

Мужчина глухо хохотнул, желая изо всех сил поверить ему, но прекрасно зная, что Микк его не простит.

— Он уехал, — сухо выдохнул Неа, замечая, как ошарашенно вытягивается лицо брата. — Его нет дома, машины нет во дворе, он исчез.

Аллен нервно сглотнул, закусив губу, и, глубоко вздохнув, растянул дрожащие губы в слабой улыбке.

— Тш-ш, — успокаивающе протянул юноша, ободряюще сжав пальцы старшего Уолкера. — Тики же не идиот, никуда он не уехал, просто ты слишком холерик и как всегда пропустил что-то мимо глаз. Тебе нужно успокоиться, слышишь? Поесть и поспать. Я буду рядом и никуда не уйду, обещаю, — доверительно проговорил Аллен, такой непривычный, такой тёплый и живой, ласковый… такой знакомый в этом своём милосердии и в своей заботе.