Клуб неисправимых оптимистов
Шрифт:
Я продолжал перемещаться по треугольнику, расширив на сто метров периметр поиска. Тщетно. Прошли месяцы. Мы каждый день встречались с Уильямом, он спрашивал, как дела, и расстраивался, что его сценарий застопорился.
— Почему ты не хочешь сочинить историю?
— Кино должно быть отражением реальности. Пора бы тебе сдвинуться с мертвой точки. Может, найдешь другую женщину? Нужно слегка оживить действие. Если ты будешь единственным героем, я не смогу написать диалоги.
— Какой у тебя знак зодиака?
— Я Телец, но у меня серьезная проблема. Мама не помнит точного часа моего рождения. Представляешь? Нет никакой возможности определить мой восходящий знак. А ты кто по гороскопу?
— Я Весы, хоть и не знаю пока, как относиться
— Идешь в «Синематеку»? На следующем сеансе показывают «Детей райка». В авторской версии.
— Лучше прогуляюсь по улице Суффло.
У меня появилось неприятное чувство, что история повторяется. Раньше со мной такого не случалось. А потом вдруг вспомнил «Белые ночи». Как же я любил эту книгу! Романтический юноша встречает на улице незнакомку в отчаянном положении, мечтает о ней, ходит по пустынному Санкт-Петербургу, пытаясь отыскать девушку, но его грезы разбиваются о жестокую реальность. Разница заключалась в одном: во мне жила уверенность. Я не мог обмануться. Я не был мечтателем. Я ждал. Во второй половине дня мимо Люксембургского сада проходят тысячи людей. Я загадывал неисполнимые условия: одиннадцатая женщина, вышедшая на перекресток с улицы Мсье-ле-Пренс, или восьмая, вышедшая из метро, или тринадцатая, вышедшая из тридцать восьмого автобуса, будет Она. Что за глупость. Она может пойти по другой улице, в двадцати метрах от Мсье-ле-Пренс, или вообще жить в другой стране. Несколько раз мне почудилось, что я ее вижу. Силуэт, волосы. А если она сменила прическу, я ее узнаю? Я плохо помнил форму лица. Что, если она вообще сотрется из моей памяти? Время от времени я спрашивал себя, не привиделась ли мне наша встреча? Может, это игра воображения или надо мной посмеялся герой «Белых ночей»? То, чем я сейчас занимаюсь, напоминает поиск песчинки в пустыне. Я загадал в последний раз: «Если она не появится через пять минут, я уйду».
И ушел. Присоединился к Уильяму, когда свет в зале начал гаснуть. Он сберег для меня место.
Следующим вечером, когда мы ужинали «под телевизор», зазвонил телефон. Жюльетта, как всегда, первой схватила трубку и ответила.
— Это Мишеля, — с удивленным видом сообщила она.
— Кто его спрашивает? — недовольно поинтересовалась мама.
— Не знаю. Какой-то мужчина. Хочет поговорить с Мишелем.
Мама нахмурилась. Я взял трубку.
— Мишель, это Саша. Я не вовремя?
— Все в порядке.
— Я прочел в газете информацию, которая может вас заинтересовать. Бержье и Повель, авторы «Утра», устраивают пресс-конференцию для журнала «Планета». Вот я и подумал…
— Вы правы. Где?
— В театре «Одеон».
— Когда?
— Сейчас.
Я был в дверях, когда услышал мамин возмущенный возглас: «Куда ты, Мишель?» — но отвечать не стал.
6
Я бежал — ни на что не надеясь, ради очистки совести. Бежал, бросив вызов богам. А может, они болели за меня. Скоро я это узнаю. Сотни зрителей вышли из театра «Одеон» и собирались группками на площади. Полицейские заворачивали машины. Если она и была там, я ни за что не найду ее в толпе. Над площадью поднимался гул голосов. В воздухе витало нечто мистическое. У людей были просветленные лица. Я поднялся по ступеням, стал выискивать ее взглядом и вдруг заметил у дверей мима Дебюро. [174] Что это, если не знак судьбы? Она разбрасывает вокруг нас мелкие камешки, чтобы мы могли найти дорогу. Высокий и длиннорукий, с костистым угловатым лицом, наделенный природной грацией, Дебюро пожимал руки поклонникам и что-то оживленно говорил. Я подошел, он обернулся, посмотрел на меня черными глазами и улыбнулся. Тепло и нежно. Как будто знал меня.
174
Дебюро (Жан Батист Гаспар; 1796–1846) — французский актер-мим. В фильме «Дети райка» его роль исполнял Жан-Луи Барро (1910–1994).
— Я видел вас вчера в «Синематеке».
— Да? В чем?
— Гаранс
обращается к вам со словами: «Вы говорите, как ребенок. Так любят лишь в книгах да еще в мечтах. Но не в жизни!» — а вы отвечаете…— «Мечты и жизнь похожи, иначе и жить не стоит. И вообще, какое мне дело до жизни? Я люблю не жизнь, а вас!»
— Мне ужасно нравится этот фильм.
— Мне тоже.
— Вы не изменились.
— Прошло двадцать лет, так что спасибо.
Внезапно я почувствовал, как кто-то коснулся моего левого плеча. Дебюро оглянулся. Я повернулся и увидел… ее. Она смотрела на меня с радостным изумлением:
— Что ты тут делаешь?
— Ну…
— Невероятно, что мы снова встретились именно здесь!
— Наверное, это было где-то записано.
— Наверное…
— Столько народу пришло.
— Как обычно. Не знала, что ты тоже этим интересуешься.
— Я всем интересуюсь.
— Гениально, да?
— Что?
— Лекция Бержье.
— Согласен, потрясающе.
— Смотри, они мне ее подписали.
Она протянула мне «Утро». Я открыл книгу и увидел посвящение, сделанное фиолетовыми чернилами: «Вместе с Камиллой наступило утро Волшебниц».
— Красивая фраза.
— Они объясняют нам так много тайн! Эти люди — гении. Ты прочел «Утро магов»?
— У меня сейчас очень много других дел, но я завтра же возьму его в библиотеке, и мы сможем обсудить эту книгу.
— Ты что, знаком с Барро?
— Вообще-то, нет.
— Я часто о тебе думала.
— Правда? Я тоже.
— Я много раз приходила в «Синематеку».
— А уж сколько фильмов я посмотрел, даже говорить не стоит. Почему ты не заходила в зал?
— Потому что искала тебя в холле. Но я знала, что мы обязательно увидимся. Кстати, я Камилла.
— Очень красивое имя. Я — Мишель.
Мы, как старые товарищи, пожали друг другу руки.
— Ты один?
— Собирался пойти с другом, он русский, но в последний момент сорвалось. А ты?
— Я была с братом. Увидела тебя, а его потеряла. Я в выпускном классе, в Фенелоне. [175]
— А я в Генрихе Четвертом.
— Мой брат учится там в первом классе. А трое других — в лицее Карла Великого.
— Большая у тебя семья.
— У меня еще и младшая сестра есть.
175
Лицей Фенелона — первый парижский лицей, дающий высшее образование представительницам женского пола.
Театр опустел, но люди не расходились, продолжали обсуждать услышанное, чувствуя общность друг с другом.
— Не знаю, куда он мог подеваться.
— Давай я тебя провожу.
— Он мой старший брат, и я не хочу возвращаться домой без него.
— Ничего страшного, он сам найдет дорогу.
— Дело не в нем, а в нашем отце. Если мы придем порознь, он такое устроит…
Я промолчал, чтобы она не сочла меня навязчивым и слишком любопытным.
— Папа выцарапает нам глаза, если выяснится, что мы ходили на лекцию. Он ненавидит Бержье, Повеля и «Утро магов».
— Он твердолобый ученый?
— Не в том дело. У нас не совсем обычная семья.
— Нам будет что рассказать друг другу.
Она привстала на цыпочки, ища глазами брата, заметила его и махнула рукой. К нам подскочил раскрасневшийся парень:
— Что ты творишь? Где ты была?
— Жерар, это мой друг по «Синематеке». Мишель, это мой брат Жерар Толедано. Он тоже готовится к бакалавриату.
Я протянул руку и лучезарно улыбнулся:
— Мишель Марини. Очень рад познакомиться.
Он послал мне не слишком дружелюбный взгляд, но руку пожал крепко.
— Нам нужно бежать, Камилла! Я потратил уйму времени на твою затею. Как ты можешь верить в подобные бредни? Лучше бы в кино сходили! Что мы скажем папе?
— Правду.
— Ты ри-ихнулась или как?
Мне показалось, что он говорит, как «черноногий», его акцент и жестикуляция наверняка понравились бы алжирским Делоне. Жерар скрылся в толпе, Камилла последовала за ним, на ходу она обернулась и сказала: