Книга Кораблей. Чародеи

— Мгла, да какие доказательства вам еще нужны? Вот мое кольцо, мои документы, в конце концов! — Сианн тыкал в лицо епископу руку с ордальонской печаткой.

— Ты что, действительно считаешь, что, натянув одежду легата, волшебным образом превратишься в меня? — злобно зашипел в ответ Торус, прислонившийся к стене поближе к огню и с ненавистью глядящий на брата. Бородатый палач равнодушно покосился и, вытащив за длинную рукоять из бочки клеймо в виде шестигранника — таким клеймили воров и шулеров, — потер его рукавом.

— Тебе, князь, говорить не позволяли! — яростно засипел Сианн и, дернув плечом, не менее сердито сверкнул зелеными глазами в сторону очага.

Отец Олав, присев на краешек стола и сложив руки на груди, с интересом взирал на разворачивающееся действо. Хельга, посмотрев на комтура, тотчас поняла, что он самым возмутительным образом веселится: слишком уж подозрительно сверкали его голубые глаза, а уголки рта слегка подергивались — точно Эйнар усилием воли сдерживал смех.

— Ваше Преосвященство, — сказала она холодно и ткнула пальцем в пару охранников в гербовых коттах, с бледным видом стоящих у самой двери, — мне сказали, что здесь должны допрашивать вот этих.

— Должны, несомненно, — епископ учтиво наклонил голову, и Хельге снова показалось, что в самых уголках тонких губ комтура таится ехидная усмешка. — Но, видите ли, у нас тут появились более неотложные дела. Понимаете, по церковному ордонансу на дознании, связанном с пришлыми, должен присутствовать только один легат Его Высокопреосвященства, а у нас тут оказалось целых два…

— Правда? — Хельга прищурилась. — Неужели епископу такого ума, как ваш, отец Олав, настолько сложно отличить настоящего ордальона от поддельного?

— Хм, леди Блэкмунд, — комтур очаровательно улыбнулся советнице и сделал широкий жест в сторону поедавших друг друга глазами братьев. — У настоящих ордальонов обычно нет таких ушей и глаз, как у нашего достопочтимого легата эйп Леденваля…

— Ваше Преосвященство, — голос Торуса стал неожиданно мягок, и элвилин послал не менее широкую улыбку комтуру. Вот только взгляд его был таким, что Хельга невольно поежилась. — Не хотите ли вы сказать, что подвергаете сомнению мою верность Ордену и Судие? Позвольте напомнить вам, что в те годы, когда наш гроссмейстер подвергался гонениям, я неустанно сопровождал его во всех невзгодах и мытарствах. В то время как настоящие, по вашему мнению, ордальоны спокойно сидели под крылышком короля и взращивали фруктовые сады…

Лисай поперхнулся яблоком, закашлялся и поспешно отбросил огрызок в темный угол.

— Не слушайте его, Ваше Преосвященство, — засипел Сианн и протестующее поднял вверх руку, — об этом ренегате наслышан любой элвилин. То есть, я хотел сказать, об этой истории с Равелтой. Так что это еще не повод считать короедского босяка, — мужчина выразительно ткнул пальцем в голые ступни Торуса, — тем, кем он пытается предстать перед вами.

Потом опальный менестрель перевел взгляд на Хельгу, обаятельно улыбнулся и, подскочив, ухватил ее за руку. Советница даже захлопала ресницами, поражаясь наглости князя, а тот, деликатно приложившись к ее запястью чуть обветренными губами, поднял на женщину сияющие глаза:

— Скажите же им, наконец, моя Леди, кто здесь есть кто.

Волшебница перевела обескураженный взгляд на эйп Леденваля и, встретившись с потоком ненависти, бьющим из глубины его кошачьих глаз, на мгновение испытала острое желание сделать гадость, согласившись с Сианном. Она гордо вскинула подбородок, но тут Торус прошипел сквозь плотно сжатые зубы:

— Отойди от нее, засранец, это моя женщина.

Хельга вздрогнула и, сделав шаг назад, вырвала руку у менестреля. Легат все также злобно переводил взгляд с нее на брата, точно пытаясь испепелить обоих, но советница, в очередной раз обозвав себя дурой, отчетливо поняла, что готова простить Торусу и этот взгляд, и ругань, с которой он встретил ее в Сатвере, и даже Ингрид Равелту. Она подошла к эйп Леденвалю и, положив руку ему на плечо, обратилась к комтуру:

— Ваше Преосвященство, как вы думаете, стала бы я одалживать князю Дальнолесья свой плащ? Не пора ли уже прекратить ломать комедию и переходить к более насущным делам?

Олав усмехнулся и, отлепившись от стола, повернулся к Лисаю:

— Янниг, все готово для допроса?

Студиозус схватился за гусиное перо, выразительно кивнул бородачу с клеймами, и с готовностью воззрился на епископа. Палач не спеша подошел к Сианну, попутно подпихнув к нему низкую скамейку, положил широкую руку на плечо князю и заставил того сесть.

— Как видите, господин Алиелор, — Олав развел руками, — мы создаем вам все условия для доброжелательного и правдивого разговора. Вы нам рассказываете все, что мы хотим знать, и спокойно отправляетесь в свой дремучий лес. Там сейчас хорошо, наверное: первая золотая листва, паутинки, летящие в лучах солнца, грибы… — комтур искренне вздохнул.

— Да вы поэт, Ваше Преосвященство, — негромко отозвался Сианн, моментально прекратив сипеть и кашлять. К слову, красивый и мелодичный тенор его был куда мягче, чем резкий голос брата. — Вам бы искусством заниматься, а не на черных работать…

— Каждому свое, — епископ склонил голову к плечу, — мое положение обязывает слишком ко многим трудам и заботам, чтобы успевать еще сочинять вирши… Очевидно, элвилинские князья обладают большей выносливостью и большим свободным временем. Хотя, теперь, когда число их несколько поубавилось, им будет сложнее выделять часы для песнопений, да князь?

— Что вы хотите этим сказать? — Сианн поднял глаза на комтура и прищурился. — Не испугаете, отец Олав. Мое место займут другие.

— Ой, да при чем тут вы? — деланно пожал плечами комтур. — Я же обещал, что вы вернетесь на родину. Если захотите, конечно… Я имею в виду почившего князя Мадре.

— Ха! — менестрель ухмыльнулся, глаза его торжествующе блеснули, и он буркнул: — Рано обрадовались…

Хельга почувствовала, как внезапно напряглось под ее рукой худое плечо Торуса, и он резко дернул головой:

— Так ты хочешь сказать, что отец жив?

— Не называй отцом того, кто никогда тебе им не был! — Сианн обернулся к сводному брату и встряхнул волосами. — Этим ты только позоришь его доброе имя!

— Доброе имя? — яростный крик эйп Леденваля забился эхом под сводами пыточной. — Не может быть добрым имя того, кто отрекся от собственного сына и выставил за дверь его мать! Отрекся ради волоокой дуры с лютенкой и своего нового щенка!

— Не смей так говорить о моей матери! — Сианн вскочил на ноги и, взмахнув плащом, точно птица крыльями, крутанулся к брату лицом. — Не тебе, предатель, судить, в чем был прав, а в чем виноват князь Мадре!

Лицо Торуса побледнело, как мел, щека дернулась; и, прошипев: — Это ты, сволочь, отнял у меня отца, — легат бросился на менестреля и обеими руками схватил того за горло.

Сианн с размаху врезал Торусу в скулу, просипев:

— Нельзя отнять то, чего не было.

Легат отлетел в угол, но тотчас по-кошачьи вскочил на ноги, подхватил с пола упавший хельгин плащ, накинул его на голову князю и от души коленом въехал братцу в пах. Сианн охнул и согнулся пополам. Комтур, Лисай, палач, и даже ждущие своей скорбной участи стражники, как по команде, скривились, а Торус, схватив князя за шкирку, бросил того обратно на скамью.