Клич мятежников (сборник)

– Как не было? Я ведь сам видел!

– Там не было людей, парень.

– Но... а выстрел? В кого Вы тогда стреляли, мистер?

– Всущество, - Макс посмотрел на "командирские" часы и подумал, что ленч уже скоро.

– В существо?

– Да. Людей там не было. Был только один ниггер, которого я и убил.

– Кто был?
– непонимающе переспросил мальчик.

– Просто один вонючий ниггер, - сказал Макс.

И чернокожей рукой поправил на голове Серую Шляпу...

7 глава.

СЫН ПОЛКА .

В ответ он научил койотов выть. В те далёкие времена в Техасе была такая жизнь, что выть умел каждый...

Из американского фольклора.

Когда тебя будят в четыре утра после того, как ты проспал считанных два часа - то невольно хочется врезать будящему так, чтобы он покатился куда подальше, а самому - продолжать спать. Но сержант 2-го Флоридского партизанского полка Конфедеративной Армии Северной Америки Уилф Матмэн хорошо понимал, что просто так его никто будить не станет. Поэтому он сел, мгновенно проснувшись.

Над лагерем шёл зимний дождь. Противный, с ветром. Завернувшись кто во что, в основном - в самодельные непромокаемые плащи, на раскисшей земле беспробудным сном спали бойцы полка. Дождь твёрдыми струями громко стучал по плащам и шипел в жидкой грязи. Вдали бухали взрывы - не перестрелка, взрывалось что-то типа газа, Уилф отлично это различал и, потянувшись, коротко, сердито и исчерпывающе спросил у разбудившего его Макса:

– Какого?

Макса в темноте было почти не видно. Просто потому, что Макс Роерман по прозвищу "Расист" был негром. Чистокровным негром. "Афроамериканцем", как политкорректно выражались до этой войны. И, как и у всех вокруг, у него была своя собственная история, которую он не слишком любил рассказывать.

Вообще, конечно, то, что Макс был чёрным, как туз пик, для отрядов "серых" выглядело не слишком обычно. Но с другой стороны - не было и таким уж исключением, таких случаев имелось немало. Максом даже в какой-то мере гордились просто как талисманом. Кроме того, он сам по себе был геройским парнем, чего не отнимешь - того не отнимешь. А большинство существ одного с собой цвета кожи он ненавидел как бы не больше, чем белые соратники - почти зоологической ненавистью, как ненавидят здоровые животные уродов и неполноценных собратьев.

– Тебя полковник Боутон вызывает, - пояснил Макс.

Уилф про себя чертыхнулся. Полковника он недолюбливал - нипочему, просто потому, что, на его взгляд, отец Пиви куда больше годился на роль командира полка. Но отец Пиви стал всего лишь начальником штаба...

– Что ему нужно?
– спросил Матмэн агрессивней, чем следовало бы. Но Макс не обиделся, он и сам хорошо знал, каково это, когда тебя, только-только как следует заснувшего, будят - лишь пожал плечами:

– Не знаю. Я дежурил в штабе, он говорит - иди, найди. Давай, поднимайся, я пойду Алекса будить, ему меня пора сменять.

– Вали к своему чёртову русскому, - проворчал Уилф, стараясь встать так, чтобы дождь не намочил относительно сухую форму.

Алекс был лучшим другом Макса - русским, русских внезапно вокруг оказалось настолько до чёрта, что временами Уилф почти всерьёз подумывал, уж не тихая оккупация ли это? Но потом вспоминалось, что этих русских сюда привезло федеральное правительство - как рабов. И их самих, свободных американцев, это самое правительство хотело превратить в таких же рабов. После чего шутить про оккупацию уже не хотелось...

Он выбрался, переступая через спящих тут и там людей, а потом - мимо палаток госпиталя и склада - на поселковую улицу. В воронках от мин шипела отблёскивающая вода. Но сама дорога была расчищена от мусора и машин (всё это растолкали бульдозером), а ямы - перекрыты редкими, но прочными металлическими сетками, чтобы можно было проехать. Вокруг лежали мокрые руины, было пусто и как-то дико, а где-то вдали уныло, жутковато выла собака. Уилф, ёжась под плащом и почти придрёмывая, шагал по улице, размышляя, зачем его вызывает полковник...

...Штаб располагался в единственном уцелевшем здании городка - всё остальное было взорвано или сожжено непонятно кем непонятно зачем. Когда-то тут был магазин, кажется. А что теперь штаб - можно было понять только по двум часовым у входа, с полей их шляп стекала вода, бесконечными струйками цедилась на ботинки. Уилфа пропустили без слов, наверное, были предупреждены.

Полковник Боутон в штабе был один, хотя Уилф почему-то настроился на то, что тут идёт совещание, шум-гам, народ и всё такое прочее. Но за столом при свете переносной лампы сидел только полковник. Правда, над большой картой.

– Сержант Матмэн, сэр, - буркнул Уилф, козырнув и с мрачным удовольствием отметив, что с его ботинок на полу собирается мерзкая лужа. Но Боутона, похоже, это ничуть не беспокоило - он указал на стул сбоку и спросил:

– Куришь, сержант?

Уилф с каменным лицом достал и стал методично набивать трубку. Не то, чтобы он так уж стремился курить или верил в то, что "табачный дым уносит проблемы" - нет. Для него курение трубки стало как бы ещё одним из символов того, что возврата к прошлой жизни с её идиотизмом нет. Отовсюду твердили, что курить - вредно?! Идите к дьяволу, я - буду курить, и буду курить именно трубку, потому что её курил один хороший человек, в доме которого Уилф прочитал книжку про тех, старых, мятежников. Которые курили поголовно и с детства. Он зарядил трубку поплотней, неспешно с чмоканьем и пыханьем раскурил её от специальной зажигалки, после чего всем своим видом показал, что готов слушать.

Боутона не проняло и это - зрелище невозмутимо курящего трубку пятнадцатилетнего парня. Он и сам закурил сигарету из лежащей тут же, на карте, пачки, с наслаждением выпустил в потолок дым тугой длинной струйкой и сказал:

– Ты у нас в полку лучший командир-разведчик, как мне сказали. Потому извини, что я тебя так поднял - важное дело.

Уилф слушал. Броутон был настоящим полковником - полковником Национальной Гвардии, который создал полк из нескольких партизанских отрядов вокруг группы своих сослуживцев, с которыми в самом начале боёв отошёл в болота на побережье Флориды. И, как бы не относился он, Уилф Матмэн, к полковнику - то, что тот остался полковником и в новой армии, обо многом говорило.

Кстати, дела мятежников последнее время шли неплохо. Вокруг сформированной на западе импровизированной "армии Конфедерации", как железные опилки вокруг магнита, собрались множество милицейских формирований, партизанских и полупартизанских отрядов - и армия выросла в немалую силу, которую возглавляли генералы-профессионалы. Между тем как федералы и их разномастные союзнички напрочно увязли во внутренних этнических и "культурных" конфликтах (как выяснилось - фатально неизбежных при любом "мультикультуризме", если на него не наброшена жесточайшая государственная узда...) и бесконечной погоне за маленькими мобильными отрядами, которые нередко вообще никому не подчинялись. В России (и некоторых других местах, хотя об этом говорили глухо, иногда - на уровне слухов...) "силы ООН" терпели поражение за поражением, а спешно перебрасываемые оттуда федеральные части были настроены скорее повернуть оружие против правительства, чем выполнять его приказы - да так часто и делали. А сама ООН превратилась в окончательно бессмысленную и беспомощную говорильню, и истошные вопли о помощи - правительство США без малейших колебаний готово было призвать на землю страны иностранных оккупантов ради сохранения "демократической власти"!
– оставались без ответа. И вот наконец буквально два дня назад связь донесла, что тринадцатидневное ожесточённейшее сражение в треугольнике Кирни-Гранд-Айленд-Гастингс, первое сражение такого масштаба (в нём участвовало с обеих сторон более семисот тысяч бойцов с многочисленной бронетехникой, артиллерией и авиацией), закончилось решительной победой конфедеративной армии - правда, одержанной буквально на последнем издыхании, из-за чего мятежники застопорились, просто не в силах двигаться дальше, хотя первоначально предполагалось идти к Восточному Побережью и взять Вашингтон.