Клинок предателя

— Вы сравниваете построение судебной системы, которая защищает права людей, с созданием монстра, который не умеет ничего другого, кроме как раздирать в клочья и убивать?

— Да! — сказала она. — Суть одна. У людей нет прав, Фалькио, кроме тех, что дозволены их законными владельцами, их господами. Пэлис такой же, как и прочая знать, хотя ему нравилось делать вид, что он другой. Король получал удовольствие, наблюдая за радостью черни. И чем он отличался от герцога, использующего холопов по своему усмотрению? В конце концов, у Пэлиса была власть, и с ее помощью он менял мир на свой лад. Но он слишком далеко зашел, Фалькио. Монархи всегда понимали, что мы обладаем высшей властью в наших собственных владениях, но Пэлис решил это изменить. Он нарушил естественные законы этой страны, Фалькио. Твой король был тираном!

Я уронил голову и, упершись взглядом в землю, сказал:

— Он хотел, чтобы люди были свободными, вот и все. Он хотел…

— Он хотел, чтобы его любили, — прошептала она мне на ухо. — Вот и все. Жалкие потуги юнца, немощного умом и телом и не предназначенного для царствования. Несчастный случай отнял жизнь у его брата Дергота, законного наследника. Если бы эта глупая стерва Йеса не поставила его на подоконник, он был бы еще жив. Вряд ли Греггор мог поступить глупее, чем когда женился в первый раз, но и с Йесой он очень сильно просчитался.

— Зачем вы рассказываете мне все это, герцогиня? Вы расчетливая злодейка, но далеко не тщеславны. Если я настолько бесполезен, то почему я здесь? Почему вы сочли важным показать мне то, каким образом замучали гривоносца?

Она взяла меня рукой за подбородок.

— Да потому, мой милый мальчик, что я хотела доказать тебе: это возможно. Ты бы не поверил мне на слово, так ведь? Кроме того, это поможет в моем новом эксперименте.

— Что еще за новый эксперимент? — слабым голосом спросил я.

Она улыбнулась и нежно поцеловала меня в щеку.

— Это ты, Фалькио валь Монд.

Я едва не рассмеялся.

— Я?

— Не думай, что твоя жизнь ничего не стоит, Фалькио. Для меня ты почти что драгоценен. Понимаешь, я искренне считаю, что меня ты ненавидишь больше всех остальных людей в мире.

— В этом я с вами согласен, ваша светлость.

— Поэтому мне есть чему у тебя поучиться, Фалькио валь Монд. Превращая тебя из плащеносца в мое собственное любящее существо, я многое узнаю о том, как дрессировать людей и делать их полезными. Именно этим я и занимаюсь, Фалькио: делаю ненужное полезным.

— Вы творите чудовищ, — сказал я.

— Называй как хочешь. Но не заблуждайся на мой счет: делаю я это очень хорошо.

— С дочерью у вас все–таки не вышло. Она, может, и глупа, но в ней нет вашей подлости.

Патриана засмеялась.

— Моя дочь? О, моя дочь куда опаснее, чем я. Смею сказать, что она лучшее из моих достижений!

Я задумался. Лжет ли она? Я был готов жизнью поклясться, что Валиана — не исчадие зла. Нежели Кест и Брасти уже погибли от ее руки? Почему «испытание сердца» не выявило ее пороков? Или его результаты подменили? Неужели все было обманом?

— Достаточно, — велела Патриана. — Начнем твое обучение?

Она вернулась на свое место.

— Ты сказал мне, что никого больше не осталось, Фалькио, и девчонка, похоже, согласна с тобой, так что…

Она сделала знак стражнику, тот открыл дверь и вывел Алину. Всю окровавленную, в рваных лохмотьях. Изо рта торчал кляп, глаза ее округлились от ужаса. Стражник подвел девочку к нам и толкнул — она упала на колени передо мной. Уф отпустил мою шею, и я рухнул на колени подле нее.

— Почему? — спросил я. — Почему ты не съела тянучку? Почему позволила им…

— Довольно, Фалькио. Пора начинать.

По сигналу стражника клетку окружили слуги с пиками в руках. Один держал короткий металлический прут с ключом на конце. Стражник сунул его в замок и повернул. Остальные слуги подняли пики, чтобы не позволить животному выйти. Другой стражник прикрепил один конец пики к веревке, а другой — к ошейнику, крепко затянутому на шее Алины.

— Что вы делаете? Остановитесь! — крикнул я, но они не обратили на меня внимания.

Я дернул шеей, чтобы освободиться от лапищи Уфа, но другой стражник успел толкнуть меня, и я отлетел к прутьям клетки. Чуть раньше, когда я находился в подобной близости, лошадь пыталась напасть на меня, но теперь она озиралась по сторонам, надеясь сбежать сквозь медленно открывающуюся дверь клетки.

Как только дверь немного приоткрылась, слуги втолкнули Алину в клетку и заперли дверь на ключ.

— Смотри, что она станет делать, Фалькио. Увидешь, как она мучает свою добычу, прежде чем убить ее, чтобы живое существо испытало то же страдание и страх, которые эта тварь видела в глазах своих детенышей.

— Будь ты проклята! — закричал я. — Будь ты проклята, женщина! Вытащи ее оттуда! Вытащи, и я сделаю все, что ты захочешь. Поняла? Тебе ничего не нужно делать со мной. Я согласен на любую цену, только вытащи ее оттуда!

Алина скрючилась в уголке — над ней возвышался гривоносец. Лошадь обнажала зубы, и из пасти ее вырывалось утробное рычание. Копыта рыли землю.

— Ну что ты, Фалькио, все произойдет совсем по–другому, — повернулась ко мне герцогиня. — Знаешь, что интересней всего? Надеюсь, ты это тоже со временем поймешь: чем больше ты ненавидишь меня и злишься, тем быстрее все случится. Разве не странно? Когда ты увидишь, как эта тварь раздирает девчонку на куски, — а я для тебя и другие увлекательные зрелища приготовила, — ты станешь намного более податливым. Оказывается, у человеческого разума есть некие границы того, что он может вынести, и как только ты их разрушаешь… Как же это объяснить? Это словно превратить статую в первоначальную гранитную глыбу: тогда ты сможешь высечь ее заново, так, как тебе угодно, и создать форму, которая никогда прежде не существовала.

Лошадь подбиралась к девочке, пощипывала зубами ее волосы, щеки. Ярость, исходящая от зверя, была почти ощутима, она распространялась на всех и вся. Рот Алины был заткнут кляпом, но не думаю, что она даже пыталась кричать: страх парализовал ее.

— Ради всего святого, должна же в тебе остаться хоть крупица человечности…

Я услышал приглушенный, испуганный вопль Алины. Правое плечо ее обагрилось кровью.

— Видишь, она начинает кусать понемногу? Мы тоже поступали так с ее жеребятами. Уйма времени требуется, чтобы довести дело до конца. Можно даже подумать, что эта тварь разумна. — Посмотрев на выражение моего лица, она подумала и добавила: — Знаешь, оглядываясь назад, я начинаю понимать, что несправедливо называть эту тварь неудавшимся экспериментом. Все–таки она хоть чем–то полезна.

Я заставил себя встать на ноги и бросился на решетку клетки.

— Дан’ха ват фаллату! — закричал я. — Дан’ха ват фаллату! Герцогиня озадачилась.

— Что это еще значит? Даннават? Это какое–то… Ах ты ж… — Она захихикала, прикрыв рот рукой. — Никогда не слыхала ничего более милого! — Патриана обернулась к стражникам. — Он рассказывает этой твари сказки!

Стражники промолчали, но заухмылялись.

— Фей! — закричал я сквозь решетки. — Ты же лошадь фей! Неукротимая и неудержимая, никто не может заковать тебя в цепи. Дан’ха ват фаллату! Мы из одного табуна! Девочка из твоего табуна! Дан’ха ват фаллату!