Классическая проза Дальнего Востока
Шрифт:
– Ах, что за сыновья, истинное сокровище! Уж кому суждены великие свершенья и громкая слава, так это - им обоим.
– Из какой же пагоды принесло вас с вашими похвалами?
– в сердцах отвечали отроки.
И, взмахнув полами одежды, они удалились в дом. Ньыок Тяну все это пришлось не по душе. А монах простился с ними и ушел.
Ночью Лаунг Куи заплакал и сказал Лаунг Тхуку:
– Чую я, этот сладкоречивый монах явился сюда неспроста. Как бы он чего не пронюхал, - ведь нам тогда несдобровать.
Но Лаунг Тхук отвечал, смеясь:
– Одолеть нас мог бы только старец Фап Ван. У прочих одним мановеньем руки исторгнем мы заговорные амулеты. Да и Ньыок Тян, видя в нас свою плоть и кость, ничего не заподозрит. Уймись, нам не о чем вовсе тревожиться.
А Ньыок Тян, утратив покой и сон, встал и бродил бездумно. И сквозь незатворенное до конца
На другой день, сказавшись занятым, он удалился из дома и стал обходить одну за другой знаменитые пагоды, спрашивая повсюду о преподобном старце, принявшем имя Фап Ван - "Вездесущее облако истины".
Спустя месяц или более добрался он и до горной пагоды Поучений истинного пути. Там некий отрок-послушник сказал ему, будто еще во младенчестве слышал такое имя, но старец тот давно удалился на далекую гору. И, указав на гору Феникс, добавил:
– Он во-он на той вершине.
Ньыок Тян подобрал тотчас полы одежды и начал взбираться на гору. Пройдя четыре или пять замов, достиг он места, где обитал старец. Фап Ван почивал на лежанке, и храп его был подобен грому. По правую и левую руку от него стояли двое служек. Завидя восходившего согнутым в три погибели Ньыок Тяна, отроки стали гнать его с бранью и криком своим разбудили преподобного.
Ньыок Тян пал перед ним ниц и поведал о приведшем его сюда несчастье.
Преподобный усмехнулся и молвил:
– Как же вы, господин мой, так обознались? Ведь я - дряхлый старец, не служу в важных храмах, и ноги моей давно уже не было в городах. Мне дано лишь теперь обретаться в келье из трав и листьев да, пройдя по голой земле, возжечь куренья и прочитать раз-другой молитвы по книге "Лэн-янь". Где уж мне до заклинаний и чародейств?
– А высокосовершенный Будда не избегал состраданья и из него построил свой плот, жалеючи тех, кто носился в волнах бескрайнего моря бедствий, и спасая иных, утопавших вконец одурманенными в потоке грехов и соблазнов. Не он ли желает, чтоб все и каждый достигли Просветления, осененные добром? И если вы, учитель, откажетесь мне помочь, как сможете вы и впредь утверждать истинное учение?
Тут старец возрадовался и дал свое согласие. Тотчас воздвиг он на горе алтарь, повесил на всех четырех его сторонах светильники и, взяв в руки кисть, начертал красной краской волшебные письмена. Не прошло и одной стражи, как густые черные тучи заволокли алтарь на десять чыонгов вокруг. Налетел холодный вихрь, и люди затрепетали от страха и стужи. Преподобный поднял в руке посох, указуя им и отдавая приказы. Временами выходил он из алтаря с видом яростным и гневным.
Ньыок Тян укрылся в хижине, стоявшей на отшибе, стараясь тайком углядеть хоть что-нибудь. Но ничего не было видно. Потом в небе послышались стоны и плач, но вскоре умолкли, и тучи растаяли.
Наутро преподобный взял камень, окрасил его желтой охрой и, начертав на нем письмена, вручил Ньыок Тяну с такими словами:
– Ежели, воротясь восвояси, увидите нечисть в каком ни на есть обличье, бросьте немедля в нее этот камень, и последние беды исчезнут.
Возвратился домой Ньыок Тян и видит: все сидят с удрученными лицами и плачут. Жена рассказала, что прошлой ночью, в час третьей стражи, их сыновья взялись за руки, бросились в колодец и утонули; а вода из колодца поднялась и едва не затопила крыльцо. Мертвые же тела детей поставлены до погребенья в южном саду; дожидались лишь Ньыок Тяна, чтобы предать их земле.
– А перед смертью они ничего не говорили?
– спросил Ньыок Тян.
– Нет. Сокрушались только, что пожили мало. Еще бы месяц-другой, довели бы дела до конца. Да вроде какой-то неистовый старец вдруг все загубил.
При этих словах она снова заплакала навзрыд.
Ньыок Тян утешил ее, и они отправились вместе в южной сад. Отворил он крышки гробов и видит: мертвые сыновья превратились в желтых змеев. Взял Ньыок Тян заветный камень, бросил, и оба змея рассыпались в прах.
Тотчас собрали супруги много золота и шелка и понесли с благодарностью преподобному Фап Вану. Но добрались они до места, а вокруг никаких следов, стоит только келья из трав и листьев, вся поросшая мхом, и нигде ни души. Огорчились супруги и отправились восвояси.
Нравоучение.Увы! Ложные верованья могут лишь причинить вред. Ну а ежели к ним вдобавок преступать приличия и законы, тут уж и говорить нечего!
Недостойный этот Во Ки, будучи прелюбодеем, дал волю своему
похотливому нраву; лгал он не только людям, но и Будде, коему поклонялся. А потому, будь он осужден на смерть, как некогда Ша Мыня и его людей осудил государь Вэй, никто бы не усмотрел в этом ни малейшей несправедливости.Ну, а сам Ньыок Тян, ужели он без вины? Отвечу: ежели он, вельможа, таков, - кого же тогда называть безупречным правителем?! Ростки наказанья уже взошли и могли обернуться бедой.
Содеявший да претерпит, - в этом нет ничего удивительного.
Рассказ о покинутой пагоде в уезде Восточных приливов [80]
Во времена государей из дома Чан, наверно, не было места, где бы не поклонялись нечистым духам, обосновавшимся в буддийских молельнях и храмах - в пагоде Желтой реки и в пагоде Бронзового барабана, в пагодах Умиротворенного жития и Кротчайшего чада, в пагоде Всепроникающего сияния и под навесом Лазурной яшмы. Возведены они были повсюду, а людей, что постриглись в монахи и монахини, было великое множество - чуть ли не половина всех жителей.
80
Рассказ о покинутой пагоде в уезде Восточных приливов
475. При государе Зиан Дине из дома Чан...– Дом Чан- здесь: династия Поздних Чанов (1407-1413). Государь Зиан Динь - младший сын короля Чан Нге Тонга; поднял в 1407 г. восстание против захвативших Дай-виет китайцев, но был разбит, взят в плен и увезен в Китай (1409 г.).
Когда полчища Нго отступили...– Речь идет об изгнании из Дай-виета китайских войск (1428 г.).
Красногребенчатые утки(вьетнамск. нган) - птицы семейства утиных с пестрым оперением и мясистым красным гребнем.
478. Ле– мера объема, равна 1, 036 л.
... выдрать в саду сахарный тростник, подражая древнему Военачальнику Тигриной головы!– Гу Ци-чжи, полководец китайской династии Цзинь, имевший звание Военачальника Тигриной головы, славился пристрастием к сахарному тростнику.
479. Изваянья обоих Стражей истинного пути.– Речь идет о дхар-мапалах (санскритск.) - охранителях закона, изваяния которых стоят у входа в буддийский храм.
... хаук ши по имени Су в правление дома Сун...– Имеется в виду Су Дун-по, друживший с настоятелями буддийских храмов.
... чанг нгуену из рода Лыонг у нас при государях Ле.– Чанг нгуен - высшая степень, присваивавшаяся на конкурсных экзаменах. Речь идет о Лыонг Тхе Вине (1441-?) -знаменитом вьетнамском ученом, дипломате и литераторе, входившем в Собранно двадцати восьми светил словесности.
... вроде Хань Чан-ли...– Имеется в виду китайский поэт Хань Юй.
Но особо сильны поклонения эти и верованья были в уезде Восточных приливов - Донг-чиеу. Пагод с часовнями построено было в каждой большой деревне с десяток, а в малых деревушках по пяти или шести; и были они снаружи обнесены изгородями, а внутри расписаны красным и золотым лаком. Каждый человек, одолеваемый недугом, верил в одно лишь "несуществованье", и во всякое время по всем праздникам у алтарей тесно было от молящихся и приносящих дары. Сам Будда выглядел милосердным и щедрым, - молящийся вроде всегда обретал просимое, - и чудотворная сила его слыла безмерной. А потому почитанье и вера людская росли, и смел ли кто в них усомниться!
При государе Зиан Дине из дома Чан война полыхала круглый год. Многие селения были сожжены, а пагод с часовнями уцелело едва по одной из десятка; да и те, что остались, брошенные на волю падающих дождей и летучих ветров, поблекли на пустошах, среди диких трав и кустарников, покосились, скособочились, а местами рухнули.
Когда полчища Нго отступили, народ воротился к привычным своим трудам. Служилый человек по имени Ван Ты Лэп прибыл править уездом и, найдя запустение и разруху, тотчас велел податному люду во всех общинах вязать тростник и ладить плетенки, чтобы восстановить хоть часть разрушенного. Просидел он в уезде год и видит: тамошний люд страдает от воровства; пропадает напрочь все, что только возможно съесть, -от кур со свиньями и красногребенчатых уток с гусями до рыб из пруда и плодов из сада.