Клинки Керитона. Трилогия
Шрифт:
Чарэс к тому времени освободил ноги от пут и склонился к корреду, в теле которого с недавних пор обитал дух мятежного греола:
– - Спасибо, -- с помпой воскликнул рыжеволосый, задыхаясь от нетерпения и потирая натёртые верёвками запястья, -- не одолжите ли шильце, градд корред?
Алу'Вер кивнул, несколько сконфуженный таким к нему обращением, и протянул руку с прямо-таки крохотным по человеческим меркам каменным ножичком.
– - Благодарю.
– - Вооружившись, рыжеволосый заковылял вдогонку дерущимся феа и вартарцу, которые, судя по топоту и песку, сыпавшемуся с потолка, были почти над ними, ярусом выше.
"Вот
– - Хорошо хоть жив ещё. Ну что ж -- онталар, да ещё и къяльсо. Не так уж и плохо. Здоровый такой, высокий и зелёный. Ничего, переживу. Всяко лучше, чем в зверя вселиться". А ведь недавно, в противовес горбуну, сущность Алу'Вера всерьёз рассматривала и эту возможность.
Первая попытка проникнуть в чужое тело, прижиться и не быть отторгнутым, стоила Алу'Веру неимоверного напряжения. Вторая должна была лишить его остатка Силы, возместить которую ему удастся ой как не скоро, а потому ошибки с выбором быть не должно. "Онталар так онталар", -- обречённо вздохнул Алу'Вер и возложил маленькие корредские ладошки на грудь бездыханного къяльсо. Он мысленно зацепился за роскошно толстую изумрудную нить не отлетевшей ещё души и намертво слил её со своим сознанием, по-хозяйски оттесняя в сторонку его прежнюю сущность.
Острые иглы пронзили тщедушное тельце ненужного больше корреда, и оно безвольно рухнуло на пол...
...Когда он пришёл в сознание, то обнаружил себя лежавшим на полу. Долгое время бывший цоррбом Красная Рука, позже корредом, теперь вот онталаром Вейзо, Алу'Вер попытался пошевелиться и приподнять веки. Свет немилостиво резанул по единственному глазу, кожа на щеке и ладонях почувствовала холод и шагрень камня, лёгкие наполнились воздухом. И тут Сила, как, впрочем, он и предполагал, закончилась...
Вейзо поднялся на ноги. Он остался один и жаждал мести, ему было всё равно, жив он на самом деле или уже мёртв. Какая собственно разница. Он чувствовал себя живым, а большего ему и не надо было. Он был тем же, кем и месяц назад -- Вейзо Ктырём, а что до лишнего голоса в голове, так он, вернее они, и так появлялись раз от раза, особенно после третьей кружки буссы с табачной присыпкой.
***
Они выбежали во двор. Крэч напирал. Лесоруб пятился, виляя и отмахиваясь быстрыми перекрёстными ударами.
Ослепительно блеснуло, и в тот же момент прозвучал оглушительный раскат грома, сверкнувшая над их головами молния расколола небо надвое. Ночь на миг сделалась днём. Земля под ногами вздрогнула, и тяжёлые капли дождя, вперемешку с градом ударили в лица дерущихся. Сразу за первым раздался второй удар грома. И третий.
Лесоруб кинулся на Крэча. Они рухнули в лужу и, сцепившись, покатились по склону, ломая кусты, натыкаясь на молодые деревца и сломанные сучья. После очередного кувырка, когда объятия их расцепились, Крэчу удалось вскочить на ноги, но сила инерции вновь закрутила его, и он, сделав полтора невероятно широких скачка, кубарем полетел вниз с ещё большей скоростью.
Сильно ударившись головой о древесный корень, он на какое-то время лишился сознания, а когда очнулся, снова ощутил себя в крепких объятиях Лесоруба -- тот пытался
задушить его. При свете очередной вспышки Древорук увидел в глазах къяльсо и боль, и страх, но прежде всего в них плескалась ненависть.– - Тварь, -- прохрипел тот сквозь слюни и сопли.
Каким-то немыслимым образом Крэч сумел-таки выпростать правую руку и упёрся пяткой ладони противнику в подбородок.
Лесоруб взревел, расцепил руки, ударил сперва справа, затем слева, попытался достать головой -- не вышло...
Они покатились вниз по склону, всё быстрее и быстрее, то и дело натыкаясь на камни и коряги. Мир вокруг вращался с безумной скоростью. Удар. Вспышка. Толчок. Удар. Небытие...
...Ещё не до конца осознав, что жив и пришёл в себя, Крэч понял, что скользит на брюхе к краю обрыва. Руки его скребли грязь, цепляясь за камни, соскальзывая и выворачивая из земли мелкие. Но вот, наконец, дииоровые пальцы сомкнулись на древесном корне, торчавшем у самого края ущелья.
– - Мама!
– - охнул он и закачался в воздухе, судорожно глотая обжигающе холодный грозовой воздух. Он не успел опомниться от ощущения неминуемой смерти, как на него обрушился новый удар и уши заложило от истошного вопля пролетевшего мимо Лесоруба:
– - А-а-а-а!!!
Суставы Крэча хрустнули, когда пальцы вартарца крепко сомкнулись на его лодыжках.
Раненая рука теряла чувствительность, Крэч намертво впился в корягу, но перепачканная в крови и грязи ладонь неотвратимо скользила по корню. Сил почти не осталось, о том, чтобы подтянуться наверх, на вершину обрыва, не могло быть и речи.
"Вот где пожалеешь, что не родился осьминогом".
Он глянул вниз. Широкая ухмылка расплылась по заляпанному своей и чужой кровью лицу Лесоруба.
– - Вместе сдохнем, -- прохрипел тот.
Вскоре пальцам стало почти не за что держаться, вдобавок Лесоруб, видимо уже попрощавшийся с жизнью, принялся раскачиваться из стороны в сторону, вознамерившись утащить Крэча за собой.
"Он же не отпустит, если я попрошу?" -- было последним, что Древорук успел подумать, прежде чем дииоровые пальцы скользнули по жирному от грязи корню и мир стремительно завертелся перед глазами...
Глава 31. Сулойам
Сароллат -- затмение Сароса, некогда полное, но в последние семь веков "кольцевое". Суть явления состоит в том, что по мере приближения Сароса Оллат перестал перекрывать собой постепенно возросшую звезду. Вследствие чего на протяжении нескольких сот лет образовывался так называемый эффект "бублика", где телом "бублика" являются края Сароса, а "отверстием" -- Оллат. С первым Сароллатом связывают такие события, как извержения вулкана Шэр-Так в 531 году и обрушение вершины Сохавии, что повлекло за собой разрушение нагорной части Витиама.
Слаабрант са Тирно. "Бытие и сущее"
Н.Д. Середина осени. 1164 год от рождения пророка Аравы
Хаггоррат
Новоявленный огетэрин был весьма приятным человеком: высокий брюнет, почти без седины в волосах, лет шестидесяти от роду, с крупными чертами лица, вислым носом и широко поставленными чайными глазами. Спокойный и уравновешенный, он говорил проникновенным мягким голосом, который хотелось слушать: