Книга Кораблей. Чародеи

— Да, господин студиозус, вы совершенно правы. Прошу простить мою несдержанность, я сейчас же приступлю к работе… Где мне потом вас искать?

— Ну, если позволите, то вот Рамон, — Лисай кивнул на стражника, подпиравшего косяк двери и задумчиво созерцающего леди Блэкмунд, — он подождет с вами, а потом отведет прямо в кабинет отца Олава.

— Позволю, — кивнула советница и, сняв с пояса сумку, стала вынимать из нее и раскладывать поверх гнилой соломы на нарах матово поблескивающие изогнутые трубочки, шарики и маленькие, обтянутые разноцветным шелком коробочки.

— Пойдемте, дон легат, — услышала она за спиной голос Лисая и, обернувшись, увидела, как эйп Леденваль резко разворачивается к двери.

— Торус, — тихо сказала она ему в спину, и он обернулся от порога, блеснув на Хельгу изумрудом светящихся глаз. — Не лезь на рожон, будь осторожен…

Элвилин промолчал, только как-то странно посмотрел на женщину, дернул плечом и вышел прочь.

Глава 10 Сатвер. Хельга Блэкмунд

В камере было холодно. Хельга заметила это, когда, перебирая лежащие на соломе серебристые трубочки, пыталась собрать из них свой магический инструмент. Название приспособления было столь труднопроизносимым, что практикующие маги и колдуны предпочитали именовать его просто — «волшебная арфа». Сейчас, когда руки советницы тряслись мелкой дрожью, арфа собираться категорически не хотела, и Хельга, нахмурившись, посмотрела на стражника в дверях.

— Эй, как там тебя, Хуан, кажется? Подойди поближе и посвети мне.

— Рамон, донна, — охранник вежливо наклонил голову и приблизился, держа факел высоко над головой, — меня зовут Рамон.

— Рада за тебя, — буркнула Хельга. — Скажи, а ты давно на дежурстве?

— Я пока не приступал, мое через час начинается, — мужчина внимательно скользнул черными, похожими на оливки глазами по сосредоточенному профилю советницы. — Прошу простить меня, донна, но мне кажется, что вот эти штуковины друг другу не очень подходят, — он кивнул на разные по размеру трубки, которые Хельга упрямо пыталась соединить друг с другом.

— Мгла, — женщина отбросила работу и, усевшись на грязную солому на нарах, мрачно уставилась в стену.

— А расскажи-ка мне, Хуан, — наморщила она лоб, — давно ли здесь находится тот тип, который в одежде легата остался в кордегардии?

— С полчаса где-то будет, — охранник поправил на плече накидку и вставил факел в гнездо рядом с нарами. — Я как раз от его ору и проснулся. Дон возмущался, что его задерживают. Ну, а что прикажете делать простому воину? Мы люди подневольные, у нас приказ: коли заметим что подозрительное, так сразу комтуру докладывать…

— Это я слышала, — махнула рукой советница. — А что ему вообще в тюрьме понадобилось? Он, кажется, требовал к кому-то пропустить? Что, в эту камеру?

— Нет, не сюда. Вот это-то нам тоже странно показалось, — доверительно сказал Рамон и пятерней причесал черные завитушки волос. — Ведь дон Торус сам накануне смотрел списки заключенных, а сегодня ни с того ни с сего начал выяснять, где одну из них держат.

— А кто такая? — Хельга почувствовала, что дрожь в руках постепенно прошла, и слегка удивилась — теплее в узилище не стало. Она снова принялась собирать арфу, соединяя гнутые трубки, натягивая на них некое подобие «струн», которые доставала из коробочек, и нанизывая следом сверкающие, точно мокрые ягоды шиповника, коралловые шарики.

— Бригида Мирна, короедка. С неделю уж, как в остроге… За что взяли — не знаю, да сейчас, поди, всех гребут, за уши-то острые. Удивляюсь я вот только, что Его Высокопреосвященство дон Равелта при себе элвилина-то держит, видать, имеет через него выгоду большую…

— Ты язык-то попридержи, — советница мрачно покосилась на стражника, — да о вещах, тебя не касающихся, рассуждай поменьше, глядишь, дольше проживешь… А кто такая эта Мирна, не знаешь?

— Да, вроде, говорят, из простых. Жила где-то в предместьях вместе с семьей. Муж у нее, кажется, давний.

— Хм, — Хельга закрутила последний шарик и задумчиво осмотрела дело рук своих. Инструмент действительно чем-то неуловимо напоминал арфу, только маленькую, и когда волшебница осторожно коснулась рукой натянутых жил, алые шарики тепло засветились изнутри.

— Скажи, Хуан, — советница щелкнула по одному из них, и коралл прозрачно зазвенел в ответ, царапнув красным всполохом по лицу женщины, — а ты веришь в любовь?

Стражник удивленно поднял брови, помолчал, потом черты смуглого лица его неожиданно разгладились, а взгляд помягчел.

— Есть у меня жена, донна, Бланкой ее зовут… Каждый вечер сидит она у очага, штопая одежду, а огонь, понимаете, он отбрасывает такие мягкие блики на ее лоб… Вот как ваш инструмент. А еще она очень красива, когда встречает меня на увитой виноградом веранде, держа за руку нашу маленькую Пилар… А слышали бы вы, как ее голос играет переливами, когда она дочери поет колыбельную … — Рамон перевел темные глаза на Хельгу, улыбнулся и твердо сказал:

— Да донна, я верю.

Женщине показалось, что в камере на одно мгновение стало теплее, она молча кивнула и, поднявшись с нар, пошла к противоположной стене, держа «арфу» перед собой. Почти в середине каземата та ярко полыхнула, и в воздухе, отвечая, высветилась тонкая сетка пересекающихся, закручивающихся и сплетающихся друг с другом бело-голубых лучей. Все вместе скорее напоминало овальную паутину, высившуюся в паре ярдов над полом, вот только крестовика в центре не хватало.

— Это и есть дольмен? — взволнованно прошептал в спину советнице стражник и вытер внезапно вспотевший лоб. Посреди черноты тюремной камеры зрелище было завораживающим, пугающим и прекрасным одновременно.

— Да, это он, — Хельга обернулась через плечо, — правда, видишь, вход затянут. То есть, отсюда войти в него невозможно, а вот наоборот… — она задумчивым взглядом проводила невесть откуда взявшийся листок пергамента, исписанный невмами, который, кружась, опустился к ее ногам. — Да, нам еще повезло, что входом больше никто не воспользовался после того, как какой-то дурень не закрыл его за собой… Впрочем, теперь, по крайней мере, можно точно сказать, что через эту дверь пленницы не сбегали.

Волшебница подняла «арфу» над головой, коралловые шарики закружились, и, точно десятки маленьких веретениц, подтянули и начали сматывать светящиеся нити дольмена. Хельга слегка нахмурилась: инструмент вел себя не совсем обычно — он подрагивал, издавая низкий монотонный звук, а потом, когда последняя нить втянулась в шар, одна из «струн» внезапно с жалобным звоном лопнула. Нанизанные на нее кораллы осыпались, застучали и запрыгали по каменному полу, советница ахнула и бросилась их подбирать. Сразу стало темно. Рамон вздохнул и пробормотал себе под нос:

— Вот даже жалко, что вы дольмен закрыли, ведь вряд ли когда еще доведется увидеть такую-то красоту… Э-эх, я ведь и Бланке своей об этом рассказать складно не смогу, просто слов не хватит…

— Пошли, — стражник почувствовал, как плеча коснулась ладонь приезжей донны. Он снова взглянул на женщину. На лице ее, совсем недавно таком прекрасном в сияющем свете портала, залегли усталость и печаль. И Рамон, небогатый, простой кнехт, отчего-то пожалел изысканную столичную гостью. Набрав в грудь побольше воздуха, он решился и таки сказал: