Классическая проза Дальнего Востока
Шрифт:
Государь похвалил справедливое слово и тотчас же вынес такой приговор:
– Слушайте и внимайте: люди в этой жизни, как путники на дороге, - один прошел, следом идет другой. Небеса не уклонятся от истины ни на волос: содеявший благо - обретает счастье: злодей - не находит успокоения. Закон издревле неизменен и ясен. Некогда, награждая былые заслуги, поставили Мы виновного правителем пограничного края. Ему бы творить чудеса добра! Он же выказал не благородство, обычное для драконов, а подлость и любострастие - свойства змеи. Безумства его и прихоти множились день ото дня. Закон - справедливомудрый - требует наказания. Горе ему, захватившему силой чужую жену себе на потребу! Да будет тяжким возмездие - на страх всем злодеям и лихоимцам! Женщина же, урожденная Зыонг, хоть и нарушила верность, но, став жертвой насилия, заслуживает состраданья. Пусть же она возвратится к своему первому мужу, а дитя, рожденное ею, оставит второму. Приговор Наш повелеваем исполнить без изъятий и промедленья!
Выслушав решение, дух Водяной змей понурился и ушел прочь. Царедворцы, стоявшие по левую и правую руку от государя, взглядом подали знак удалиться и Чиню.
Сиятельный господин, вернувшись домой, тотчас устроил
Дома рассказали они обо всем родичам и домочадцам, а те радовались и дивились чудным делам.
Спустя какое-то время оказались у Чиня дела в Хонг-тяу. Проехал он мимо старого храма и видит: стены его какие совсем покосились, а какие и рухнули, каменные плиты с письменами треснули и поросли мхом; одно лишь дерево гао возносит в лучах заката белые цветы. Расспросил он древних стариков и старух и услышал:
– Год назад среди бела дня из ясного неба вдруг хлынул дождь, по реке заходили волны, и объявился огромный змей в десять чыонгов длиною, с синими плавниками и красным гребнем. Змей устремился на север, а следом за ним вереницей плыли сто или больше змеенышей. С той поры в храме чудеса совсем прекратились.
Сосчитал Чинь время по пальцам и понял: случилось все это в тот день, когда разбиралась его тяжба.
Нравоучение.Увы! Чтобы выстоять против насилья - поклоняются духам и приносят им жертвы; желая избегнуть беды - поклоняются и приносят жертвы. Так уж ведется: чуть что - кланяться и подносить дары. Но, откликаясь на моленья и просьбы, не должно ли различать их смысл? А не то, ублаготворив одного молящегося, можно навредить многим.
Дух Водяной змей за свои злодеянья отделался ссылкой. Великодушье государя здесь было поистине неуместным. А обойдись он с преступником, как некогда Сюй Сунь или Шу Фэй, - все бы остались довольны. Потому-то Ди Жэнь-цзе, когда стал наместником в Хэнани, просил у государя разрешения снести тысячу и семь сотен храмов и алтарей, недостойных поклонения.
Вот уж, поистине, благое дело.
Рассказ о злых делах девицы Дао [79]
79
Рассказ о злых делах девицы Дао
465. В пятый год "Унаследованного изобилия".– См. прим. к с. 416.
466. Река Круглой серьги(Ньи-ха) - древнее название излучины Красной реки неподалеку от столицы.
Первая восточная сходня(Донг-бо-дэу) -столичная пристань на Красной реке; при Чанах здесь проводились смотры войск и кораблей.
467. Ляп– государство в древнем и средневековом Китае.
... просит доступа на Тридцать третье небо.– По буддийским представлениям, на небе Индры (главного божества индуистов, признаваемого и буддистами) в каждой из четырех сторон расположено по восемь небес, а в центре - Тридцать третье небо, где возродилась мать Будды - Майя и находится блаженная столица Индры.
Кажется: вот они бросятся в реку, как некогда царские вдовы.– Речь идет о женах мифического китайского императора Шуня, утопившихся после его смерти в реке Сян.
Влаги священной черпнув из ущелия Цао...– Во времена династии Лян буддийский монах Чжи Яо плыл на лодке в Китай и, достигнув речки Цао-си, почуял сладостный дух, зачерпнул воды из Цао, понял, что место это свято, и основал там пагоду.
Тянется Дао, как прежде тянулась, к парчовой накидке певицы.– В Китае в эпоху Тан знатные люди, довольные пением певицы, набрасывали ей на голову кусок дорогой парчи.
... был на Празднике лотоса некогда Тао бессмертный обманут.– Настоятель Дунлиньской пагоды Хуэй-юань создал сообщество Белого лотоса и пригласил в него великого поэта Тао Юань-мина; поэт якобы согласился прийти, если его угостят вином, но вина не дали, и Тао, рассердясь, ушел (эта версия вьетнамского комментатора расходится с некоторыми китайскими источниками).
468. Врата Прозренья, Самосозерцанья...– В оригинале - "врата бодхи", то есть истинного прозрения (прозрения через созерцанье).
469. С Южной галереи глядя в ночь...– Во времена династии Цзинь в Китае вельможа Соу Лян любил глядеть на луну с Южной галереи.
471. В год, на котором в месяцеслове сошлись знаки Земли и Буйвола...– 1349 г.
Девять источников– аллегорическое название Подземного (загробного) царства.
Поученье шести подобий.– Поученье (буддийск.), где мирская жизнь уподоблена сновиденью, миражу, пузырям на воде, туману, мимолетности, кратчайшему мигу.
... оставишь пределы четырех материков.– По представлениям буддистов, земной мир состоит из четырех материков, "оставить" их - значит закончить земное существование.
473. Книга "Лэн-янь"– сборник буддийских текстов, появившийся в Китае в эпоху Тан и не имеющий санскритского оригинала.
474. ... как некогда Ша Мыня и его людей осудил государь Вэй...– В Китае при династии Вэй (220-264) в одной из пагод было найдено оружие и подземелье, где прятались женщины; государь велел казнить ее настоятеля Ша Мыня и всех монахов, сжечь священные книги и разбить статуи.
Легкомысленная девица из уезда Ты-шон (Благосклонные горы) по имени Дао Тхи - урожденная Дао, по прозванью Хан Тхан - "Хладный берег", была искусна в сочиненье стихов
и словесной игре. В пятый год "Унаследованного изобилия" при государях из дома Чан попала она в число дворцовых прислужниц и с той поры - что ни день - представала перед государем на игрищах и пирах. Однажды государь поплыл в ладье на прогулку по реке Круглой серьги и достиг Первой восточной сходни. Здесь он в рассеянности прочитал две строчки стихов: "Плотен туман, глух колокольный звон, Гладок песок, шеренги деревьев длинны".Никому из вельмож и царедворцев не под силу было продолжить государевы стихи, одна лишь Дао, не задумываясь, подхватила рифму:
"Берег хладен, рыба клюет луну, Гусь на рассвете криком тревожит руины".Государь довольно долго хвалил ее, и с той поры Дао - по первым словам стиха - стали звать "Хладный берег".
Но когда король Зу Тонг умер, она, очутясь за дворцовыми воротами, взяла себе обыкновение захаживать в дом Блюстителя посольских и дворцовых дел Нгуен Ньыок Тяна. Жена Тяна, бездетная и очень ревнивая, вообразила, будто Хан Тхан спуталась с ее мужем, схватила ее и избила до полусмерти.
Разъяренная, Хан Тхан продала свои заколки и украшения из дорогих каменьев и злата и наняла лихих людей, чтобы забрались в дом вельможи и отомстили бы за нее.
Но люди ее тотчас были схвачены слугами Тяна и на дознании показали на Хан Тхан. Пришлось ей - с испугу - обрить голову и в шафранной монашеской рясе бежать прочь из города и укрыться в пагоде "Стопа Будды". Здесь предалась она изученью молитв и канона и уже через месяц-другой весьма преуспела.
Построила она себе келью с алтарем, созвала сочинителей и попросила сложить надпись для доски, прикрепляемой обычно у входа. Явился на это собрание и некий школяр лет четырнадцати - пятнадцати из соседней деревни. Пренебрегая его малолетством, она сказала язвительно:
– Выходит, отрок этот - знатный стихотворец? Хорошо бы взглянуть на его искусство.
Школяр, вроде и не рассердясь, удалился, вызнал всю подноготную Хан Тхан и сложил такие стихи:
"Слушайте, люди: милостив Будда, недаром зовется он Постижимым и Отрешенным. Истинный праведник, чистый душою, может неправду истиной сделать. Тот, кто идет по пути совершенства, отыщет благую обитель В лесах, на вершинах, у горных потоков и почитаемым станет. Я почитаю пагоду эту, Дао ее возвела на священной вершине, Пленница звонких пьянящих созвучий В пагоде этой ищет укрытья. Губы ее - лепестки абрикоса, стан ее - ива, язык сладкозвучный слагает напевы Лян, знаменитого песнями края. Солнце сияет, рассеялись тучи. Очи воздев, красавица просит доступа на Тридцать третье небо. Кажется: вот она бросится в реку, как некогда царские вдовы. Волосы в горе она распустила, густые, как черные тучи. Мир этот видит она в сновиденье, но в царстве духов лишь половина того сновиденья, В шелесте ветра слышатся Дао сладкие звуки, струн перезвоны, трели свирели. Дао алтарь посещает не часто, чаще поет и играет, А ведь покровы отшельницы легче, чем одеянье для танца. Влаги священной черпнув из ущелия Цао, сразу же к зеркалу тянется дева, Хоть не затихло напевное слово молитвы и отзывается долго в стропилах. Может быть, Дао свыкается с жизнью благочестивой, Но не оставила прежних привычек, давних замашек. Горестно ей, что никто не внимает ее искусному пенью, Только постриглась она и немедля плюнула на поученья. Что ей монашеское одеянье! Тянется Дао, как прежде тянулась, к парчовой накидке певицы. Все благочестье - обман и притворство. Так был на Празднике лотоса некогда Тао бессмертный обманут. Колокол смолк. Вечереет. И чай уже выпит. Пойду восвояси. В горы уйду, отыщу там пещеру глухую, залягу и высплюсь на славу".Завершив свое сочиненье, он переписал его покрупнее и прилепил у входа в пагоду. Окрестный люд - ближний и дальний - спешил наперебой выучить стихи.
Хан Тхан, увидав это, покинула пагоду и скрылась. Прослышав, будто пагода Поучений истинного пути в округе Хай-зыонг (Светлое море) стоит в превосходном месте между красивыми горами и чудными водами, а оберегают храм преподобный старец
Фап Ван - "Вездесущее облако истины", и нестарый летами монах, Во Ки - "Отрешенный своекорыстия", Хан Тхан явилась туда и попросила пристанища.
Фап Ван, не соглашаясь на это, сказал Во Ки:
– Девица сия несдержана нравом и легко разгорается любострастием; годы ее самые что ни на есть пылкие, а красота великолепна. Надобно нам поостеречься, - ведь сердце людское не камень, красота чарует нас и туманит разум. Пусть розовый лотос и не пятнит черная грязь, но ведь бывает - и малое облако затмевает луну. Отыщи подобающие слова и откажи ей, чтоб не раскаяться после.
Но Во Ки не внял ему и позволил Хан Тхан остаться. А Фап Ван, разгневанный, перебрался на гору Феникс.
Хан Тхан же, хоть и поселилась в святом и тихом месте, старых привычек своих не оставила. И всякий раз, поднимаясь на гору, в храм, надевала шелковое платье и глаженые шаровары, красила губы и пудрила щеки. Предел любострастия рядом с нами, и добродетель легко уязвима. Во Ки и Хан Тхан соединились на ложе любви. Они полюбили друг друга и в опьянении страстью были точно весенние мотыльки или дождь после долгой засухи. Отныне им было не до молитвенных бдений.
День за днем слагали они стихи, она - строку, он - другую, воспевая всяческие красоты гор. Стихов этих много, всех и не перепишешь, позвольте предложить лишь некоторые.