Клинок предателя

— Первый закон — свобода, — неуверенно пел Уф, таща меня по коридору. — Первый закон — свобода. У человека есть сердце, оно должно быть свободно. Он должен сам выбирать. Ни бог, ни король не отнимут сердца и свободу тоже не смогут отнять.

Не слишком точная интерпретация первого королевского закона, но не хуже большинства версий, которые я слышал.

— Куда идти? — спросил он, когда мы добрались до лестницы.

Я посмотрел наверх.

— Девочка все еще там?

Он кивнул.

— Лошадь никого не подпускает. Почти сломала клетку. Святые угодники, девчонка, наверное, от страха сошла с ума.

— Тогда отведи меня туда. В конюшню.

Уф покачал головой.

— Нет, не нужно. Я отведу тебя туда, и стражники увидят, позовут других.

— Я заберу с собой девчонку.

Он вновь покачал головой.

— Нет же, болван. Столько знаешь — законы, лошадей. Но не дворец. Там слишком много стражников. Я выведу тебя другим путем, через кухни. Поварам все равно. Я дам им денег, пригрожу, что убью, если расскажут. Мы тебя выведем.

Теперь уже я покачал головой.

— Девчонка. Мне нужно забрать девчонку.

— И как потом ты выберешься из конюшни к воротам? Как откроешь ворота?

— Полагаю, мне понадобится быстрый конь.

Он посмотрел на меня так, словно я сошел с ума, затем рассмеялся.

— Ладно–ладно, законник, я отведу тебя на конюшню. Но сам уйду. Лошадь меня не любит.

— Возможно, она просто еще не познакомилась с тобой достаточно близко.

Уф не понял шутки и сказал:

— А теперь помолчи. Нужно провести тебя мимо первого стражника.

Он перекинул меня через плечо, поднялся по лестнице и стукнул в дверь шесть раз.

— Какого черта ты тут делаешь? — спросил стражник, открыв дверь и пропустив нас.

— Она, — ответил Уф, словно это все объясняло. Стражник не двинулся с места, и он добавил: — Этого к лошади. Сунут в клетку. Уже не выйдет.

— Мне таких приказов не давали, — осторожно сказал стражник.

Больше не говоря ни слова, Уф ударил его кулаком в лицо — стражник упал навзничь, стукнувшись головой о стену. Без сознания он сполз на землю.

— Говорил же, что приказ у меня на кулаке. Ну что, прочитал?

Уф спустил меня на землю, и мы прошли крадучись вдоль стены и добрались до конюшни. Там Уф сказал:

— А теперь прощай. Здесь распрощаемся. Ночью в конюшне никого нет, только сторож, который обходит двор. Он раз в час заглядывает внутрь. Я выйду через кухню. Больше не вернусь. И ты иди, умри с девчонкой и лошадью. Ты свободен. Выбирай сам.

— Спасибо.

Он покачал головой.

— Когда тебя привезли, я сказал, что убью тебя. А теперь ты сам убьешь себя. Разницы нет.

— Для меня есть.

Он согласно кивнул, развернулся и пошел обратно.

Я скользнул внутрь конюшни и увидел зверюгу в клетке, стоявшей посередине. Она все еще раздувала ноздри и перебирала копытами, но на решетку больше не бросалась. Я молча подошел ближе, понимая, что, несмотря на уверения Уфа, стражники могут появиться здесь в любой момент, хотя бы ради того, чтобы узнать, мертва ли девчонка или еще нет.

Лошадь всхрапнула и заржала, и мне стало не по себе.

— Фалькио? — прошептала Алина.

— Да, это я. Ты в порядке?

Она кивнула; я едва мог разглядеть ее в полумраке конюшни.

— Она не сильно кусалась, только двигаться мне не разрешает. Храпит, когда я пытаюсь встать.

— Понятно, — сказал я.

Я протянул руку сквозь решетку к лошадиной гриве.

— Привет, девочка, — ласково сказал я.

Лошадь куснула меня и лягнула задними копытами решетку.

Боль привела меня в чувство.

— Дан’ха ват фаллату, — сказал я. — Я из твоего табуна, чертяка. Больше не кусайся.

Лошадь снова всхрапнула.

— Злится, — сказала Алина.

— Знаю.

— Она злится, но, думаю, все понимает. Когда я разговариваю с ней, лошадь меня понимает. Если я говорю, что не буду вставать, она оставляет меня в покое. А если говорю, что хочу подвинуться, лошадь начинает сердиться. Думаю, она все понимает, Фалькио, и ужасно злится.

Я вздохнул.

— Я тоже злюсь. Они забрали моего короля. Убили его, и моих друзей, и мою жену. Понимаешь, чертова зверюга? Они забрали у меня жену. Жену — она была всем для меня, моим табуном. Дан’ха ват фаллату. Ты злишься? Посмотри на девочку. Она тоже злится, — сказал я лошади, показывая на Алину. — Они и у нее отобрали семью, ее табун.

Лошадь чуть не оторвала мне руку, но я ее вовремя убрал.

— Ладно, больше не буду тыкать в тебя пальцами.

Я подошел к стене, где висел железный прут с ключом на конце, и снял его.

— Они убили весь твой табун, — сказал я небесной лошади. — Они убили и наши табуны. Теперь у нас есть выбор. Дан’ха ват фаллату. Мы можем стать одним табуном и вместе драться с ними или умереть поодиночке.

Я вставил ключ в прорезь замка. Лошадь начала бить копытами и ударяться о прутья решетки.

— Пришло время выбирать. Сейчас я открою дверь. Ты можешь напасть на меня, и тогда я погибну, и девчонка тоже, когда они придут за ней. А можешь сбежать — тогда они убьют нас, а со временем найдут тебя и тоже убьют. Или ты можешь вывезти нас из дворца. Поодиночке нам не выбраться отсюда живыми, но ты можешь нас спасти: мы проломим ворота и, возможно, даже выживем и прорвемся в город.

Лошадь немного успокоилась, но не подавала никаких знаков, что поняла мои слова. Да я и сам не знал, какого знака ждал от нее.

— Открывайте клетку, Фалькио. Быстрей! Я слышу, как они идут, — сказала Алина.

— Дай знак, что поможешь нам, — обратился я к лошади. — Дан’ха ват фаллату. Покажи, что считаешь нас одним табуном.

Послышались крики. Наверное, кто–то увидел меня, и скоро сюда прибегут стражники. Я надеялся, что их будет не слишком много: я был настолько слаб, что вряд ли бы справился даже с двумя. И вдруг лошадь пошевелилась, огромная зверюга вдруг уменьшилась в размере. На самом деле она встала на колени, пригнувшись к земле. Я повернул ключ в замке и открыл дверь клетки.