Ключ для хранителя

– Вета, - попытался он отцепить мои пальцы от своего рукава.
– Это не настоящий призрак. Это вообще не призрак, а безвредный фантом.

– Ну, знаете ли, - ослабила я, наконец, свою мертвую хватку.
– А почему здесь совсем нет людей? Одни маги и аланты.

– А тебе здесь что, не нравится?
– насторожилась Тусья.

– Мне здесь нравится. Но, на вопрос вы мой не ответили, - уставилась я теперь, уже конкретно на Глеба.

– Понимаешь, Вета, - задумчиво протянул тот.
– Есть в нашей столице такие места, куда люди предпочитают не ходить... для своей же безопасности.

– Почему?
– выдохнула я и, на всякий случай, вгляделась в предлагаемые местной кухней блюда.

– Ну, потому что им в таких местах... не очень рады.

– Элитные магические зоны?

– Да. Только некоторые представители человеческой расы все равно остаются выше этих правил... И граф Ракницкий входит в их число, - с улыбкой глядя мне в глаза, добавил Сим.

– Знаешь, мне это совсем не важно, - честно призналась я.
– Вы мне лучше скажите, а аланты всегда сидят вот так отдельно, возвышаясь над остальными?

– Эти, да, всегда возвышаются, - нервно дернула плечом Тусья.
– Вы вообще, заказывать собираетесь или нет? А то мне этот фантом уже весь бок отморозил своим сквозняком...

Вообще-то, готовили здесь, действительно, вкусно. И вечер прошел хорошо, окатив нас по дороге обратно, теплым проливным дождем. Недовольную Тусью, Глеб, все же заволок в подвал, во избежание нежелательных простудных осложнений. Я же, под бдительным присмотром Сима, босиком по лужам брела домой старым "человеческим" способом.

– А красивое у тебя... было платье, - усмехнулся мужчина, глядя на мой изрядно подмоченный подол.

– Это ведь только платье - плата за удовольствие. Ты попробуй, скинь свои туфли. Все равно у тебя в них уже вода хлюпает.

– Почему бы и нет, - пожал плечами Сим и через минуту последовал моему примеру, правда, предварительно закатав штанины брюк почти до колен.

– Ну как, нравится?
– вопросительно уставилась я на него.

Маг, оттопырив большие пальцы на ногах, осторожно зашел в теплый поток, несущийся ему навстречу по краю мостовой, и медленно двинулся против течения:

– Нравится... очень. Как в детстве.

– А сколько тебе лет, Сим?
– смеясь, спросила я.

– Двадцать восемь. А что?

– Да так... Просто, мне иногда кажется, что ты гораздо младше меня.

– Правда?
– удивленно вскинул он на меня глаза.
– Может, поэтому ты не воспринимаешь меня всерьез?

– Всерьез, как что, угрозу?
– недоуменно остановилась я.

– Нет, не как угрозу, - убрал он с моего лба намокшую прядь, а потом невесело усмехнулся.
– Мы же сегодня с тобой уже выяснили, что я тебе друг... И, исключительно, как друг я сейчас сделаю вот это, - подтянул он меня к себе и шагнул в темноту, вынырнув через секунду уже в прихожей Глеба и Тусьи.
– Иначе никак. До завтра, Вета, - были последние слова Сима, прежде чем он вновь исчез под еще мерцающей каменной аркой.

– Высший пилотаж, - завистливо выдохнула я, глядя ему вслед...

Глава 24 Ожидание...

И потянулись мои столичные дни, в беготне по конторам, хождениям по магазинам и визитах вежливости. Хотя, от одной обязанности меня избавил сам ее требователь, Самуил Рабикович. Он пришел в дом Глеба и Тусьи уже на следующий день после моего посещения банка, в воскресенье, и был чрезвычайно серьезен. Задал кучу вопросов, будто в уме заполняя какую-то анкету, внимательно выслушал нашу с Тусьей версию о появившихся у меня деньгах и, пообещав часто меня навещать, быстро ретировался. Я тогда, провожая его с крыльца взглядом, лишь озадаченно молчала, но моя новая подруга была более многословна:

– Получил-таки, нагоняй от Его сиятельства господин поверенный в делах.

– Ты так думаешь?

– А что тут думать то?
– хмыкнула Тусья.
– Явно вчерашнее письмецо из Озерного края было еще то, с эмоциями...

– Лучше бы он мне письмецо написал... с эмоциями, а то, как-то муторно на душе.

– Ты чего это? Прошло всего два дня. Еще получишь и письма и эмоции, - уверила меня Тусья и развернулась в дом...

Но, за проведенную мной в Куполграде неделю господин Рабикович не принес мне ни одного послания от графа. Он лишь на словах передавал наилучшие пожелания с чисто еврейскими оборотами, видимо разбавляя от себя словесную скупость Борамира. Зато сон мой, увиденный в первую столичную ночь, "радовал" еще дважды, повторяясь совершенно точно. В конце концов, в субботу вечером я не выдержала:

– Послушай, Тусья, как ты относишься к снам?
– застала я девушку в гостиной, за чтением любовного романа в характерно яркой обложке.

– Сны, говоришь?
– задумчиво протянула она.
– А почему ты спрашиваешь?

– Понимаешь, мне, пока я у вас живу, уже три раза приснилось одно и тоже. Это вообще, что-то означает?

– Вета, - мужественно захлопнула она свою книжку и устроилась в кресле по удобнее.
– Я к снам отношусь очень серьезно. Потому что считаю их своей второй жизнью. Вот, например, перед твоим появлением у нас, мне приснилась жуткая гроза и собака на нашем крыльце, большая и совершенно мокрая от дождя.

– Значит мокрая собака, это я?

– Получается, так, - дернула хвостом Тусья.
– Но, меня тогда очень гроза напугала. Поэтому я и отнеслась к тебе, сначала... настороженно. Ну, а, что касается твоих повторов, то мне нужно знать конкретно, что именно тебе является так навязчиво. Давай, рассказывай...

– Да легко, - примостилась я рядом с ней.
– Я этот сон уже наизусть помню, - и поведала ей словесную версию своих ночных смутных образов и картинок.