Кляксы и пятна
Шрифт:
– Кто звонил? – спрашивает.
– Мама…
– Боже, – простонала девушка, – я никогда не уйду из бара живой.
– Я бы такую строчку заказал на могильную плиту.
– А ты лучше песню напиши, – улыбнулась Вика. – Так и слышу припев: «Я ухожу живым… Я ухожу живым…»
Мне кажется, разница между хорошим автором и плохим – доверие и только. Хорошим верят. Плохим нет…
Нужна смелость принять то, что врут оба. Любое творчество – причуда какого-то фанатика.
Это наблюдение показалось мне банальным. И все же я зафиксировал его в голове, выводя строчку – «… и все, что будет с тобой теперь…»
Ну, конечно…
Весь последующий месяц Вика таскалась к нам на репетиции. В ее компактной сумочке каждый
В халтуре нам Геннадий отказал, разумеется. Да и группа наша распадется со временем…
Слишком своенравный был состав. Но погубило нас расхожее свойство топить неудачи в бутылках. А дерьмо, как известно, умеет плавать.
Помню нетрезвый стон моего гитариста по телефону:
– Я буду, как верблюд. Работать и не пить…
А я уже был увлечен чем-то другим. Какими-то конфликтами, халтурами, людьми. Разве что сам по сей день нахожу на дне бутылок мысли о Беломоре, Пуне, дяде Славе, Вике, жене…
Жена, кстати, связалась ненадолго с каким-то парнем из филармонии. Я успел вообразить красавчика с саксофоном. Успокоился, когда тамошние шпионы доложили, что таинственный ухажер – монтировщик сцены. Впрочем спорное утешение было по тем временам.
…Прошли годы. И какие, думаю, воспоминания мне дороже этих?
2. Сонет о розах
(История одного букета)
Мне кажется, мой друг Артем Бонкин – потомок Эрнеста Хемингуэя: широкоплечий мачо, обладатель роскошной бороды, бывший борец. Чрезвычайно начитан. Немного страшно воображать, какие таланты и идеи скрывает баррикада его массивного лба…
Однако комплекс общественной неполноценности отвадил Бонкина от любой творческой активности. Он бросил музыкальное училище за два месяца до выпуска. Оставил увлечение живописью. Работал поочередно: поваром, строителем, сантехником, мясником и технологом в пивоварне. Пропустить по рюмочке он отказывался. В том смысле, что ни один тост не пропускал…
Слоняемся мы, значит, по Донецку. Идем мимо филармонии. Фасад ее пестрит масштабной афишей – «Вечер русского романса».
– Вот она – контора сплетен, – сказал мой друг. – Духовики вечно спорят, у кого член короче. Пианистки – ходячий комплекс жирных задниц, – Бонкин, выдержав паузу, воодушевился. – Мне, кстати, монтировщики денег должны. Пошли заберем, в кабак сходим!
Пока вахтершу на служебном входе отвлекал случайный пьяница, мы незаметно просочились в здание.
Дальше – гримерная, где статные артисты фиксируют перед зеркалами натужную осанку. Особенно выделялась среди артистов некая Лилия Эдуардовна. Эта женщина беспрерывно гладила свои волнистые бока сквозь шелковое платье. И беспрерывно говорила
о Пушкине.– Только вслушайтесь, – не к месту говорит прима. – Белеет парус одинокий…
– Далеко уплыл, – дополнил Бонкин.
Из гримерной нас достаточно быстро выгнали.
Около буфета я отметил трогательного старика. Пожилой щуплый мужчина вкладывал в жидкий букет таинственное рукописное послание…
Зашли в концертный зал. Бонкин все повторяет:
– Сейчас… Вот сейчас… Сейчас будет шоу!
Элегантная Лилия Эдуардовна пела, широко расставив руки. Чувствовалось неукротимое рвение обнять каждое зрительское сердце.
Со сцены звучало:
– Лишь одинокие астры осенние…
Произведение завершалось интенсивной клавишной импровизацией. Лилия Эдуардовна тем временем подошла к роялю. Схватила с крышки инструмента тот самый букет с запиской. Резким движением упоения собой швырнула его в зал. Букет приземлился между двух пустующих сидений.
– Спасибо, родные, – вспыхнула прима.
…А монтировщики нам деньги так и не отдали. Думаю, занавес можно опускать.
3. Все сначала
(История одержимости)
Талант может смириться и замолчать. Гений всегда одержим. У него нет дороги обратно…
Стасик Ковальский – гениальный гитарист. Думаю, другая вселенная обеспечила бы ему умопомрачительную карьеру. В этой он прослыл неудачником, демагогом и грубым критиком коллег.
Отец Стасика родился на Западной Украине. Стараниями чекистов лишился родителей в послевоенные годы. Переехал в Донецк году в шестидесятом. Дважды отсидел за воровство. Устроился на шахту. Встретил в трамвае юную портниху. И результатом их ночного союза стал самый своенравный человек на свете…
В школе Стасик Ковальский долго оставался незамеченным. Неожиданно для самого себя он решил прочитать стихи с выражением и ослепил свою первую аудиторию зарницей артистизма. Соблазнившись первым общественным вниманием, Стасик подумал, что стихи интереснее петь. Выпросил у родителей гитару. Вокальных данных он в себе не обнаружил, но инструмент «прилип» к нему навсегда…
Думаю, музыкальные инженеры советского времени специально конструировали гитары так, чтоб отвадить энтузиастов от самодеятельности. Со Стасиком этот трюк не прошел. Не прилагая особых усилий, он за полгода занятий изобразил произведение Сантаны с ювелирной точностью.