Книга о хорошей речи

В русском языке исключительным богатством экспрессивных оттенков отличаются существительные с суффиксами, обозначающие лицо: девочка — девчурка — девчушка — девчонка — девчоночка — девонька — девулька — девка — деваха; старик — старичок — старикан — старикашка — старичишка. Русское словообразование позволяет нанизывать суффиксы субъективной оценки, так что происходит удвоение, утроение суффиксов: дочурочка, бабуленция, крохотулечка, духотища, срамотища.

Суффиксы создают богатейшие возможности для варьирования при употреблении не только существительных и прилагательных, но и всех частей речи. Например: тысчонка, миллиардище, многовато, маленечко, столечко, рядком, давненько, вприсядочку, никогошеньки, ничегошеньки и т. д.

Но все-же для русского глагола еще большие возможности представляет образований новых слов с помощью приставок, например: бегать — добегаться, забегаться, отбегаться, уездиться, уходиться, обхохотаться, подзаработать, прихватить, попридержать и др. Именно приставки создают особую выразительность таких глаголов, указывая на высокую степень интенсивности действия или на разнообразные оттенки его проявления (исчерпанность, ограниченность и т. д.) и придавая словам сниженную, разговорную окраску.

Кроме знаменательных частей речи стилистическую активность при словообразовании проявляют междометия и частицы.

Многие из них получают яркую экспрессию благодаря суффиксам: баюшки, баюнюшки, охохонюшки, агушки, агунюшки, аиньки (частица а), нетушки, спасибочко и др. К эмоционально окрашенным словам примыкают некоторые формы глагольного происхождения: спать-спатеньки; потягушт-потягушеньки, потягунюшки. Эти слова тоже звучат ласково, употребляются только в устной речи, причем обычно при обращении к детям.

Писатели-классики мастерски использовали стилистические возможности русского словообразования.

С детства в нашей памяти запечатлелись слова из «Сказки о царе Салтане»: Три девицы под окном пряли поздно вечерком… А вы не задумывались над тем, почему поэт назвал своих красавиц именно так — девицы? Ведь мы бы, наверное, сказали иначе — три девушки, потому что в наше время незамужнюю молодую женщину называют девушкой, а несколько устаревшее слово девица теперь звучит насмешливо… Однако в сказке оно, безусловно, уместно: его употребление создает особый народнопоэтический стиль.

В произведениях Пушкина можно встретить несколько слов с этим корнем: Послушайте ж меня без гнева: сменит не раз младая дева мечтами легкие мечты. Или: Но мой Онегин вечер целый Татьяной занят был одной, не этой девочкой несмелой, влюбленной, бедной и простой, но равнодушною княгиней; Какая радость: будет бал! Девчонки прыгают заране. Последняя фраза дала повод современникам Пушкина спорить: можно ли светских барышень назвать девчонками? Критик, осудивший поэта за такую «вольность», возмущался и тем, что автор романа простую крестьянку назвал девой. В избушке, распевая, дева прядет, и, зимних друг ночей, трещит лучина перед ней. Но великий поэт сознательно употреблял в поэтической речи разговорные и книжные слова как равноправные, выступая против всяких условностей, не боясь оскорбить томных дев и уравнивая с ними в правах простых крестьянок.

В русской художественной литературе множество интересных примеров искусного применения словообразования для выражения разнообразных оттенков значений и эмоциональной окраски слов. Фамусов, например, использует их, чтобы выразить расположение к собеседнику (Скалозубу): Прозябли вы, согреем вас, о тдушничек отвёрнем поскорее. В иных репликах эти же суффиксы придают речи ироническую окраску: Будь плохонький, да если наберется душ тысячки две родовых, — тот и жених, создают фамильярно-непринужденный тон его моналогов: Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, ну как не порадеть родному человечку!

А вот пристрастие Молчалина к уменьшительно-ласкательным словам придает его речи заискивающий оттенок, подчеркивая его зависимое положение: Ваш шпиц — прелестный шпиц! не более наперстка, я гладил все его: как шелковая шерстка. В монологах Чацкого слова с оценочными суффиксами звучат сатирически: Французик из Бордо; посмотришь, вечерком он чувствует себя здесь маленьким царьком.

Гоголь с иронией описал увлечение уменьшительноласкательными словами дам города N, пересыпавших свою пустую речь сентиментальными восклицаниями:

— Какой веселенький ситец! — воскликнула во всех отношениях приятная дама, глядя на платье просто приятной дамы.

— Да, очень веселенький, Прасковья Федоровна, однако же, находит, что лучше, если бы клеточки были помельче и чтобы не коричневые были крапинки, а голубые. Сестре ее прислали материйку. это такое очарованье, которого просто нельзя выразить словами; вообразите себе: полосочки узенькие-узенькие, какие только может представить воображение человеческое, фон голубой и через полоску все глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки… Фестончики, все фестончики: пелеринка из фестончиков, на рукавах фестончики, эполетцы из фестончиков, внизу фестончики, везде фестончики.

Использование выразительных возможностей русского словообразования в творчестве наших лучших писателей было обусловлено и особенностями их стиля, и конкретными художественными задачами. Например, Тургенев часто обращался к уменьшительно-ласкательным суффиксом для выражения симпатии, расположения к своим героям. Так, в романе «Отцы и дети»: Она [Феничка] сидела в своей комнатке, как мышонок в норке; с красными детски пухлявыми губками и нежными ручками; высматривала, как зверек (из колосьев). У него суффиксы подчеркивают малый размер предметов, их незначительность: Голубь отправился пить в лужицу; Мостик загремел под копытами; Барин присел на скамеечку; Низенькое крылечко постоялого дворика и т. д. В иных случаях обращение Тургенева к суффиксам субъективной оценки объясняется иронией по отношению к описываемому: небрежно повязанный галстучек, лаковые сапожки (о Павле Кирсанове), а порой — стремлением придать речи сатирическую окраску: Каждая пчелочка с каждого цветочка берет взяточку (о губернаторе); В одной темной статейке, тиснутой в одном темном журнальце (о Ситникове).

Иные стилистические функции выполняет оценочная лексика в романе Μ. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы»: она служит основой для создания психологического портрета Иудушки-Кровопивушки, в самом прозвище которого суффиксы субъективной оценки выполняют сатирическую роль. Его речам «ласковые» слова придают слащавость и елейность, которыми он старается прикрыть свое лицемерие и ханжество: А знаете ли вы, маменька, отчего мы в дворянском звании родились? А все оттого, что милость Божья к нам была. Кабы не она, и мы сидели бы теперь в избушке, да горела бы у нас не свечечка, а лучинушка, а уж чайку да кофейку — об этом и думать бы не смели! Сидели бы, я бы лаптишечки ковырял, вы бы щец там каких-нибудь пустеньких поужинать собирали…

Ф. М. Достоевский обращался к ласкательным суффиксам как к сильному средству речевой характеристики героев. В одних случаях эти языковые средства свидетельствуют о нежности, любви героя: Мамочка, мама, раз-то в жизни была ты у меня… Мамочка, где ты теперь, гостья ты моя далекая?.. Только обнять мне тебя и поцеловать твои синенькие глазки; в других — уменьшительно-ласкательные слова передают издевку, насмешливо-иронический тон говорящего, например следователя Порфирия Петровича в «Преступлении и наказании»: «Я знаю, он моя жертвочка; Говорит, а у самого зубки во рту один о другой колотятся; Губка-то, как и тогда, вздрагивает; Он у меня психологически не убежит, хе-хе, каково выраженьице-то…