Клятва ненависти

— А кто вы, мисс…?

Она ломала руки.

— Я должна ответить на это?

— Ты воровка? — строго спросил я. Но я уже знал, что это не так.

Во-первых, она не была ни одета, ни похожа на воровку. На ней было бледно-лиловое платье, доходившее до середины бедер. Ее волосы были распущены, с двумя крошечными косичками по обеим сторонам виска, но они были забраны назад и потерялись в ее волнах. Ее ботильоны были черными и кожаными, совсем новыми.

Во-вторых, она слишком много ерзала, чтобы быть воровкой.

И в-третьих, охрана Бишопа была жесткой, и такая маленькая девочка, как она, точно не смогла бы проникнуть внутрь. Итак, я уже пришел к одному выводу.

— Конечно, нет, — ответила она, явно оскорбленная таким суждением.

Внимание Угля было приковано к ней, и я очень хорошо знал этот взгляд. Он определенно не любил ее и чувствовал угрозу от ее присутствия. Я держал его, пытаясь успокоить большого зверя.

— Ты сделала что-то не так и теперь убегаешь?

Ее губы сузились.

— Нет.

— Тогда почему ты не можешь назвать мне свое имя?

— Потому что я не хочу.

— Неприемлемый ответ, принцесса, — прохрипел я.

Ее губы приоткрылись, и я увидел, как она резко вдохнула.

— Ты уже знаешь, кто я, — обвинила она.

Мои губы дернулись.

— Возможно, у меня уже есть идея.

Она скрестила руки на груди и на дюйм приблизилась ко мне.

— Скажи мне, — бросила она вызов.

— Ты мне скажи, — парировал я. Уголь откинул голову назад, топнул ногами и издал легкое фырканье. Он был хорошим мальчиком сегодня весь день, и я не хотел, чтобы наш незваный гость все испортил, поэтому я повел жеребца обратно в его стойло. Он радостно протопал внутрь, и я закрыл за ним задвижку, убедившись, что он надежно заперт внутри.

Он уже дважды пытался сбежать.

Я снова повернулся к девушке и потер штаны потными ладонями. Я все еще носил свою офисную одежду, так как не должен был быть здесь сегодня, чтобы тренировать Угля, но это было решение, принятое в последнюю минуту. Возможно, я скучал по его упрямой и сварливой заднице.

Она внимательно посмотрела на меня, ее взгляд скользнул от моих начищенных кожаных туфель вверх по моим ногам, а затем по моему животу. Ее взгляд на секунду задержался на моей груди, где распахнулся верх моей белой рубашки; пуговицы были расстегнуты, а рукава закатаны до локтей, пока я работал с Коулом.

Я прислонился спиной к балке и скрестил лодыжки.

— Как только ты закончишь пялиться на меня, пожалуйста, не стесняйся представиться.

Она возмущенно выдохнула.

— Я не пялилась.

Я изогнул бровь, наблюдая, как она краснеет и что-то бормочет себе под нос.

— Как тебя зовут?

— Киллиан, — наконец представился я. — Киллиан Спенсер.

Ее челюсть отвисла, и она зашипела.

— Ты…

Она посмотрела налево и направо и заломила руки вместе. Ее широко распахнутые глаза выглядели бы комично, если бы она не была так чертовски… красива, хотя выглядела такой растерянной.

Ее круглое лицо. Бело-русые волосы. Серые глаза. Розовые губы и пышное тело. Обычно я выбирал брюнеток, но для этого определенно сделал бы исключение.

— Ты… Киллиан Спенсер. Сын Уильяма Спенсера? Что ты здесь делаешь, тренируешь лошадь моего отца? — пробормотала она, явно в шоке.

Ах.

Так что это подтвердило мои подозрения. Она была дочерью Бишопа.

И она, должно быть, подумала, что я какой-то конюх, которого нанял ее отец. Как чертовски весело.

Я засунул руки в карманы черных брюк, наблюдая за ней.

— Мне нужно идти, — выдохнула она, когда я не ответил ей достаточно быстро. — Эм, меня здесь быть не должно.

Она уже шла назад, и я смотрел, как она исчезает за углом конюшни. Она ушла, не назвав мне своего имени.

Я увидел ее снова на следующий день.

И на следующий день.

И на следующий день после этого.

У нее была привычка убегать, и каждый раз я позволял ей.

До того как…

Я стукнул стаканом с виски о столешницу. Ярость все еще гноилась, даже спустя три долгих года. Она копала во мне дыры, пока я не стал меньше человеком и больше монстром. И все это было из-за нее.

Я закрыл глаза. Воспоминания больше не огорчали меня и не причиняли мне боли, потому что я был чертовски в ярости.

Джулианна.

Моя жена.

Она украла единственное хорошее, что было в моей жизни.

Ее лицо, скрытое черно-кружевной вуалью, мелькнуло за моими закрытыми веками. Несмотря на то, что я увеличил дистанцию между ней и собой, она все еще была здесь. В моей голове. Издеваясь надо мной с каждым вздохом, насмехаясь надо мной каждую минуту дня.

Как могло случиться, что я думал о женщине, разрушившей мою жизнь простым движением запястья, больше, чем о моей Грейслин?

Разбитое сердце было давно забыто. Я больше не был разбит горем; Я был чертовски зол. На Джулиану. На отца… на всех и вся. Разозлиться было легче, чем обижаться.

Разбитое сердце сделало меня слабым.

Ярость дала мне цель.

Прошло шесть месяцев и две недели с нашей свадьбы, с тех пор как я оставил ее на Острове. Я думал, она вернется через несколько недель после нашего брака, требуя своих прав жены. Я думал, она ожидает, что мы останемся вместе — разделим гребаную постель и жизнь.

Но Джулианна потрясла меня тем, что не только осталась на острове, но и сделала его своим домом. Когда Бишоп попросил ее вернуться на материк, она просто отказалась.

Когда мой отец пытался убедить ее вернуться в поместье Спенсер, она сказала, что уже поселилась на острове Роза-Мария и что ей там нравится.

Сплетни распространились повсюду, но и мой отец, и Бишоп пытались их пресечь. Им это удалось, когда стало известно о болезни моего отца.

Фокус сместился с моего неудавшегося брака с Джулианой на малое количество времени, оставшееся моему отцу на этой земле.

Опухоль в мозгу, объяснил доктор. Она была неоперабельной. И что самое страшное, она была инвазивной и быстро росла. Один врач сказал, что моему отцу осталось жить меньше года. Другой дал ему оценку в восемнадцать месяцев. Они сказали, что он может попробовать лучевую терапию или химиотерапию, но я запомнил выражение их лиц - жалость и поражение.

Они сказали, что все зависит от удачи моего отца и Божьей воли.

Но к черту это. Что было причиной науки и эволюции, когда мы все еще должны были полагаться на «удачу» и «Бога»?