Клинки и крылья

Они больше никак не соприкасались, но Альен всей кожей ощущал его присутствие — биение крови в жилах, и течение мыслей, и неповторимое, как рисунок на пальцах, сияние Дара в сознании. Лёгкое и чуть дразнящее — крылья бабочки — дыхание Фиенни прошлось по его грязноватой шее, по толстой нитке от ти'аргского амулета, соскользнувшего под рубашку… Альен вдруг почувствовал себя грубым и неотёсанным — варваром, куда хлеще альсунгцев и кочевников Шайальдэ.

Донельзя счастливым варваром.

— Я не предавал тебя, Фиенни… И не смирился. Все эти годы я пытался тебя вернуть.

— Я знаю.

Червячок страха, так долго глодавший Альена изнутри, был раздавлен этим тихим ответом. Фиенни не осуждал его за случайно открытый разрыв в Хаос. Он не разочаровался и, тем более, не был зол. Он понял.

Давление открытого лба Фиенни стало жёстче, и Альен с ошеломлением почувствовал, как он снимает со своего разума все блоки и заслоны. Снимает сознательно, один за другим; ведь это почти недопустимая откровенность для Отражения, знак близости, теснее которой не существует… Фиенни стоял перед ним цельный и абсолютно открытый, а все его тайны остались где-то ещё, в прошлой и несчастливой жизни.

— Прости меня, Альен. Я не должен был скрывать от тебя свои поиски и не должен был уходить. Я мог бы впустить тебя побродить по моему раскаянию, но, боюсь, у тебя хватит собственных терновых шипов…

— Да, — Альен даже не заметил, когда на его шёпот стал отвечать тоже шёпотом. И не сразу осознал, что у него на лице вот уже несколько минут красуется улыбка, достойная Соуша по уровню бессмысленности. — Точно, терновых шипов предостаточно.

С шутливой небрежностью Фиенни водрузил локоть ему на плечо — так опираются на удобную мебель. В любом другом случае Альен с возмущением сбросил бы чужую руку, а сейчас смог лишь беззвучно расхохотаться.

— Так что же? — Фиенни не опустился до подмигивания, но оно звучало в его тоне. — Всё-таки выпьем чаю?

— О да, — торжественно выдохнул Альен. — Столько чаю, сколько пожелаешь. И ещё… — он еле сдержал новый глупо-радостный смешок. Он должен сказать это, если Фиенни всё ещё нужна ясная голова. — Травы лучше подбери сам.

* * *

…Они разговаривали весь вечер и всю ночь, а потом ещё сколько-то. Альен потерял счёт времени.

Мрак уже лёг на зелёные занавески в доме Фиенни, хотя потрескивание красноватых огоньков в жаровне разгоняло неуютную темноту. Альен допивал, наверное, тридцатую чашку травяного чая и слушал, как сама по себе тихо наигрывает серебряная лира в углу.

Он был счастлив.

Так просто — и так дико было это осознавать. Он уже очень давно не был счастлив и лишь сейчас понял, как изголодался по этому чувству. В каждом глотке питья, в лакомствах и жаровне, в извилисто-печальной мелодии лиры — во всём был особый, законченный смысл. Внутри этого смысла было тепло, и не хотелось слишком уж много думать. Альен знал, что чрезмерные размышления погубят хрупкую красоту этих мгновений. Он хотел растянуть их до бесконечности.

— Заменим чай на вино? — шутливо поинтересовался Фиенни, перейдя на кезоррианский. Он говорил на всех языках Обетованного одинаково замечательно — Альен бы завидовал, если бы мог.

Он улыбнулся и отставил чашку. Фиенни сидел напротив, поджав под себя ноги — так, как всегда любил. В полутьме его глаза казались особенно похожими на кошачьи… Если котам по воле природы иногда достаются серые глаза. Забавная мысль.

— Раньше я любил его, действительно, — протянул он тоже по-кезорриански.

— Ну конечно, я помню.

— И что за привычка отвечать на вопрос раньше, чем я его задал?…

Уголки губ Фиенни задрожали от новой улыбки, а потом он фыркнул в ладонь — тоже именно так, как всегда, и это было прекрасно.

— Никто не виноват, что всё написано у тебя на лице, ученик.

— Просто ты слишком проницателен, учитель.

— О да, ещё больше похвал — ты же знаешь, как я это люблю.

— К чему сарказм, если правда любишь?… Да, кстати, это интересное предложение.

— Интересное предложение, в самом деле? — промурлыкал Фиенни. — Ты соглашаешься на вино просто так? О четверо ти'аргских богов, кто похитил и подменил Альена Тоури?!

Альен слез с кресла (он так разнежился, что это далось нелегко) и сделал пару шагов к Фиенни, с удовольствием наблюдая, как он в ожидании прищуривается.

— Я мог бы спросить о себе то же самое, — вновь переходя на ти'аргский, сказал он и, прикрыв на миг глаза, небрежно попросил у задремавшего в груди Хаоса бутылку вина. Она появилась на столе почти сразу — громоздкая и немного пыльная. — Раньше ты не предложил бы мне это первым.

— Откуда ты знаешь? — неожиданно тихо и серьёзно спросил Фиенни, глядя на него снизу вверх.

Внезапно Альен остро ощутил, что они всё-таки в Пустыне Смерти, а вокруг дома реют призраки драконов и оборотней, умерших века назад… Стоять вот так близко к Фиенни, который не отбрасывал тени, было всё равно что заглядывать в безмолвную даль, полную золотого песка — или вязнуть в его зыбучести.

— Я не знаю, — хрипло согласился он. — С тобой ничего нельзя знать. Одни загадки. В каждой фразе — много смыслов одновременно, и ты словно бьёшь наудачу.

— А ты научился считывать их все сразу, — задумчиво произнёс Фиенни, прихлёбывая чай. Альен видел, как дёрнулось его горло, но не слышал глотка. Он уже сам не знал, тень ли перед ним.

— Да уж, — с невесёлой улыбкой он взялся за бутыль. — Пришлось научиться.

— Дело в том… — Фиенни прервался, чтобы взять бокал. Кончики их пальцев соприкоснулись. Альен заметил, что озвучивает это про себя с нездоровым упоением, и отступил на полшага. — В том, что я и сам чаще всего не знаю, какой из смыслов собираюсь вложить в слова.

— Это я уже понял, как ни странно, — съязвил Альен. Он пригубил вино; на губах остался терпкий привкус, раскрывшийся неспешно, точно ночной цветок. Из центральной части Кезорре, как он и предпочитал. Возможно, с виноградников Ариссимы или Гуэрры.

— Ты не закончил кое-что, о чём мы начали говорить, — вспомнил Фиенни, постукивая ногтем по бокалу. Альен по привычке задался вопросом, случайно или намеренно он это «вспомнил» — но потом решил, что раздумывать бессмысленно. Пусть всё идёт, как идёт.

Может, его на самом деле похитили и подменили, как младенцев из сказок про боуги? В их колыбели, правда, обычно подкладывали полено или кусок железа. Леди Тоури, наверное, согласилась бы, что это недалеко от истины…

— По-моему, ту тему лучше не затрагивать.

— Потому что мы говорили о любви? — в глазах Фиенни заплясали серебристые искорки. Он опять улыбался той вкрадчивой улыбкой, от которой Альен утрачивал душевное равновесие — или то, что наивно за это равновесие принимал.